Требования террористов были отвергнуты. «Мы не можем опуститься до переговоров с людьми, которые хотят уничтожить демократию, которые без колебаний убивают, похищают и угрожают новыми убийствами. Любые переговоры или любые уступки означали бы прежде всего оскорбление памяти погибших сотрудников сил порядка и других жертв, оскорбление их семей. Далее, всякая уступка лишила бы нас возможности требовать от сил правопорядка выполнения их долга на службе республики, демократии, безопасности граждан. И наконец, любые переговоры перечеркнули бы возможность разорвать цепь шантажа террористов по отношению к государственной власти. Ведь в этом случае открылась бы брешь, получил бы признание принцип, в соответствии с которым убийцы и похитители могут выторговать взамен все, что хотят, — признание и даже награду. Именно так рассуждали мы, коммунисты, выразив тем самым то всеобщее чувство элементарной справедливости, которое питает каждый гражданин. Это чувство отражает не бессердечие, ибо мы, разумеется, не чужды соображениям гуманности, а прежде всего стремление защитить конституционный порядок от посягательств подрывных элементов». Такую позицию заняли итальянские коммунисты. Не самую лучшую, на мой взгляд, но она была поддержана практически всеми политическими партиями страны, которые, кстати, выразили единодушное мнение о том, что «Красные бригады» и другие подобные им организации стали отныне врагами не только борцов-антифашистов, но и всех граждан.

Через пятьдесят четыре дня шантажа и угроз тело Моро, убитого в спину из автомата, было найдено за задним сиденьем автомашины «рено», припаркованной к тротуару небольшой римской улочки Каэтани, в самом центре города.

Почему именно Моро стал жертвой террористов? Ответ несложен. Он был крупнейшим государственным и политическим деятелем своей страны, который лучше других понимал необходимость сделать шаг вперед в сторону сотрудничества с рабочим движением, способствовал созданию парламентского большинства даже с участием коммунистов. Так о Моро сказали сами итальянские коммунисты. Моро был трезвым и дальновидным политиком. Одним из первых он начал диалог с социалистами и пошел на создание правительственной коалиции с их участием. Единожды высказавшись за разрядку международной напряженности, Моро уже не сходил с твердо занятой позиции, и именно его подпись стоит под Заключительным актом общеевропейского совещания в Хельсинки. Он был сторонником всемерного расширения советско-итальянских отношений, и в том, что они в последние годы непрерывно развивались по восходящей, доля его труда. И ни для кого не секрет — ни в Италии, ни за ее пределами, — что если руководство ХДП согласилось в конце концов впервые за три десятилетия на образование в стране парламентского большинства с участием коммунистов, то это произошло в определенной степени благодаря позиции Моро, несмотря на окрик из-за океана о нежелательности участия И КП в управлении государственными делами на Апеннинах.

Напомним, что террористы похитили Моро, убив пятерых его телохранителей в тот день и в те часы, когда рождалось новое парламентское большинство. Подчеркнем то обстоятельство, что автомобиль с прошитым пулями телом Моро был оставлен в той точке, которая находится примерно на одинаковом расстоянии от здания ЦК Итальянской компартии и штаб-квартиры национального совета ХДП. Что это, случайность? Вряд ли. Вероятнее всего, намек на нежелательность диалога между коммунистами и христианскими демократами.

Стрелять в безоружного жестоко. Убивать за убеждения — бесчеловечно. Расправа с Моро к тому же бессмысленна. Не потому, что в ней не было тайного умысла, а бессмысленна для ее авторов и исполнителей, потому что вызвала обратный эффект — не страх, не хаос, на который рассчитывали, а бурный протест итальянского народа, который еще раз воочию убедился в том, что, в какие бы политические одежды ни рядились террористы, они всегда стремились помешать Италии идти по пути демократического развития.

В этой главе основные роли будут играть четыре персонажа: Тольятти, Мариэтта, Пайетта и Валетта. Не подумайте, что это забавное словосочетание. Отнюдь нет. Все эти фамилии в той или иной степени причастны к заключению в 1966 году так называемой «сделки века», невероятному для тех бурных времен «холодной войны» соглашению с крупнейшим итальянским концерном «Фиат» о строительстве в СССР автомобильного завода. Сегодня этот волжский автогигант продолжает выпускать популярные «Жигули», первые образцы которых один к одному повторяли дизайн знаменитой «народной малолитражки» фиатовского производства. И название города, где обитает ВАЗ, осталось прежним. Город Тольятти. Назван он так после заключения «сделки века» в память одного из основателей и долголетнего Генерального секретаря Итальянской компартии (ИКП) Пальмиро Тольятти, известного также под именем Марио Корренти, а также «товарищ Эрколи», когда он работал до 1944 года на иностранном радиовещании в Москве.

Мариэтта — это знаменитая советская писательница Мариэтта Шагинян, с которой я мотался по Италии, хотя основной целью нашего путешествия был город Турин — столица концерна «Фиат». Джанкарло Пайетта был секретарем ЦК И КП по пропаганде, а Витторио Валетта занимал в те времена кресло генерального директора фирмы «Фиат».

А начиналась эта автомобильная эпопея гораздо раньше. Утром 5 августа 1962 года электровоз плавно замедлил свой бег у платформы римского вокзала Термини, белокаменного сооружения с огромным железобетонным козырьком над центральным входом, где даже при большом количестве приезжающих и отъезжающих никогда не бывает столпотворения. А вскоре я познакомился с моими новыми коллегами — корреспондентами «Правды», ТАСС, АПН, радио и телевидения. Из всех журналистов я был знаком лишь с правдинским корреспондентом Володей Ермаковым, с которым дружил и даже пытался писать с ним статьи во время своей первой командировки в Италию. О моей «двойной» жизни разведчика и собкора «Известий» знал только он. Остальные «чистые» журналисты, может быть, и догадывались о моей принадлежности к спецслужбам, но делали вид, что это в порядке вещей. Ермакову я сказал все, что можно было сказать, но в делах своих его не использовал и вообще старался оберегать Володю от знакомых мне по работе стукачей из контрразведывательной службы, которые весьма назойливо набивались ему в друзья.

Был еще один человек с «двойным дном», который некоторое время проработал корреспондентом ТАСС. Но он как-то не прижился в нашей компании. Имел он прозвище Нежный, ибо постоянно пребывал в полупьяном состоянии и все время лез ко всем целоваться. Вообще, у всех были свои прозвища. Меня прозвали Кисой, видимо за врожденную ласковость характера; Володю Ермакова — Аристократом, поскольку отличался он изысканностью манер; корреспондента Всесоюзного радио и телевидения Илью Петрова — Заикой. Правда, он феноменально чисто вел свои репортажи, а вот в обыденной жизни не мог произнести с одного захода даже слово «мама».

Володя Ермаков сразу же начал мне помогать. Именно благодаря ему я близко познакомился с самим Пальмиро Тольятти. Володя, как представитель «Правды», находился с ним в дружеских партийных отношениях. Произошло это во время приема в нашем посольстве по случаю праздника — дня Великой Октябрьской социалистической революции — 7 ноября 1962 года. Мой друг подвел меня к генсеку.

— Компаньо Тольятти, вот новый корреспондент газеты «Известия» Леонид Колосов. Он, кстати, прекрасно знает итальянский.

Мне показалось, что Володька как-то фамильярно разговаривает с такой выдающейся личностью, поэтому я вытянулся во фрунт, щелкнул каблуками и в самой изысканной форме отчеканил:

— Леонид Колосов. Очень рад с вами познакомиться. Как вы себя чувствуете, товарищ Тольятти?

Генсек слабо улыбнулся, протянул мне вялую руку и, к моему удивлению, произнес на ломаном русском:

— Ты коммунист, компаньо Колосов?