— Без мамы плохо, — так же тихо добавила Ли и тут же попросила: — Отведи меня домой, пожалуйста. Я устала, замерзла и хочу спать.

— Нардис! — бросил я в переговорный амулет и, дождавшись ответа, спокойно добавил: — Загляни ко мне. Срочно.

— Что?! — буквально через пару мгновений ворвался в комнату мой компаньон. Но увидел закутанного в халат ребенка, с досадой хлопнул себя по лбу и, развернувшись, бросил: — Погоди минутку! Я все улажу!

Ну минутку так минутку… хотя на самом деле его не было около получаса. К тому времени, как он, взмыленный, вернулся, Ли уже успела задремать. Так что я просто передал ее из рук в руки, а когда Нардис ушел, ненадолго прислушался: в клетке у оборотня на этот раз было непривычно тихо. Но я не сомневался, что мою историю он слышал от начала и до конца. Так что теперь осталось понять, насколько он сообразителен и способен ли вообще делать какие-либо выводы.

Утром, когда я спустился к клетке, там кое-что изменилось.

Оборотень при моем появлении, пожалуй, впервые не вскочил с пола и не взревел бешеным зверем. Принесенное Ли угощение по-прежнему было нетронуто, однако на этот раз мрон не раскидал пищу и не вышвырнул за решетку мешок. Наоборот, еда была аккуратно сложена горкой, пустой мешок нашелся рядом, а сам оборотень лежал у стены, буравя меня желтыми глазами из темноты.

Поставив стул неподалеку от решетки, я сел и оценивающе на него взглянул.

И впрямь кое-что изменилось — теперь он занял подчеркнуто выжидательную позицию и, кажется, созрел до нормального разговора.

— У меня появилась проблема, — спокойно произнес я, закинув ногу на ногу. — С тобой я закончил. Все, что хотел, узнал. И теперь раздумываю, что делать дальше.

У оборотня презрительно дернулась губа, приоткрывая кончики длинных клыков, но это была единственная реакция, которую он себе позволил. Впрочем, и это несомненный прогресс — поначалу на все попытки общения он рычал и кидался на прутья, потом упорно игнорировал, а теперь все-таки слушал. Так что, наверное, я не зря потратил на него столько времени.

— У меня есть дела, — продолжил я, сделав вид, что ничего не заметил. — Скорее всего, я надолго уйду. Но перед этим должен что-то с тобой решить, и это, откровенно говоря, не так просто. Оставить тебя здесь? Какой смысл? Ухаживай за тобой, корми, мой, убирай… то есть или мне придется возвращаться, или же кого-то нанимать, а я по определенным причинам не хочу этого делать. Но тогда что, убить тебя? Как вариант — да, возможно. Но мне кажется нерациональным столь примитивно использовать такой великолепный материал. В то же время и отпустить тебя я не могу. Ты ведь не дашь мне слово, что оставишь меня в покое?

— Р-р-р, — подтвердил мрон.

— Вот в этом-то и проблема, — развел руками я. — Ты не хочешь слушать, не желаешь договариваться, у тебя нет ни малейшего желания искать компромиссы…

Оборотень поднялся с пола и, вздыбив шерсть, яростно сверкнул глазами.

— Р-р-р-р!

— Да кто тебе сказал, что со мной нельзя договориться? — усмехнулся я, тем не менее не сдвинувшись с места. — И с чего ты вообще взял, что видишь перед собой нежить?

У мрона вновь дернулась губа.

— Ах, сердце не бьется? Кровь по венам не бежит? На самом деле бежит. Просто ты не очень внимательный.

Царапнув себя по запястью, я уронил на пол несколько темных капелек и тут же затер их сапогом.

— Что, скажешь, не кровь?

Мрон угрюмо промолчал.

— Ты разве видел, чтобы я убивал живых ради пропитания? — тем временем продолжил я. — Или считаешь, я недостаточно разумен, поэтому сею трупы направо и налево? Может, ты думаешь, что я тварь только потому, что долго живу и почти не меняюсь? В чем-то, возможно, ты и прав, но я не по своей воле стал таким. Меня таким сделали. Так в чем же я, по-твоему, перед вами провинился?

Я наклонил голову, изучая реакцию оборотня, но тот по-прежнему молчал.

— Когда я пришел к вам, я всего лишь искал ответы. То, что скрыто за барьером, меня зовет. Быть может, именно там мой дом? Быть может, там, внутри, я смогу наконец понять, что я такое? А может, там, за барьером, я обрету покой? Когда я встретил твоего отца, тебя еще не было на свете, поэтому ты даже не знаешь, что я пришел туда один, без оружия. И у меня не было желания кого-либо убивать. Что тогда произошло, ты в курсе?

Мрон вместо ответа развернулся ко мне спиной и, улегшись у стены, демонстративно накрыл морду лапой.

— Да, я понял — тебе неинтересно. Тебе сказали, что я зло, и ты свято в это уверовал. А разбираться в причинах не считаешь нужным. Что ж, — вздохнул я, поднимаясь со стула, — вот за это я вас и наказал. За слепоту. За равнодушие. За гордыню. Придя к вам с миром, я нашел лишь войну. Но это не я ее начал. Не я первым начал убивать.

Мрон, не поворачиваясь, фыркнул.

— Не веришь, — кивнул я. — Конечно, ты мне не веришь. Ненависть управляет тобой, ты ее верный раб. Ненависть к мертвым, похоже, ваше общее свойство. Но я не мертв, мрон. Так или иначе, я по-прежнему живу. Тогда как вы… вы уничтожаете себя сами. Ваша ярость делает вас неуправляемыми. Заглушает голос разума, убивает то, что в вас осталось человеческого, и превращает в ту самую нежить, которую вы так ненавидите. Знаешь, когда я впервые встретил твоего отца, то не желал его смерти. Я хотел всего лишь поговорить. Понять. Узнать. Но он не пожелал меня выслушать. Никто из вашей стаи на это оказался неспособен. Поэтому меня убили, мое тело расчленили, а потом сожгли. За что? За то, что я не такой, как вы? За то, что я пришел на ваши земли без спроса? Но разве это было по-человечески? Разве это было разумно?

Я сокрушенно покачал головой.

— Я оставил твоему отцу жизнь в расчете на то, что время его изменит. Хотел, чтобы он задумался. Начал жить и мыслить иначе. Но вместо этого он воспитал в тебе и в таких, как ты, ту же ненависть, что жила в нем самом. Ненависть, которая в конечном итоге его и убила.

— Р-р-р! — вдруг бешено взревел мрон, мгновенно взвившись на ноги и кинувшись на решетку, словно обезумевший.

— Да, — согласился я, когда он угомонился. — В свое время он поступил точно так же и умер, хотя я даже пальцем к нему не притронулся. Чего он этим добился? Смерть принесла ему какую-то выгоду? Он защитил тебя или твою мать? Быть может, его самоубийство принесло благо всему вашему народу?

У оборотня зло сверкнули глаза.

— Нет, — ровно сказал я. — Его смерть была абсолютно бессмысленной. Это не подвиг, не храбрость, не доблесть… Он умер просто ради того, чтобы не принимать других решений. Если бы я считал себя вашим врагом, то уничтожил бы вас еще тогда. Однако вы живы. Ты жив. Но ни один из вас оказался не в состоянии понять, что смерть проблемы не решает. Смерть — это всего лишь побег. От боли, от страха и трудностей.

— Гр-р-р!

— Нет, мальчик, твой отец не был ни героем, ни храбрецом. Он поступил глупо. Вместо того чтобы защитить жену, детей и весь остальной народ… вместо того чтобы просто поговорить, он сбежал. Ушел к Саану, оставив вас разбираться с трудностями в одиночку. А ведь я давал ему шанс одуматься, — вздохнул я. — Для этого всего-то нужно было, что смирить гордыню, выслушать меня и понять наконец, что не всегда все случается так, как мы того хотим. Признать свою неправоту — не значит проявить слабость. Наоборот, это был ваш шанс избавиться от проклятия. Но вместо этого твой отец ушел, так и не сделав ничего из того, что был должен — как человек, как вожак и просто как мужчина, который в силах не только что-то решать, но и нести за это ответственность.

Я отступил от решетки на пару шагов.

— В итоге я пришел к выводу, что у вас нет будущего. Вы видите только одну сторону жизни, напрочь отрицая все остальное. Вам не нужны другие истины, вы не умеете учиться. Вы полагаете, что лишь ваша точка зрения единственно верная, а это прямой путь к поражению. Поэтому, пожалуй, я не стану тебя убивать — в этом нет никакого смысла. Возиться с тобой тоже не хочу — это перестало быть интересным. Поэтому я просто оставлю тебя здесь… одного, с запасом воды и еды, с которым ты волен будешь поступить, как пожелаешь. Хочешь — уничтожь их и умри от голода и истощения. Хочешь — растягивай до последнего в надежде, что тебя все-таки найдут. Решетка тебе не поддастся, я сделал ее неуничтожимой…