Первые несколько дней после открытия парка сюда было просто паломничество, всех переполняло возбуждение, любопытство; осмотрев же, некоторые разочаровывались — дескать, «и только-то?». Раньше ведь ходили легенды, будто здесь такое великолепие, всякие хитрые штуковины… Слухи оказались сильно преувеличенными!

Конечно, постояльцев гостиницы парк Сююань услаждал уже меньше. Раньше «кто попало» сюда не входил, гуляли избранные, и те, кто был допущен, могли неспешно фланировать среди изысканной тишины, вольготно наслаждаться, и еще изысканней, утонченней становились души этих особо чувствительных высокономенклатурных руководителей. А как только ворота распахнулись, сюда хлынули толпы, ворвался смех, ликованье, шумный гомон, была нарушена чинность и, как жаловалась Юй Вэйлинь, вывернуты камни узорчатого рисунка дорожек, растоптаны газоны, замусорен пруд, поломаны оконные рамы, раздается ругань, возникают драки, бывает, и гадят… Все так. Но Ли Чжэньчжун считал, что эти проблемы постепенно будут разрешены, надо только воспитать в людях чувство хозяина, а возврат к прошлому, закрытие парка принесут плоды еще худшие.

Дождь изменил тональность пейзажей. В нависающей с северо-запада пелене облаков прорисовывались, как на картине тушью, дальние горы, словно фон, специально «продуманный» для деревьев и парковых строений, слитый в единое целое с облаками, дождем, серой дымкой в воздухе, — неразделимые, они дополняли друг друга. Горы как бы утратили незыблемость и массивность, размягчились, округлились, заколыхались, как мираж. Раззадоренной весенним дождем поверхности пруда стало трудно сохранять невозмутимость, и она вся пошла пятнами да точками, кругами да линиями, полосами да бороздками, колыханиями да покачиваниями. И все: выгнутый каменный мосток, взмывающий вверх конек беседки, причудливых форм валуны, рассекающие поверхность озера Тайху, и эти буйные побеги на старых бамбуках, резные окна и галереи, — все было омыто, выбелено струями, все обретало в весеннем дожде живительную силу. И так трогательны были скатывающиеся жемчужинки воды — видимо, пришел час, когда в падающих каплях начинают выражаться весенние чувства самих валунов и бамбуков. Оказывается, струи дождя, колеблемые легким ветерком, — особый весенний язык земных существ.

И зонтики — всех видов и форм. Нет, одиночество — не для людей! И еще не решено, кому больше принадлежит весна: цветам, травам, деревьям — или людям. В одеждах еще оставалась какая-то нерешительность, стыдливость, точно люди робко искали подходящее. Но зонты выбирали с гораздо большей смелостью. Все эти оранжевые, розовые, лиловые и голубые мокрые зонтики в один миг распахивались под небом, собирались при входе на галерею или в беседку, отряхивались от жемчужинок воды, а затем вздымались, чтобы защитить от дождя: воистину пестрые бабочки, то раскидывающие крылышки, то прячущие их. Окутав горы и воды, дождь придал им какой-то выставочный вид. Дождем любовались, по дождю шлепали, о дожде говорили, с дождем играли, от дождя прятались — все обретало живой интерес. Вот уж трудно было представить себе, что прогулка в дождливый день окажется такой приятной! Спасибо этой молодой паре.

Какая-то девчушка самозабвенно шлепала по лужам, привлекая всеобщее внимание.

— Взгляните, сколько в ней радости, вот как гулять надо! — обратилась Лицзюнь к Ли Чжэньчжуну. В этот момент поднялся ветер, колыхнув завесу дождя, и струи обдали их троих, как раз заходивших в беседку, будто обласкав прохладой. — Не простыньте! — Лицзюнь потащила Ли Чжэньчжуна поглубже в беседку, и они невольно рассмеялись.

Та веселящаяся девчушка тоже поскакала к беседке и заскочила внутрь, вся точно мокрая курица, веселая мокрая курица, выжимая волосы и вытирая лицо.

— Холодно, ты же простудишься! — окликнула ее Лицзюнь. Ей как будто нравилось заговаривать с незнакомыми людьми.

— Нет, я люблю мокнуть под дождем, — ответила девочка с южным акцентом.

Рядом с ней, подумал Ли Чжэньчжун, Лицзюнь уже кажется взрослой, сдержанной горожанкой. Молодежь приносит в жизнь горячность и своеобразие. Отчего же Юй Вэйлинь не хочет этого видеть? Разве не порадовали бы ее эти веселые молодые туристы, открой она шире глаза? К чему уповать лишь на те дни, когда лунообразные ворота парка Сююань оставались на запоре? В сущности, ведь тогда и ее, Юй Вэйлинь, тут не было.

И он предложил молодой паре:

— Пошли, вон за тем поворотом я выведу вас в одно местечко, где мы хорошо посидим, ладно?

— Посидим? Чайная, что ли? Чашечка аррорута из лотосов озера Сиху?

— Не то. Тут пока живет одна старая дама, навестим ее, вытащим погулять. А порошок аррорутовый, я думаю, у нее найдется, — пояснил Ли Чжэньчжун.

Молодые люди не стали возражать. Миновали деревянный мосток, обогнули несколько искусственных горок, прошли вдоль узорчатой стены и оказались в бамбуковой рощице. Весь вид портил мусорный бак, полный прелых листьев, рыбьих голов, яичной скорлупы, раковин моллюсков и обрывков бумаги. Намоченное дождем, все это выглядело весьма непрезентабельно. Сюда выносила мусор Юй Вэйлинь. Несколько табличек «Посторонним вход воспрещен» искривились или вовсе слетели с толстых стволов бамбуков на землю. А за всем этим и виднелся тот самый пятикомнатный дом. Обветшавший довольно-таки. Но, несмотря на облезшую краску, еще можно было разобрать следы былых памятных надписей и стихов. Дом как бы тщился сохранить дух старинной интеллигентности. Теперь это просто жилище, а через какое-то время, согласно проектам Чжан Циня, тут будут продавать пирожные, мороженое, кока-колу да лимонад. Любопытное превращение.

Размышляя над этим, Ли Чжэньчжун постучался в ближнюю дверь.

Изнутри донесся неприветливый голос Юй Вэйлинь:

— Это не общественный парк, а частная квартира!

— Ну а я как раз и ищу частное лицо, — рассмеялся Ли Чжэньчжун.

— Кого именно?

— Да открывайте же скорей, сестра Юй, это я, старина Ли, с гостями.

Лишь после такого объяснения дверь со скрипом раскрылась.

Увидев за спиной Ли Чжэньчжуна его спутников, Юй Вэйлинь сначала опешила, но затем буркнула: «Очень рада» — и провела их в комнату для гостей.

— И представить себе не могла, что под таким ливнем вы появитесь в Сююане, да еще в сопровождении молодых людей. Чьи же это дети? — многозначительно спросила она, сделав ударение на «чьи».

— Э, ну да, мы тут вместе гуляли…

Юй Вэйлинь переключила внимание на молодую пару. Лицзюнь сняла плащ и сидела прямо, откинув волосы, с поднятой головой встретив ее изучающий взгляд. Улыбнулась было, но улыбка, не успев распространиться по лицу, натолкнулась на какое-то препятствие и застыла, а глаза испуганно расширились.

И Юй Вэйлинь начала с улыбки, которая затем тоже стала угасать. Вдруг Юй Вэйлинь воспламенилась. Повернулась к Ли Чжэньчжуну и шепотом спросила:

— Так… чья же это дочь?

Она понизила голос, хотя было ясно, что шепот достигнет ушей Лицзюнь.

Только тут уразумел Ли Чжэньчжун смысл этих «чьи», «чья». Юй Вэйлинь явно ошиблась, решив, что лишь потому Ли Чжэньчжун под дождем отправился на прогулку с этой парочкой, что то были не рядовые молодые люди. И разъяснил со снисходительной улыбкой:

— Ничья, мы случайно встретились, вот и все.

Он еще не успел закончить, как лицо Юй Вэйлинь одеревенело, и тоном следователя она обратилась к Лицзюнь:

— Не вы ли это вчера в шестнадцать пятнадцать на той скамейке…

— Да, мы, — прямо глядя в глаза Юй Вэйлинь, ответила Лицзюнь.

— Я… я… я не могу радоваться вашему появлению. — Юй Вэйлинь отвернулась, показав гостям спину, ее всю трясло.

Ли Чжэньчжун испуганно поднялся. А Лицзюнь невозмутимо взглянула на Юй Вэйлинь и мужа, улыбнулась им, а затем и Ли Чжэньчжуну. Взмахнула рукой, будто отгоняя мошку, перебросила плащ на другую руку, подхватила супруга и неторопливо направилась из комнаты.

Ли Чжэньчжун сделал было шаг вперед, но потом повернулся к Юй Вэйлинь.

— В чем дело, сестра Юй?

— Вот они-то и обозвали меня больной!