Не дожидаясь ответа Зака, он продолжает.

— «Coldstone» распадается. Их клавишник, Скотт, свободен.

— Нет. Только не Скотт, — непреклонно говорит Зак, сжимая гриф гитары.

— Он лучший, Зак.

Зак поднимает руку, останавливая его.

— Он шлюха среди мужиков с историей в целую милю. Я не хочу тащить сюда это дерьмо, — Зак смотрит на группу, затем на меня и улыбается. Мне.

Улыбка, полная скрытых намерений, и могу сказать по тому, как сужаются его глаза и в них появляется блеск, что он хочет от меня. Внезапно я хочу обладать способностью стрелять лазерными лучами из глаз, чтобы прожечь его воспаленный мозг.

— Нет, — мой голос звучит как рычание.

Зак поворачивается к Аарону.

— Нам нужна пара минут.

— Я уже позвонил Скотту. Не хочу упустить шанс. Он приедет через полчаса.

— Отмени, — рычит Зак. — У меня есть клавишник.

У него уверенный голос. Никогда не видела, когда он включает «босса». Это сексуально. Мне хочется повалить его на пол и поступить с ним по-своему. Пока не вспоминаю, чего он хочет от меня.

— Я не играю.

— Ты прекрасно играешь, — восхищенно говорит Гарретт.

— Нет, — я не отвожу взгляда от Зака, но он не отступает. Смотрит, словно хищник на добычу. Вижу, как крутятся шестеренки в его голове, пытаясь найти способ меня заставить. Его взгляд переходит от меня на парней. Они все слышали, как я играю, но уверена, что им такое не подходит.

Я играю ради забавы и один раз хотела стать учителем музыки. Я не профессионал, даже если в ту ночь во время тура было весело притворяться.

— Ты босс, Зак. Технически мы работаем на тебя, так что если ты так решил, все хорошо, — говорит Чейз, но смотрит на меня. Вероятно, пытается понять, почему я все еще пялюсь на Зака. А мне до сих пор хочется обладать лазерным зрением. Неудачно.

— Хорошо, тогда решено. Давай сыграем, Никки, — он поднимается, ведет себя так, словно мы только что решили, куда идем ужинать. Сукин сын…

— Нет, — я скрещиваю руки на груди и откидываюсь в своем кресле. Он подкрадывается ближе, наслаждаясь охотой. Мне хочется сбежать, сесть на первый рейс и улететь на зло ему.

— Всего одна песня. Ради меня. Тебе не надо записывать с нами альбом, просто потренируйся, пока я не найду кого-нибудь, — этот его тихий, умоляющий голос. Такой сексуальный, что мне хотелось делать то, что он просит, и Зак знает об этом. Черт бы его побрал.

— Лжец. Ты меня обманываешь, — я не присоединюсь к группе. Этого не случится. Никогда. Вся эта идея, которую он обдумывает, смехотворна. Однако моя решимость слабеет, когда он опускается на колени, кладет руки на мои бедра.

— Одну песню. Сыграй со мной, любимая. Прошу.

Обычно, когда он говорит «прошу» таким тоном, я считаю это милым и хочу подчиниться ему, лишь бы видеть его улыбку. А сейчас хочу стереть ее с лица Зака. Во мне смешиваются эмоции от воспоминания о том, как я играла с ними в туре, с боязнью сделать что-то, что выходит за рамки. Меня раздражает, что он ставит меня в такое положение перед всеми, кто слышал, как я играла, и меня будоражит мысль о том, что делаю. А еще знаю, что даже если он меня раздражает, отказать ему не могу. Вздыхаю и показываю ему один палец.

— Одна песня. Ради удовольствия. Но я не присоединюсь к твоей глупой группе.

— А знаешь, ты милая, когда дуешься.

Я громко выдыхаю и откидываю назад волосы.

— Знаешь, что я ненавижу тебя за это.

— Лжешь. Ты меня любишь и знаешь это, — он улыбается, глаза сверкают. Знаю, что Зак предполагает не только одну песню. И не могу противостоять ему.

Требуется несколько минут, чтобы освоиться. Но стоит мне оказаться в небольшой комнате, закрытой наедине с Заком и инструментами, я чувствую себя уютно и защищено с клавишными под моими пальцами. Мне не хочется показывать это, чтобы обсуждать дальнейшую возможность. Потому что это совсем не так.

— Хорошо, я готова, — еще раз выдыхаю, демонстрируя, что против этой затеи. — Лишь одна песня. Помнишь? Не думай, что меня это одурачит. Знаю, чего ты хочешь, и этого не случится.

— Как скажешь, любимая, — он подмигивает мне. — Сыграем новую песню, которую я только написал.

Нервы собираются пузырем у меня в животе и раздуваются.

— Зак… Я не могу…

— Можешь, — он подходит и кладет ладонь мне на щеку. — Я видел, как ты все схватываешь на лету. Я буду играть. А ты присоединишься, когда будешь готова.

Я бормочу что-то неразборчивое и снова выдыхаю.

— Поверить не могу, что позволила убедить меня.

Медленно он начинает, и я сразу же влюбляюсь в новый ритм песни. Слушаю музыку, наполняющую комнату, заучиваю аккорды, паузы и решаю, когда стоит вступить. Но затем он начинает петь, и я замираю. Открываю глаза, вижу, что Зак смотрит на меня. Поет для меня.

Очнись ото сна, открой свои глаза,

Разве не видишь, что делаешь со мной.

Тону в глубоком океане таком голубом,

Разве ты не видишь, что делаешь со мной.

Я на коленях пред тобой, умоляю,

Твоя любовь спасает меня.

Разве не видишь, что делаешь со мной.

Песня для меня. Обо мне. Зак смотрит прямо мне в душу. Чувствую, как его любовь сжигает меня. Снова закрываю глаза, слушаю музыку, пока он поет. Мои пальцы начинают играть в унисон с его гитарой. Словно знают, что делать. Я чувствую его любовь, отвечаю ему тем же. Это музыкальная битва. Мелодия требует, чтобы я увидела его любовь, ответила ему. Показывает, как сильно он меня любит. Я вижу это. Теряюсь в игре, чувствую его любовь и страсть, и не осознаю, что он остановился.

Взгляд Зака прикован ко мне, когда я, наконец, открываю глаза. Его дыхание учащенное, словно мы только что… Ну, вы понимаете. Я смотрю на группу. Их взгляды словно отражают взгляд Зака, только вожделения в них меньше.

Я чувствую себя полностью обнаженной.

— Спасибо за песню, — делаю глубокий вдох, стараясь взять себя в руки. Смотрю на Чейза. Он, не моргая, все еще смотрит на пустой инструмент.

— Ого… Ну вы даете, ребята… А ты умеешь играть.

Я закатываю глаза.

— Ты же уже слышал.

— Вы двое практически растопили стекло. Я чувствовал себя вуайеристом, наблюдающим за сексуальной музыкой, — Зак шлепает Гаррета по голове прежде, чем это делаю я.

— Гарретт! Ох! — я смотрю на Хлою, которая явно не смущается своего парня.

— Хлоя? Стань серьезней. Вразуми этих парней.

— Ты должна записать этот альбом. Гарретт рассказывал о том, как ты здорово играла той ночью в Филадельфии, но это… — она замолкает, подбирая подходящее слово, и качает головой. — Я даже не могу описать, насколько это потрясающе.

Я смотрю на нее. Это определенно не помощь.

Зак обнимает меня за талию, прижимая к груди. Его тихий голос слышу только я.

— Это самый жаркий момент в моей жизни. Тебе нужно еще сыграть.

— Нет. Нет-нет-нет! Будь реалистом, Зак. У вас рок-группа из четырех парней. А я мама… Или еще кто. Я больше не играю на сцене, — моя истерика не оказывает должного эффекта. Я меняю тактику и делаю вдох. — Никто не захочет прийти на концерт и увидеть великолепного Зака, играющего со своей девушкой.

— А мы никому не скажем, что ты принимала участие в записи альбома.

— Нет, и ты туда же, Джейк, — стону я и поворачиваюсь к Заку. — А когда отправишься в тур? Что тогда?

— Ты поедешь с нами, — он говорит с такой легкостью, словно это самое простое решение во всем мире.

— У меня есть любимая работа, и не хочу ее менять, — твердо упираю руки в бедра.

Даже говоря об этом, не уверена, что именно этого и хочу. Было забавно и напряженно играть в этой маленькой комнатке. Мне нравилось возбуждение, испытанное в Филадельфии, когда размышляла о том, каково это — играть перед таким количеством людей. Представляю этот взрыв адреналина. И мне всегда нравилось заниматься музыкой. Но прошли годы, и теперь я даже не понимаю, что меня останавливает, кроме осознания, что это плохая идея.