— Нина, ты не должна…

— Это был Костя.

В комнате воцаряется тишина.

— Что? — Виктор втягивает воздух.

— Этот человек…незнакомец из того дня… — Я смотрю на брата. Он, конечно, слышал эту историю. Фиона тоже. Но они вот-вот получат недостающий кусочек головоломки, который только что получила я.

— Это был он, Вик. В тот день, когда его посадили в тюрьму за ограбление. Он бежал, он пришел в наш дом и освободил меня от монстра, с которым я жила. Это тот самый человек, которого я обнимала, когда полиция собиралась его застрелить. Вместо этого он провел в тюрьме последние десять лет.

Виктор смотрит на меня.

— Костя…

— Он спас меня, Виктор. Он спасал меня снова и снова, и я… я…

Я смотрю вниз.

— Нина…

— Я люблю его, Вик, — шепчу я. Я поднимаю глаза. Лицо моего брата мрачно.

— Это не гребаный Стокгольмский синдром. Дело в том, что я понимаю его, а он понимает меня на уровнях, которые большинство людей не поймут. Возможно, ты не понимаешь, но мне нужно, чтобы ты, по крайней мере, понял, что для меня это имеет смысл, как ничто раньше.

Он отводит взгляд и делает глубокий вдох.

— Я люблю его, Виктор. И тем временем, как ты сам туда попал…

— Нина, брось, он…

— Ей, Виктор, — Фиона берет его за руку. Она притягивает его к себе. — Скажи, это не кажется тебе знакомым?

Он хмурится. Но я вижу, как приподнимаются уголки его рта. Он смотрит на меня.

— Мне это не нравится.

— Я знаю. — Я сглатываю. — Он что… Я делаю вдох. — Он будет жить?

Брат опускает глаза. И берет мою руку в свою.

— Не знаю, Нина. Но я обещаю тебе вот что. Если он это сделает…

— Ты не убьешь его?

— Я, по крайней мере, выслушаю его, — ворчит он.

— Благодарю тебя. — Я улыбаюсь и сжимаю его руку.

— Но только потому, что он спас тебя.

Я киваю и снова погружаюсь в простыни. Я чувствую слабость и усталость.

— Отдохни, сестренка, — мягко говорит Виктор. — Отдохни пока

.

Глава 19

Костя

На какое-то время, все я знаю, что это тьма и боль. Затем, медленно, я вижу свет. Сначала я думаю, что это означает, что я мертв, вхожу в свет того, где может быть другое место.

Но потом я снова чувствую боль. Много боли. Я пытаюсь закричать, но я нем. Я пытаюсь пошевелиться, но не могу. Я поднимаю руку, но она неподвижна, тяжёлая. Звук гудящих и жужжащих аппаратов проникает в мою голову. Запах антисептиков, бормотание обеспокоенных голосов.

— Где…

— Лежи спокойно, пожалуйста, — мягко говорит женский голос. Писк продолжается. Обеспокоенные голоса и запах антисептиков постоянны.

— Где…

— Ты в безопасности. Вы находитесь в безопасном месте. Позвольте мне…”

— Только не я, — стону я. — А где Нина?

Ответа нет. Я слышу, как гудки нарастают все быстрее и быстрее, и начинаю паниковать. Голоса становятся более обеспокоенными и громче. В груди что, то сжимается, ощущение, будто нож пронзает сердце. Я реву. Писк усиливается вместе с болью.

И потом вдруг все замедляется. А потом еще немного замедляется. Боль все жарче и глубже. Но потом это немеет. Гудки становятся, медленнее, протяжнее. И я вдруг понимаю, что слышу, как умираю сам.

— Нина…

— С ней все в порядке, Костя, — мягко говорит женский голос. — С ней все в порядке. Пожалуйста, оставайся с нами. Борись, Костя. БОРИСЬ.

Но я не могу. Больше нет. Только не после всей этой жизни. С Ниной все в порядке. Мой ангел жив. Моя бабочка снова полетит.

Для меня этого достаточно.

Одна хорошая вещь.

Писк превращается в один долгий звук. Значит, ничего нет.

Глава 20

Костя

Каким-то образом, сверх всякой причины и вероятности, я снова просыпаюсь. Но на этот раз я знаю, что не умер. Или, по крайней мере, пока нет.

Но на меня нацелен пистолет. И на другом конце мужчина, у которого есть несколько причин убить меня.

Во-первых, потому, что не так давно я направил на него пистолет с твердым намерением нажать на курок. Во-вторых, потому что он думает, что я расстрелял вечеринку его семьи. Но самое главное, потому что я предполагаю, что у него сложилось впечатление, что я похитил его сестру, чтобы жестоко расправиться с ней в своем убежище.

Что я в некотором роде и сделал.

Виктор Комаров смотрит на меня поверх дула пистолета. Рядом с ним стоят Лев и Николай с одинаково бледными лицами, тоже с пистолетами.

— Есть одна-единственная причина, по которой ты еще не умер, — рычит Виктор.

— И что же это такое?

— Потому что я хочу, чтобы моя сестра снова разговорила со мной.

Моя челюсть сжимается.

— Где она? — спросил я.

— Ты забрал ее, Костя.

— Где же она?! — Реву я. Даже Виктор, кажется, застигнут врасплох этой вспышкой ярости. Но он не опускает пистолет.

— Ее могли ранить или убить.

— Именно поэтому я и забрал ее, — рычу я. — И я никогда не собирался причинять боль…

— Пожалуйста, — угрожающе шипит Виктор. — Не подыгрывай мне и не лги. Ты пытался похитить мою сестру, чтобы добраться до меня.

Мой рот истончается.

— Да, хотел.

Его губы растягиваются в усмешке.

— Так почему бы мне не убить тебя прямо здесь?

Я свирепо смотрю на него.

— Как ты познакомился с женой, Виктор?

Он рычит.

— Я бы был здесь очень осторожнм, Костя.

— Я не боюсь тебя, Виктор.

— Это ошибка.

— Но я тебя уважаю. — Я улыбаюсь.

— Это чувство не взаимно. Продолжай.

Я пожимаю плечами.

— Ты забрал ее-я имею в виду свою жену, Фиону. Да? Чтобы расплатиться с долгом?

Его челюсть скрипит.

— Я знаю о тебе все… все о тебе…

— Я в курсе, — огрызается он.

— Это еще одна причина убить тебя, — ворчит Лев рядом с ним.

Я перевожу взгляд на него, потом на Николая.

— Федор был твоим отцом.

Лев молчит.

— В самом техническом смысле этого слова, — хмыкает Николай. Он подходит ко мне ближе и заглядывает в глаза. — Знаешь, я его застрелил.

Я киваю.

— Прямо в голову. И знаешь что? — Он улыбается. — Мне это понравилось. Это было освобождением, и я сделал бы это снова.

Мои губы складываются в линию.

— Тебя это злит? — Говорит Николай с улыбкой, испытующе глядя на меня.

Я спокойно встречаю его взгляд.

— В основном меня воспитывал Федор. Он был мне больше отцом, чем когда-либо был тебе, или, может быть, тебе тоже, — ворчу я, поворачиваясь к Льву.

Рука Виктора сжимается.

— Я бы очень, очень осторожно подбирал следующие слова…

— Так что, надеюсь, это придаст серьезности тому, что я скажу тебе, что одобряю, — тихо говорю я. Я снова перевожу взгляд на Николая. — Я знаю, что он сделал с твоей матерью. — Я хмурюсь. — Мне очень жаль. И я рад, что ты нашел свое завершение.

— Ты понимаешь, что я солгал ему, чтобы завоевать его доверие, чтобы хладнокровно выстрелить ему в голову. — Николай прищуривается.

— Если ты пытаешься добиться от меня реакции, то не добьешься, — рычу я. — Он был твоим кровным отцом. Он был тем человеком, который вырастил меня, избил, был газлайтером и превратил в щит из-за своей трусости. — Мои глаза сужаются. — Я сбежал из тюрьмы, чтобы отомстить за мысль. С тех пор я понял, что мысли, которые у меня были, были ошибочными и извращенными. — Я пожимаю плечами. — Я не оплакиваю человека, которого ты застрелил, Николай. И у меня нет ни малейшего желания мстить за него кому бы то ни было.

Молодой человек сжимает челюсти. Но он медленно кивает. Я перевожу взгляд на Льва. Он тоже медленно расслабляется. Только Виктор все еще кажется напряженным, все еще смотрит на меня, все еще наставляет на меня пистолет.

— Вик, — тихо говорит Лев. — Мы проследили путь Дмитрия до квартиры, в которой он работал. Там все, схемы моего сада на крыше, и пульты управления треножными пушками.