Снова это ощущение. Снова это чувство… Как будто всё озеро – это путь. И я иду к солнцу. Сам я тут же начинаю светиться. Я человек. Я литератец. А это значит, что я способен познавать. Само моё предназначение лежит в моём существовании. Моё познание – это и есть я. А кроме того, я способен мыслить. И если я способен мыслить, я способен и создавать.

Я поднимаюсь над водой. И капли стекают с меня, будто бы не капли это, а реки, и сам я не человек, а скала. Я поднимаюсь над водой и землёй, и солнце светит мне в лицо. Сегодня не нужно идти на сверку текстов. Я иду как свободный человек.

Я вижу Галкея, который облокотился спиной на камень. Он нежно гладит обнажённую золотоволосую Ариалку, лежащую у него на коленях. Его пальцы осторожно бегают по её животу и бёдрам. Его лицо до глупости расцвело. Его тонкие губы растянулись в улыбке, а глаза погружены в неё. Как же Галкей всё-таки глуп. Он, кажется, влюбился.

Я подхожу к ним с широкой улыбкой.

– Здравствуй, мой любимый друг, давно я не видел твоего преображённого лика, милого моему сердцу.

– Приветствую тебя, о Эрней,– ответил он, даже не отрывая жадного взгляда от изящной Ариалки. Моя улыбка растянулась ещё шире.

– И тебя я рад видеть, Ари.

Она отвечает мне улыбкой:

– Эрней, что с тобой? Ты весь светишься.

– О, я горю таким жарким пламенем, которое не выразить ни огнём речей, ни жадностью взгляда. Я чувствую, как душа моя жаждет вырваться наружу, разорвав меня на куски. Мой дух светел, и мысли мои чисты. Но, что случилось со мной, я и сам не могу сказать. Уж слишком тяжело держать это в себе.

– Не желаешь ли ты искупаться и привести этим в покой свою душу и свои мысли?– спросила Ари, прищурившись и чуть не смеясь.

– Вода лишь испаряется вокруг души моей. И нет во мне сил, держать в себе эту муку. Ведь, я счастлив так, как не был счастлив ни один человек на земле!

Ариалка уже заливается смехом, глядя на меня, патетично размахивающего руками. И тут я в прыжке барса бросаюсь к ней, облизываю родинку на её тонкой изящной шее, не забыв что-то шепнуть ей при этом на ухо. Поле чего я разворачиваюсь и иду прямо. А Ариалка тем временем продолжает хохотать на руках у смущённого Галкея. Его глаза бегают по углам. Кажется, теперь ему хочется убежать вглубь чащи и спрятаться от смущения. Мой бедный друг. Мой несчастный влюблённый Галкей.

Горы расцветают, наливаясь багрянцем, над нашей великой прекрасной Литератой. Когда я вижу их, залитых тёплыми солнечными лучами, сердце моё заполняется любовью, а душа начинает просто трепетать от восторга.

Это моя Литерата. Я здесь родился, и никогда не покину этот край. О, гори в моей душе любовь к Литерате и к каждому литератцу и к каждой литеранке. О, освети моё сердце благоухание и цветение жизни, ведь нет границ радости того, кто умеет любить. Славься Литерата!

Руки рыцаря были перемазаны в саже и крови. Отрубленная голова зверя продолжала рычать. На него смотрели два жёлтых глаза, наполненные ненавистью. Страх внутри него постепенно превращался в ужас. В голове убитого зверя он узнавал свои черты.

Глава 3. Фонтан

Меня тревожили странные путаные сны. Я, порой, в них совершенно терял землю под ногами. И тут же я оказывался пылу пламени. И пламя было повсюду. Мне просто двигаться было не куда. Но я бежал. Бежал и горел. Бежал, не потому что хотел убежать, а потому что пламя толкало меня вперёд. Я тлел по кускам, не переставая бежать.

Я просыпался и с жадностью хватался за кувшин с нектаром, чтобы хоть как-то ослабить боль, вибрирующую в висках. На лбу у меня выступал пот. Я тут же шёл к своему столу. Я доставал из-под него свой тайник и вываливал всю бумагу на стол. Потом брал палочку тростника, макал в кувшин с соком чёрной ягоды и продолжал писать свою безумную историю. В голове вьётся сюжет мира, которого я никогда не видел. В голове странные тёмные миры прорастают чёрными цветками. И всю ночь я пишу.

Всю ночь я пишу. И это единственный способ унять боль и гудение в голове. Я пишу роман о том, что трудно себе представить. О боли и крови. О вере и отчаянии. О цветах, которые поют. Моё сочинение – это моя армия букв. Она ограждает меня от мрака и ужаса. Мой мир – это переплетённые между собой кровавые сны. Я пишу и упиваюсь этим. Только это оставляет во мне ощущение, что я всё ещё здесь и существую.

Это моё преступное писательство словно пробуждает во мне чувства, которые я раньше не мог испытать. Страх и волнение. Ужас и трепет. Ревность. Я с ужасом осознаю, что по моей душе расползается чёрная капля, словно та, что сейчас упала на лист бумаги.

Я вдруг понял, что боюсь. Что мир стал шатким. Что множество разных сил теперь сдавливают и раздирают меня изнутри. В этом страшно было признаться. Теперь я чувствую, что я Фильтр. Я накапливаю в себе боль. Сам я ещё гоню эту мысль прочь, но сама она уже плотно засела внутри моего черепа.

Что теперь нужно делать? Продолжаю писать, писать и писать. И, кажется, это должно уйти. Ненадолго. Но боль в голове уйдёт. Уйдёт и страх. Мрак развеется. И я опять восхочу любить! И страдание в моей душе исчезнет. И я снова смогу смотреть на горы. И любоваться этой безмолвной величественной картиной. И я снова смогу любить людей. Всех до единого. И Литерату тоже. И солнце снова взойдёт. И пустошь усохнет в душе моей.

Будит меня звон колоколов, доносящийся отовсюду. Если кто-то опаздывает на сверку текстов, по всей деревне звонят колокола, чтобы проспавшие и опоздавшие тоже смогли поприветствовать рассвет и осветить Литерату своим текстом.

Я иду к Фонтану. Возле него находятся Главное Административное Здание, увенчанное колоннами, и кабинет, где сверяют тексты. На ходу я надеваю свою белую мантию. Подойдя к Фонтану, я вижу на его крае Феотулу. Она хитро улыбается, глядя мне в глаза. Сладким голосом она будто бы щебечет:

– Почему же ты опоздал, Эрней? Ты не болен? Быть может, у тебя разболелась голова?

– Нет, Фео, всё отлично.

– Я рада, что у тебя всё хорошо.

Она всё так же хитро и, улыбаясь, в упор смотрит на меня. И тут я…

Проснулся. В окно проникали первые лучи рассвета. Розовый нежный свет опускался с гор на прекрасную Литерату. Наступало утро. Страх, сковывающий меня всю ночь, как рукой сняло. И тут я почувствовал, что лежу весь в поту. Необходимо было занырнуть в озеро ещё до того, как начнётся сверка.

Я погрузился в воду. Пузыри кружатся теперь над моей головой. Я размышляю и теряюсь в своих размышлениях. Я не хочу больше быть литератцем по происхождению. Но я хочу быть литератцем по духу. Я хочу быть особенным. Я хочу создавать. В моей голове кипит множество мыслей, которые я не могу до конца разложить по полочкам. Я могу многое. Я чувствую, что именно я из всего моего поколения должен оставить надпись на скрижалях.

Я должен работать над текстом. Я чувствую силу. Как будто моя сила и есть в этом чувстве. Это чувство будто бы возносит меня надо всем и всё же находится глубоко внутри. Оно настолько сильно, что, кажется, будет гореть и после того, как я сам истлею. Оно вечно.

Мой пафос кажется мне безумием. Я выныриваю из озера и снова вижу красоту своей вечно цветущей деревни. И снова никакого другого счастья не нужно мне, кроме созерцания этой бесконечной красоты. Моё сердце снова бескорыстно и светло. И я снова не хочу ничего желать. Мой дух снова не подвержен волнениям. Я снова жажду лишь счастья и света. Я литератец, преданный солнцу. Мои мысли снова чисты.

Я иду, покачиваясь, к Фонтану, чтобы успеть на сверку текстов. Запах цветущей сирени меня пьянит. Я чувствую в этой музыке утра непреодолимую тоску в сердце. Тоску по тому, что я так молод и прекрасен. И что так молода и прекрасна вечность. Как и наша великая Литерата.

Я подхожу к Фонтану. И около него меня встречает прекрасная улыбчивая Феотула. Мы сплетаемся пальцами и вместе движемся в сторону кабинета. И лишь около её аудитории мы разлучаемся. Она бросает на меня прощальный взгляд. В моём сердце всё ещё остался её запах. И я пишу.