Маклин тоже не ожидал увидеть Тони – брови у агента поползли вверх, он глупо хлопал глазами и ничего не мог выговорить, потому что ловил ртом воздух. А доктор искал пути отступления, но напрасно – на тротуаре за их спинами никого не было, а бегство в сторону железнодорожных путей с застывшими на них вагонами вызвало бы еще больше вопросов и подозрений. Тем более толкать перед собой моноциклет…

– Здравствуйте, агент Маклин, – наконец выговорил Тони и повернулся к доктору: – Здравствуйте, доктор Уотсон.

– Что вы здесь делаете, Аллен? – Агент забыл поздороваться и смерил Тони взглядом.

– Предположительно то же, что и вы, – усмехнулся Тони.

– Э… – протянул доктор – на его лице не дрогнул ни один мускул. И вовсе не по причине завидной выдержки доктора. – А вы имеете честь меня знать?

– Я читал ваши «Записки» еще подростком. И даже вырезал ваш дагер из газеты. – Тони улыбнулся широко и искренне. В данном случае говорить правду было легко и приятно. – Позвольте представиться, меня зовут Тони Аллен. А это – Кира О’Нейл, моя подружка.

– Драсте, сэр, – почему-то робко пробормотала Кира. И даже изобразила что-то вроде книксена – в брюках не вполне изящного.

– Я пришел сюда по поручению ее отца, – продолжил Тони, не давая им опомниться. – Он из штаба докеров. Представителей компартии, разумеется.

– Вы коммунист, Аллен? – В глазах агента Маклина щелкали мысли, одна за другой.

– Ни в коем случае. – Тони энергично помотал головой. – Я лишь ухаживаю за дочерью коммуниста. Но, вы же понимаете, отказать отцу своей подружки я не могу.

– Я слышал, что вы имеете много сомнительных знакомых. Так в чем же состоит поручение, которое вы взялись выполнить?

– Докеры предлагают ветеранам встретить марш сэра Освальда возле баррикады на Кристиан-стрит. Согласитесь, стратегически это было бы правильно. И – ¡No pasarán!

– Вы говорите по-испански, Аллен? – насупился Маклин.

– Почти нет. Я лишь знаком с лозунгами Республиканской армии. Из газет, конечно.

В это время доктор совершенно бесцеремонно разглядывал Киру. И если мимика на его лице полностью отсутствовала (вблизи это было слишком хорошо заметно и производило жуткое впечатление), то взгляд, напротив, был удивительно живым и выразительным. При всем уважении, захотелось дать доктору по зубам – он годился Кире в прадеды, даже не в деды! Однако Кира осмелела под его взглядом и миленько улыбнулась. Старый, дохлый, вонючий… хм… волокита!

Вонючий. Да. От доктора за версту несло одеколоном. Так же как от агента Маклина. И как Тони не догадался раньше, что агент Маклин не просто так любит дорогой одеколон? Люди с альтернативным способом жизнедеятельности специфически пахнут химикалиями, а потому стараются свой «естественный» запах заглушить.

– А что, Маклин? По-моему, очень здравое предложение, – пробормотал доктор. – Если мы хотим остановить марш, конечно, а не провести ночь в полицейском участке.

– Я не готов соединяться с пролетариями всех стран… – проворчал агент с брезгливым выражением лица.

– Да ладно вам, агент, – усмехнулся Тони, пользуясь неформальной обстановкой. – Против фашистов можно дружить и с пролетариями. Вот увидите, на нашей баррикаде будут сражаться не только коммунисты – это первое серьезное препятствие на пути марша, туда будут отступать все, кто встретится с полицией раньше.

– Видали, чё там написано? – вдруг выпалила Кира, указав пальцем на висевший над баррикадой транспарант. – Что все люди братья. Эт мы написали. И вы тожа братья. А фашисты хотят всех вас сбросить в Пекло.

Лицо агента Маклина брезгливо перекосилось, а вот доктор рассмеялся (как умел).

– Мисс О’Нейл только что пояснила нам, Маклин, что коммунисты вышли на Кейбл-стрит защищать таких, как мы. И ей не откажешь в логике.

– Я не нуждаюсь в том, чтобы меня защищали коммунисты, – ответил тот. – И, признаться, не понимаю, какие цели преследует Аллен.

Нарушение осанки можно исправить лишь на смертном одре, а леопард от своих пятен никогда не избавится.

Черная перчатка небрежно торчала из кармана спортивных клетчатых брюк доктора, и Тони посмотрел на механистические пальцы, лежавшие на руле моноциклета. Доктор заметил его взгляд и попытался прикрыть пальцы рукавом куртки. Тони успел рассмотреть безобидную зажигалку на конце указательного пальца, а подумал почему-то о паяльной лампе…

– Бросьте, Маклин. Вам же объяснили: мистер Аллен ищет расположения отца очаровательной мисс, в этом нет ничего странного или предосудительного. Если бы мне было столько же лет, сколько мистеру Аллену, я бы тоже искал этого расположения. – Доктор посмотрел на Тони и подмигнул. Надо же, ни один мускул на его лице не шевельнулся, но глаза смеялись. – Давайте все-таки обсудим его предложение с Советом ветеранов.

Над головой, размахивая крыльями, зависла полицейская авиетка, голос из рупора призывал разойтись, не нарушать общественный порядок, не чинить препятствий маршу и не оказывать сопротивления полиции.

Маклин поморщился – то ли от слов доктора, то ли от призывов полиции.

– Я доложу мистеру Си, в чьей компании вы проводите уик-энд, Аллен, – сказал он и, развернувшись на пятках, направился в сторону жалкой ветеранской баррикады.

– И еще директору Бейнсу, – крикнул Тони ему вслед. – Ему тоже будет интересно.

Кира показала язык в спину Маклину и тихонько проворчала:

– Лысый – сядь пописай…

С чего она взяла, что Маклин лысый?

Доктор собирался к нему присоединиться, развернул моноциклет, но приостановился и оглянулся.

– Бейнсу… Это не тому Бейнсу, что начинал деревенским инспектором в графстве Суррей?

– Я не знаю. Вполне возможно, – пожал плечами Тони.

– Я знал, что он далеко пойдет, – кивнул доктор. – Мой друг когда-то сложил о нем высокое мнение.

Он замешкался, сунул «живую» руку в карман и извлек из него маленькую шоколадку в сверкающей обертке.

– Мисс О’Нейл, не сочтите за навязчивость мой скромный гостинец… – Доктор подал шоколадку Кире.

Кира протянула руку робко и медленно, а потом слишком поспешно выдернула лакомство из рук доктора. И снова сделала неуклюжий книксен.

– Пасибочки, сэр.

Доктор, наверное, улыбнулся (во всяком случае, глаза его выражали именно улыбку) – и направился вслед за Маклином.

– А он милый, этот твой док, – сказала Кира на обратном пути, откусывая кусок шоколада.

– Да ну? – обиженно спросил Тони.

– Ты чё? Ты обиделся, что ли? Ваще, да? – Она покрутила пальцем у виска. – Он жа это… с печки бряк…

– Чего?

– Мертвяк! И старый к тому ж.

Тони насторожился:

– А с чего ты взяла, что он мертвяк?

– А то не видно! – хмыкнула Кира. – Я знаешь как шиколадку брать дрейфила? Но он же ж по-доброму, правда?

– Нет, ты мне объясни: по чему тебе видно, что он мертвяк?

– Ну… Я не знаю. Просто: видно и все. И второй тож… с печки. Он чё, твой босс?

– Нет. Помнишь, я рассказывал тебе историю про пеструю ленту?

– Дык! Еще ба! Я три ночи не спала! – Она засмеялась.

– Ее доктор Уотсон написал.

– В рот конпот! Правда, что ли?

– Ты потом внукам будешь рассказывать, как он угощал тебя шоколадкой, – так что сохрани обертку на память.

– А чё? Можно. – Кира откусила еще кусочек. – Слушай, но ведь твой этот Ватсон, он по-доброму жа, да?

– В смысле?

– Ну, если б там трупный яд был, на шиколадке… Он ба не дал ведь, правда жа?

– Никакого трупного яда у мертвых нет, можешь не опасаться. И конечно, он по-доброму. – Тони ее вовсе не передразнивал, просто случайно поймал себя на том, как безграмотная речь заразительна. – То есть угостил тебя от всего сердца.

Небольшой поворот Кейбл-стрит не позволял участникам марша издали увидеть баррикаду, но и с баррикады приближение чернорубашечников было только слышно – в первую очередь нарочито громкий цокот железных копыт полицейских механоконей, который не заглушили выкрики и свист из окон.