— Это редкое явление, сеньора, но случается. Это ваша природа требует мужчину. Пока был ваш муж, он не позволял вам и вашему телу тосковать, а теперь его нет рядом, а плоть ваша так устроена, что без мужчины вы чувствуете себя больной и угнетённой.

— Но я люблю своего мужа, мечтаю о нем, жду с нетерпением и… вожделением! Как такое может быть, сеньора?!

— Тут ничего нельзя сделать, сеньора. Лишь снизить ваше влечение, это я вам обещаю. Полностью избавить вас от всего этого я не смогу, и никто не сможет, но я помогу снизить вашу зависимость от мужчины. Вы должны немного набраться терпения. Через неделю вы почувствуете себя лучше, и можете справиться с вашим состоянием. Подождите, я подберу вам трав, а вы сделаете из них настой и будете пить три раза в день перед едой. Не пропускать.

Женщина вернулась довольно скоро и принесла в холщовой сумочке пучки сухих трав. Запах распространился по комнатке, и Алма уловила запах мяты.

Алма внимательно слушала женщину, запоминая нехитрый рецепт, заплатила целый серебряный песо, а женщина вдогонку сказала:

— От мужчин не советую отказываться, сеньора. Пока лекарство не подействует. Если понадобится ещё, жду вас снова. Дорогу вы знаете.

Алма с надеждой в груди поспешила домой — соседка ждёт, занимаясь Витором в её домике.

Неделя не прошла, как она принимает настой, как Лопе снова появился в доме, и Алма, хоть и пыталась сопротивляться, но всё же уступила, и они опять провели бурную ночь. И опять Алма ощущала наутро отличное самочувствие и радость во всем тела. Злость нахлынула на неё, но длилась недолго.

Вскоре она незаметно стала ощущать ослабление тяги к мужчине. Это так её обрадовало, что она даже запела песенку, слышимую не раз на улице, не могла остановить рвущееся чувство радости, хотя песенка оказалась не очень пристойной.

Сейчас все её мысли сосредоточились на Нике. Он отсутствует уже девятый месяц и ожидания его становились всё мучительнее. Иногда её мысли затуманивались самыми мрачными видениями, и она всегда после этого чувствовала себя разбитой и несчастной.

Прошло ещё больше недели, и Алма укрепила дверь новым засовом, мастер обещал, что этот никто не сможет открыть.

И уже через пять дней она убедилась в этом. Лопе опять пытался открыть дверь, но ничего не получилось, и он спросил через дверь:

— Что с тобой, моя любимая? Неужели я перестал тебе нравиться? Открой!

Она подошла к двери и тихо, чтобы не разбудить сына, ответила:

— Убирайся и, побыстрее, подлец и негодяй! Или я не отвечаю за себя!

— Да что случилось, дорогая? Супруг приехал? Так дай я с ним поговорю.

— Если не уберёшься, я в окно позову на помощь! Уйди и больше никогда в мой дом не заявляйся! Проклятый!

Лопе продолжал упрашивать. Грозил и умолял, но Алма перестала ему отвечать. Уже лёжа в постели, она вдруг представила, как он, после приезда Ника, будет так же пытаться проникнуть к ней и требовать своего куска от её тела.

«Это как-то надо прекратить и навсегда! — подумала она в волнении и страхе, который поселился внутри и терзал её. — Но как это устроить? Ведь я с ним никогда не слажу. Он сильный и вооружён, а теперь будет настороже».

Бедная Алма, потеряв половину интереса к нему и вообще к мужчинам, пыталась найти способ отвадить его от дома. Сейчас она не хотела скорейшего приезда Ника, и молила Бога, чтобы он приехал попозже.

А Лопе продолжал раза два в неделю наведываться к ней и требовать своё.

Время шло, но Алма боялась выйти на улицу, пойти на рынок или купить в лавке для себя или сына материал и сшить одежду. Соседи с недоумением посматривали на молодую красивую сеньору в затворничестве, и ломали головы, не находя ответа.

Однако Лопе с каждой неделей всё больше охладевал к ней и через два месяца перестал надоедать своими посещениями её домика. Она вздохнула с облегчением, но через почти месяц после этого неожиданно повстречал её у дома и преградил путь.

— Что вам надо, сеньор? — испуганно спросила она, не узнав его в новом и довольно красивом камзоле. Была ранняя весна, и солнце ещё не накалило воздух. И Алма вышла в накидке и косынке на голове.

— Что не узнала, шлюшка? — протянул он к ней руку. — А я тебя не забыл! Думаешь, я буду молчать, когда твой муженёк появится? Кстати, что-то он долго в отсутствии. Так что выбирай, милая незнакомка!

— Отстань! — тихо прошипела Алма, оглядываясь по переулку. — Люди увидят!

— Тогда впусти сегодня ночью — и я отстану на некоторое время, красотка!

Он вопросительно смотрел на неё, и Алма тоже впервые увидела его при свете дня, и это оказалось не таким уж отвратительным зрелищем. Он не выглядел красавцем, но был вполне симпатичным мужчиной, лет за тридцать, и мог пользоваться расположением женщин. Был при шпаге, как и подобает идальго, хотя занимался он ремеслом вовсе не дворянским. Но в Испании таких дворян было на каждом шагу, обедневших до нищенства и промышлявших чем придётся.

Она думала, с лихорадочным возбуждением и страхом. В голове калейдоскопом сменялись одни мысли за другими. Наконец она вздохнула почти горестно, проговорив с тоской в голосе:

— Чёрт с тобой, подлец проклятый! Приходи, но это будет в последний раз!

— Как приятно слышать такие слова, красавица Алмита! Там видно будет, — и Лопе хитро усмехнулся.

Они расстались, вернее, Алма стремительно убежала, спеша к сыну, который уже должен был проснуться, оставленный один. Лопе проводил её хохотом и отпустил вслед сальную реплику.

Дома, утешая сына, Алма лихорадочно думала, как выпутаться из этого гнусного положения. Ведь вскоре мог приехать Ник — и что тогда будет с нею?

Уже в сумерках, не зажигая огня, она вдруг решительно отобрала два небольших ножа, и, подумав, спрятала их под матрас с двух сторон. Сама легла и примерилась доставать их обеими руками. Осмотрелась, подумала и пошла в кухню за третьим ножом. Его она положила под салфетку на столике, где стоял горшок с увядшими слегка цветами из крохотного садика.

Сразу стало немного спокойнее, но мысль, что ей предстоит защищать себя от матерого преступника, который, возможно, не раз убивал человека, стало не по себе, и дрожь пробежала по телу. Усилием воли она заставила себя успокоиться и занялась сыном. Кроватку отодвинула слегка на фут дальше от кровати, искупала его в лоханке, вытерла и стала кормить грудью, что она теперь делала только перед сном. Мальчик уже немного ходил, ковыляя и падая на непослушных ножках. Долго убаюкивала, словно малыш чувствовал, что у матери предстоит трудная и опасная ночь.

Наконец ребёнок заснул, а сама Алма по нескольку раз подходила к двери и проверяла, как закрыта дверь. Она её закрыла на старый засов и то не до конца. С колотящимся сердцем легла, но сон не смыкал её веки. Прислушивалась и ломала голову, сможет ли она осуществить свой план и что из этого может получиться.

Он заскрёбся довольно скоро, и сердце Алмы подскочило к горлу. Волнение и страх смешивались с возбуждением и предчувствием чего-то ужасного. Она стремительно села в кровати, прислушалась, а рука сама нащупала нож.

Лопе тихо вошёл, осмотрелся и молча стал высекать огонь и зажигать две свечи. Внимательно оглядел молчаливую Алму и подошёл ближе. Спросил мрачным тоном:

— Что ты мне приготовила, потаскушка? Какую каверзу?

Алма не ответила, боясь выдать себя дрожащим голосом. Наблюдала, как он раздевается, и с неприязнью думала о Нике, который так долго не возвращается домой и не защищает её.

Лопе же прилёг к ней, поцеловал в шею, губы она отвернула. Рука скользнула под матрас и нащупала нож. Усмехаясь, он показал его и отбросил в угол.

— Молодец, шлюшка! Хотела меня прирезать? Думаешь, я полный дурак? Теперь я займусь тобой всерьёз.

Он набросился на неё с жаром истосковавшегося по женскому телу мужчины и осыпал её поцелуями, не обращая внимания на её сопротивление. Потом грубо овладел ею, а женщина на минуту затихла, ощущая прежнее желание и с. наслаждением отдавала ему свою страсть.