Стоило старику с лицом юноши выйти, как ко мне нагнулась Галуу, хозяйка юрта.

– Что ты видела, девушка?

– Я не помню, хатагтай. Я совсем не помню.

В юрт я вернулась совсем разбитой, с больной головой. Сама бы, наверное, даже не добралась до шатра, но ДуЧимэ, ждущая за войлочными стенами, поймала за руку, как только Галуу приказала уйти, махнув рукой. Укрывшись в небольшом шатре девушки, с благодарностью упала на принесенную недавно кровать. Что такого произошло внутри при встрече с шаманом, что мне было так плохо – вспомнить никак не удавалось.

– Отдыхай,– печальная, ДуЧимэ подала мне воды в небольшой чаше. Тонкая рука пригладила мои волосы, словно девушка хотела поделиться теплом. – Шаман душу смотрит. Потом душа болеть. Спи.

Чувствуя, что я и в самом деле не могу оторвать голову от лоскутного одела, которым была застлана кровать, только прикрыла глаза. Пусть так. Пока мне ничто не угрожает, пока люди вокруг так ко мне добры, стоит отдохнуть.

Проснулась я в полумраке. Под войлочным потолком горел всего-то один небольшой масляный светильник, едва рассеивая темноту. По стенам, казалось, блуждали огромные мрачные тени, следящие за мной, но не имеющие возможности поймать. Сейчас, после того, как дневные ощущения после встречи с шаманом немного притупились, я могла более трезво рассматривать ситуацию. Из всего выходило, что я попала не просто в общество людей, что верят в духов, а туда, где граница между двумя мирами почти стерта.

Это немного пугало, так как вся моя прежняя жизнь учила, что стоит остерегаться и не привлекать к себе внимание подобных тонких материй. В монастыре и вовсе запрещалось говорить на подобные темы. А здесь, сидя на кровати, рассматривая пляшущие тени, я почти что видела волчью морду, огромные крылья и головы лошадей. И, куда важнее, чувствовала чужой взгляд.

Только страшно не было совсем.

Поднявшись с постели, потянувшись, я подошла ближе к стене, но тень тут же расползлась, утратив свои очертания. Стало и немного смешно, и обидно, словно со мной не хотели знакомиться, но в то же время сама мысль казалась такой абсурдной, что и оставалось только пожать плечами.

На столике стояла миска, укрытая вышитой тканью, а рядом кувшин с водой. Взяв из миски лепешку, я вышла из юрта, надеясь найти хоть кого-то из знакомых и узнать, как тут дела с местами уединения.

Здесь все переменилось. Со всех сторон доносились громкие голоса, музыка, что теперь не глушилась стенами юрта, и запах мяса. Горели фонари и факелы, а огромный костер в центре лизал бока не менее внушительной посудины, в которой что-то помешивали огромной же ложкой.

У костра сидели мужчины, в основном богато одетые и громко смеющиеся. Халаты, вышитые яркими нитками, шапки с меховой оторочкой, несмотря на лето, – все это выглядело как лучшие праздничные наряды на моей родине, но в этих местах, казалось, люди не делали разницы, между обычным днем и особенным. Как подтверждение этой мысли, из юрта, навстречу женщинам вышла Галуу, все в том же платье, что я видела сегодня.Только бус и браслетов на хозяйке стало больше. Даже со своего места я слышала, как позвякивает металл на запястьях у степных красавиц, стоило кому-то из них поднять руки в приветствии.

Ночь уже опустилась на степи, так что того жара, что палил днем, не было, а ветер, гуляющий между юрт, и вовсе казался прохладным. Дожевав свою лепешку, в которую, как оказалось, был завернут солоноватый творог, отряхнув руки от крошек, я обошла юрт, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Если не ошибаюсь, по дороге я видела небольшие деревянные домики, очень характерного вида.

Меня поразило, что с наступлением темноты жизнь в лагере, или улусе, не стихала, а наоборот, казалось, только становилась более оживленной. Впрочем, если вспомнить, с какой силой палит солнце в степях днем, это переставало удивлять.

Мимо пронеслось несколько небольших лошадок, едва не снеся меня с ног. С удивлением проследив за всадниками, поняла, что на спинах животных сидят совсем еще малыши, старшему из которых было не больше пяти. В этом мире все было иначе, и мне стоило привыкать, если я хотела иметь возможность жить в относительном комфорте и благополучии.

– Чихэнийбооюмбэ?– Молодой степняк, высокий и широкоплечий, с темными глазами, заступил мне дорогу. Из произнесенного набора звуков я не смогла угадать ни единого сочетания, что мне удалось запомнить с помощью ДуЧимэ. Черная бровь взметнулась вверх, пока мужчина рассматривал меня сверху донизу. Стало немного не по себе, и куда ярче вспыхнуло понимание, что одежда на мне с чужого плеча. Улус в одно мгновение перестал казаться таким уж безопасным местом, стоило разглядеть в полумраке, как неприятно и угрожающе блестят глаза степняка. – Чихэнийбооюмбэ? Дүлий?

– Я не понимаю,– чувствуя, как подрагивают руки, тихо ответила, надеясь, что мужчина все же знает мой язык. Только он либо не знал, либо совсем не собирался облегчать мне задачу. Отчего-то казалось, что просто так уйти мне не разрешат.

Словно в подтверждение, степняк широко оскалился, делая шаг ближе и хватая за локоть. Движения оказались такими быстрыми, стремительными, что я не успела отскочить.

– Пустите! – слова выходили сиплыми, тихими, словно меня держали не за руку, а за горло. Внутри все похолодело, а  перед глазами появилось потное, круглое лицо хозяина каравана. Мне совсем не хотелось бы пережить подобный опыт еще раз.

Несколько раз дернувшись, добилась только того, что степняк затащил меня в еще более густую темноту за ближайшим юртом. Впадая в панику, я начала биться в крепких руках, желая выбраться на свет из тени, но сил явно не хватало.

–Багшаа?– степняк нахмурился, перестав смеяться. Теперь меня держали обеими руками, в какой-то момент даже приподняв над землей, от чего я вовсе потеряла связь с реальностью, впадая в историку. Он говорил что-то еще, теперь тише и медленнее, но слова все равно оставались бессмысленными звуками, ничуть не облегчая ситуацию.

– Отпусти ее, брат,– голос был спокойный, но мне все же почудилась в нем угроза.

– Эргет?Татүүнийгмэддэгүү? – великан поставил притихшую меня на землю, но продолжал держать, видно опасаясь, что сбегу или ударю. А у меня была только одна мысль – скорее оказаться за надежной спиной колдуна, что стоял в размытом световом пятне, создаваемом кострами неподалеку.

– Да, эта девушка из моего юрта. Будет жить с ДуЧимэ,– кивнул Эргет, складывая руки на груди и глядя только на степняка, а не на меня. Пользуясь моментом, я резко дернулась, выкручиваясь из цепкого захвата отвлеченного степняка, и рыбкой метнулась в объятия колдуна. Эргет только и успел, что развести руки, чтобы вовремя поймать меня. – Она здесь первый день. Правил не знает. И языка, –продолжая говорить так, чтобы я могла понять, колдун тем не менее смотрел только на собеседника. Легко проведя ладонью по моей спине, словно успокаивая, Эргет почти тут же отпустил меня из объятий, заводя ладонью себе за спину.

Степняк, что меня поймал, спросил что-то еще на своем грубом, полном резких звуков, языке.

– Не успели, видно, пошить. Я узнаю у матери,– кивнул колдун. Меня поразило, что мужчины разговаривают так спокойно, словно ничего не произошло, хотя мгновение назад мне казалось, что я не смогу уйти с этого места живой и здоровой. Либо мужчины, как это иногда бывает, станут бить друг друга. Не за право получить меня, а просто для того, чтобы показать, кто сильнее. Как это у них принято.

Между тем, разговор продолжался. Чуть повернув голову, чтобы мне было слышно, Эргет переводил слова, что произносил второй степняк.

– МенгеУнэг, мой друг просит прощения, за то, что напугал. Он хотел только подшутить над рабыней и не знал, что ты так можешь отреагировать,– последовал короткий кивок, словно великан на самом деле сожалел о том, как были восприняты его действия. Помолчав мгновение, колдун продолжил,– Но с другой стороны, раз ты покинула юрт в таком виде, он вполне мог сделать выводы, что хозяева тебя не ценят, и никто не будет против, если мужчина воспользуется рабыней по своей нужде. Тебе очень повезло, что я оказался рядом, хотя обычно не хожу этими путями.