— Благодарю вас… — Гайгай вдруг чинно поклонилась нам. Она хотела еще что-то сказать, но не смогла.

— Виноваты мы, — смиренно ответил Пань Лаоу, — спичек нет, лампы и той нет, не можем вам даже чаю горячего предложить!

— Мы всегда будем помнить вашу…

Плот причалил к берегу, Гайгай выпрыгнула, обернулась, долго смотрела на нас и затем попрощалась взглядом с Ши Гу. Она была спокойна, к ней вернулось самообладание. Девушка выразила в своем прощальном взгляде всю любовь, твердость и веру.

Потом она решительно повернулась и зашагала прочь. Шла не оборачиваясь, и было видно, как ее красная кофточка замелькала вверху на берегу. Гайгай постояла на возвышении немного, потом нырнула вниз и пропала.

— Гайгай, — позвал Ши Гу, словно очнувшись от сна.

V

Целое утро мы не могли сварить еду из-за того, что у нас не было спичек, пришлось всем сидеть с пустым брюхом. Пань Лаоу не мог закурить свою трубку, и потому ему было не по себе, все утро он сидел на краю плота и плевал в воду. В конце концов он не смог удержаться, чтобы не припомнить Ши Гу, что это по его вине пропали целых два коробка спичек. В другое время Ши Гу сразу бы взорвался, но сейчас он был смирный, словно ребенок, который сознает, что набедокурил. На лице Ши Гу появилась лишь застенчивая, примирительная улыбка. Только сейчас я сообразил: когда встречаются влюбленные, тепло их любви за одну ночь может сделать их другими людьми. В Ши Гу не осталось и следа его прежней злобы. Честно говоря, я поначалу побаивался его, но сейчас я понял, что он мягкий и добрый.

На берегу виднелась большая куча золы, над которой вился белый дымок, стоявший неподвижным столбиком в безветренном воздухе. Ши Гу обрадованно сказал:

— Дядя Пань, вот и огонь вам закурить. — Он быстро скинул одежду и бросился в воду.

— Ты куда? — крикнул Чжао Лян.

— Принесу огонь! — Ши Гу указал на дымившуюся кучу.

— Ха, а я и не додумался! — Пань Лаоу засмеялся, набил табаком трубку и стал ждать.

Ши Гу зажег на берегу пучок соломы, плывя к нам, пронес его над водой и вскарабкался на плот. Пань Лаоу, приняв от него огонь, тут же растопил очаг. Он, довольный, крякнул и дружески похлопал Ши Гу по плечу.

— Ты, может, жизнь мне спас.

Чжао Лян раздул огонь и взялся готовить еду. Пань Лаоу взялся помогать и приготовить все самое лучшее из общих запасов. Ши Гу тут же одобрил идею, и я, естественно, согласился. Чжао Лян немного помялся, но, не желая омрачать общее веселье, тоже предложил к общему столу два утиных яйца.

Когда еда сварилась, все сели кружком, Пань Лаоу налил каждому вина и, подняв чашку, сказал:

— Ну, давайте за то, чтобы уважаемый Сюй жив остался, а Гайгай и Ши Гу соединились, пожелаем им попутного течения, попутного ветра… поехали!

Ели на этот раз весело и дружно. Все же под конец любящий съязвить Пань Лаоу сказал, что тыква без чеснока получается не очень вкусная, а Чжао Лян попенял Ши Гу на то, что тот много льет в чашку соевого соуса, зря переводит дорогой продукт.

После еды вскипятили чай. Решили, что когда мы приплывем в Шуанхэцзе, то сойдем на берег, закупим все, что нужно каждому, а затем, если в этот вечер будут показывать кино, пойдем вместе смотреть. Чжао Лян особенно волновался, потому что в Шуанхэцзе у него была родственница, она работала в пошивочной артели. А у той женщины жила его самая младшая дочь, которой исполнилось только четыре года. У Ши Гу тоже был родственник в Шуанхэцзе, и он собирался переночевать у него.

— Ты на берегу переночуешь? — спросил Чжао Лян Пань Лаоу.

— У меня нет никого, — ответил Пань Лаоу.

— Подружки-то есть! — рассмеялся Ши Гу. — У Айхуа!

— Осел! К чему ворошишь прошлое… — Пань Лаоу покачал головой, легонько вздохнул.

Ближе к полудню на правом берегу реки показался холм, а на его вершине высокая пагода. Чжао Лян объяснил мне, что скоро будет Шуанхэцзе. Я с малых лет слышал, что Шуанхэцзе прежде был уездный город, а сейчас стал центром района. Это большой город. Домов в нем немало, есть две длинные, пересекающиеся крест-накрест улицы; улицы те очень широкие, по ним в ряд могут идти сразу десять человек или ехать две машины. На одной из улиц стоит трехэтажный универсальный магазин, в нем есть все, что хочешь, даже заморские лошади (так у нас зовут велосипеды). Я с детства мечтал побывать в Шуанхэцзе, но так и не довелось, уж больно далеко это было: по короткой дороге сто пять верст, по длинной — сто восемь, а по реке целых двести будет. И вот сегодня я наконец попал в город. Сердце мое сильно билось от радости.

Вскоре река сделала поворот, мы обогнули пагоду, и я увидел перед собой целый лес черепичных крыш. Плот причалил, мы оделись во все лучшее и сошли на берег. Сегодня, по-видимому, был не базарный день. В городе стояла тишина, а на улицах не было людской толчеи. Всюду валялся мусор и обрывки дацзыбао. Над лавками торговцев в конце улицы был протянут огромный красный плакат. Только немногие из лавок были открыты. Нам сказали, что оперная труппа уезда приехала в Шуанхэцзе давать представление и народ пошел смотреть. Мы зашли в несколько лавок в надежде купить спички, но их нигде не было. Потом в одной маленькой лавчонке старик сказал нам, что спичек в городе нет уже полгода. Спичечная фабрика была разрушена, так как в уездном городе были вооруженные столкновения. Еще он сказал, что артель скобяных товаров стала выпускать серпы для высекания огня, по пять цзяо за штуку.

— Куплю одну штуку, — сказал Пань Лаоу.

Эти серпы я видал в детстве. Дедушка жалел деньги на спички и держал серпы для высекания огня. Потом он решил, что пользоваться ими неудобно. Я тогда часто брал их поиграть, но, сколько ни старался, никак не мог высечь хоть искорку.

А у Пань Лаоу была большая сноровка. Зажав в левой руке бумажный фитилек и кремень, а в правую взяв серп, он с силой ударил серпом по кремню, и вылетевшая искорка попала прямо на фитилек, а тот сразу же начал тлеть. Потом Пань Лаоу перевернул фитилек вниз, дал огню немного набрать силу, тихонько подул, и над бумажкой поднялся язычок пламени.

— Ну, друг, ты и мастер, — сказал старик.

— Я так добывал огонь, когда были японцы. Вот уж не думал, что и сегодня без этого не обойдешься. Видно, время вспять потекло, — со вздохом сказал Пань Лаоу.

— Старший брат, ты уж не мели что в голову взбредет, — поспешно пресек его продавец.

— Я правду говорю, — возмутился Пань Лаоу.

— Так правды-то и нельзя говорить, — сказал старик. — Здесь Шуанхэцзе, кругом политика, всюду классовая борьба!

Пань Лаоу засопел и ничего не ответил. Чжао Лян купил кувшинчик, Ши Гу — полотенце для рук. Выйдя из магазина, они направились к своим родным.

У меня в городе никого не было, и мне не оставалось ничего другого, как пойти за Пань Лаоу. Мне очень хотелось посмотреть театральное представление, но Пань Лаоу повел меня есть. Мы медленно шли по улице, и Пань Лаоу смотрел по сторонам с задумчивым видом. Проходя мимо аптеки, Пань Лаоу заглянул в нее, долго рассматривал выставленные за стеклянным прилавком лекарства, потом опять вышел на улицу.

— Хочу купить немного женьшеня, — тихо сказал он.

— Женьшеня? — удивился я.

— Почтенного Сюя надо женьшенем лечить, чтобы силы у него восстановились. А когда силы к нему вернутся, любую болезнь преодолеет.

— А почему же вы не купили?

— А с кем этот женьшень отправлю? — вздохнул Пань Лаоу.

В это время вдруг стало темнеть, небо заволокли черные тучи, подгоняемые сильным ветром. Вся южная половина неба почернела, издалека донеслись раскаты грома.

— Сейчас гроза будет, надо возвращаться на плот. — Мне было очень жаль, что не удалось посмотреть представление.

Но тучи прошли стороной, и мы остались в городе.

Мы зашли в закусочную, где Пань Лаоу взял две чашки лапши. Неизвестно откуда появившаяся нищенка протянула вдруг разбитую чашку Пань Лаоу.