– Я хочу стать зодчим. Обучиться на него в профильной академии Риттерина. Это кажется бредом, но когда я смотрю на замки, особняки, дома, внутри меня загорается огонь. Я будто вижу их в разрезе – фундамент, стены, пол, лестницы, крыша. Воплощать идеи в жизнь, создавать нечто уникальное, а не копаться на месторождении в этой дьявольской дыре и искать, кому бы подороже продать очередную партию магического металла. – Последние слова он будто выплюнул, сморщившись от отвращения, но в глазах горело то самое пламя, о котором он говорил, так присущее людям с целью и горячим сердцем.

Мы с ним похожи… По воле судьбы или издевательству богов, я училась на архитектора.

Хотя нет, характер и воля становятся ярче, непоколебимее в столкновениях с преградами, чувствовалось, что воздушник в отличие от меня был пленен своей мечтой.

Я поступила учиться на архитектора, потому что родители ими были. Все просто. Никаких ухищрений или долговременных планов…

– Твой род против? – тихо спросила я. На меня нахлынула грусть.

– Еще как. Они считают работу зодчего позорной. Я должен окончить Холиральскую академию и отправиться на обучение к отцу, иначе меня лишат поддержки семьи. – Ридж горько усмехнулся. – Должно быть, звучит банально и глупо.

– Скорее невероятно, – улыбнулась я, положив ладонь на его плечо. – Всю жизнь, зная планы семьи, ты не боялся искать свой собственный путь.

– Боги! Загадка, ты выдаешь себя, даже когда пытаешься утешить меня. – Парень резко отвернулся лицом к окну, моя рука соскользнула вниз, а его взгляд устремился в никуда. Едва слышно он добавил: – Ты определенно не от мира сего.

Шок и изумление. Меня будто пронзила молния, яркая, расколовшая меня на две половины: первую – понимающую и беспечную и вторую – желающую отвесить этому остолопу люлей.

Я подавила желание оглянуться, чтобы убедиться, что нас не подслушивают.

Воздушник оставался неподвижен, я сделала шажок и обняла его, сцепив ладони на его плечах. Парень вздрогнул, напрягся, словно взведенная пружина, и с тихим вздохом расслабился.

– Если стать зодчим – это то, чего ты действительно хочешь, то просто иди к своей цели. Но не смей слишком много болтать обо мне в этом месте. – Объятья стали крепче, будь у меня достаточно сил, я бы похрустела его косточками, чтобы донести всю серьезность своих слов. – Я научилась одному: любая защита может дать трещину. И твоя магия не исключение.

Помедлив, он кивнул:

– Извини, сглупил. Ты права. Кто бы мог подумать, что ты так скоро начнешь сыпать нравоучениями? У тебя определенно талант.

Я отстранилась. Ридж и правда выглядел виноватым и пристыженным, как домашний пес, разгромивший к приходу хозяев всю квартиру. Мне стало спокойнее, хотя то, что все больше людей догадывается о моем происхождении, – определенно повод для волнения.

Главное, чтобы моя тайна не покинула узкий круг людей, которым я доверяю…

– Талант? Если бы, – хмыкнула я. – И боюсь, если продолжу в том же духе, то совсем скоро превращусь в ворчливую бабулю.

– Если это случится, ты будешь самой привлекательной бабулей, которую я видел. – Воздушник заразительно улыбнулся.

Я лишь рассмеялась, чувствуя, как становится легко на сердце. Будто мир раскрасили яркими акриловыми красками, что не растворятся от воды и навсегда останутся чистыми и яркими.

– А теперь заполни до конца заявление. Хотя их сдавать лишь завтра. Если не уверена, можешь подумать. – Ридж подал мне откатившуюся на край подоконника ручку.

– Нет-нет. Я знаю, что выбрать.

Без сомнений я черкнула по нужному пункту и, повторно вписав свое имя внизу бланка, передала его воздушнику.

Дарла отчетливо помнила момент, когда впервые увидела академию. Замок с башнями, как копья с поблекшими, прошедшими не одну войну наконечниками, фасад с множеством двустворчатых окон, стены из камня неоднородного цвета, что пожелтел и потрескался от времени.

В тот далекий момент она полюбила, прикипела всей душой к Холиральской академии. И впервые за несколько недель улыбалась. Кто бы мог подумать, что очарование слетит, как потрескавшаяся штукатурка, стоит окунуться в реальный мир, где положение и власть решают все.

Ей было девять, когда она потеряла родителей. Она помнила скрип палубы, запах соли, свежести и йода, переругивания матросов, но абсолютно не помнила, куда они плыли. А может, и вовсе не интересовалась у родителей. Внимание Дарлы занимали бесконечная водная гладь и волны, разбивающиеся о борта корабля, будто приветствуя путешественников и желая им удачной дороги. Так она думала в тот момент. Теперь ей казалось, они их предупреждали, просили развернуть судно, бесконечно кликали беду, как чайки у берегов.

Но в то время каждый день был по-своему прекрасен. Открывая глаза, Дарла, позабыв обо всем, бежала на палубу, гадая, какого цвета море будет сегодня? В солнечные дни оно наливалось синим, и казалось, что небо над головой – всего лишь его блеклое отражение, а в пасмурные – серело, приобретая грязно-зеленый оттенок, как выносимые на берег волнами водоросли.

Последние дни путешествия запомнились девушке особенно четко, а то, что было прежде, будто стерлось за ненадобностью.

Магов на корабле не имелось – воздушники и водники для большинства плаваний являлись непозволительной роскошью. В основном их нанимали крупные компании для перевозки дорогостоящих грузов.

После трагедии Дарла много думала о родителях и задавала себе один и тот же вопрос: как бы сложилась их судьба, если бы ее сила пробудилась раньше? Она бы точно их спасла, смогла бы уберечь корабль и всех, кто плыл на нем…

Однажды ночью, когда их путешествие приближалось к концу, тучи сгустились, и вскоре волны поднимались так высоко, что захлестывали палубу корабля, а матросы привязывали себя канатами к мачте.

Дарла помнила, как расстроилась накануне вечером, когда отец передал слова капитана о скором прибытии. По словам бывшего морского солдата, им оставалось плыть не дольше суток.

В тот вечер она не разговаривала с родителями. Ей не хотелось сходить с этого корабля, пусть и надоели однообразные обеды из солонины, сухарей и сухих кислых ягод. Их Дарла терпеть не могла и выкидывала за борт, пока матушка не поймала с поличным и не заставила проглатывать красные горошины при ней.

Как до смешного быстро может измениться жизнь. Сейчас она бы ела те ягоды вместо завтрака, обеда и ужина, если бы это вернуло родителей.

Последний вечер… Последний ужин… Последняя обида перед столкновением со смертью. Одна ночь забрала у Дарлы все. Как мелочная торговка, судьба обобрала ее до нитки, едва позволив выбраться самой.

Непогода превратилась в шторм, яростный ветер хлестал по парусам, стоило выйти на палубу, и промокнешь до нитки. Отец ушел помогать матросам, Дарла кинулась за ним, но какой-то мужчина случайно сбил ее с ног, и она рухнула на пол, ударившись головой. Дверь на палубу, возле которой она лежала, болталась на петлях, то и дело ударяясь о косяк. Оглушающие хлопки вскоре стали напоминать клацанье зубов, или это ее сознание помутилось, а тело затвердело от холода из-за морской воды, плескавшейся повсюду. Прошло несколько минут, прежде чем мама отыскала свою девочку и, всхлипнув и крепко обняв, увлекла вглубь корабля.

– Все хорошо, Да-а-арла. – Мама всегда словно пропевала ее имя, но в этот раз из-за волнения голос женщины подрагивал, как расстроенный инструмент, звучал неправильно. – Все скоро закончится, малышка. Не плачь.

Но Дарла не плакала. Совсем. Она ощущала леденящий ужас, настолько пронзительный и вызывающий оцепенение, что даже не могла плакать. Кажется, она уже тогда понимала, что ожидало их впереди.

Возгласы с палубы перемешивались с грохотом разбушевавшегося моря. Все внутри каюты тряслось, ходило ходуном, переворачивалось, а когда судно в очередной раз накренилось на бок, к ним ворвался отец. Его лицо побледнело от холода, волосы облепили голову, а с одежды лило ручьем.