В восемнадцатой степени шотландского обряда особенно отчетливо проведено сопоставление религиозности и рациональности. При этом для масонства характерно, что рациональность несводима к рационализму, то есть произвольному расширению функций рациональной деятельности и перенесению их на всю сферу человеческого опыта.

Нам представляется, что розенкрейцер в масонстве вполне мог бы согласиться с таким вот рассуждением либерального протестанта: «Слово Разум, как и многие другие слова, имеет немало различных значений. Иногда это слово означает способность человека распознавать истинное — будь то в мире фактов, будь то в мире прекрасного… Но есть у слова Разум и тот смысл, когда оно обозначает процесс рационального познания, как, например, в том случае, когда методом дедукции мы приходим к выводу, что приливы вызваны притяжением Луны или что сумма углов треугольника равна сумме двух прямых углов. Несомненно, этот процесс, если он развивается правильно, приводит нас к истине в том, что касается вещей внешнего мира, и он, однако, не в состоянии передать нам смысл красоты, не может объяснить нам, что есть добро. Он не сообщает ничего достоверного о личности человека…»[274].

Вот отчего наряду с рациональными способностями и в дополнение к ним нам следует активизировать в себе интуитивные способности, тот «внутренний свет», который позволяет нам подняться над миром вещей и окинуть взором мир духовных ценностей.

В розенкрейцерской степени шотландского обряда Иисус символически представлен кубическим камнем — высшей степенью мастерства. Работа человека, достигшего этой степени мастерства, начинается с того момента, когда уже «разорвана завеса храма, когда тьма и уныние воцарились на земле, когда камень источает кровь и воды» — очевидное указание на страсти и смерть Иисуса.

В обряде этой степени огромное значение принадлежит символике Огня. Мудрейший розенкрейцерского Капитула «воспламеняет» центр Креста, из которого исторгается мистическая Роза. Церемониймейстер, брат-жертвователь, возносит символическую молитву, обращенную к Огню.

Весь этот ритуал соотнесен с ведическим божеством огня — Агни и Прометеем, который, согласно легенде, похитил огонь у богов. Ясно также, что символика огня, содержащаяся в восемнадцатой степени шотландского обряда, связана с представлениями об огне алхимиков, где огонь является одним из основополагающих символов трансмутации вещного мира.

Значение, которое розенкрейцеры XVI–XVII вв. при давали огню (не столько его физическому воплощению — «atanor», пламени алхимической горелки, сколько огню духовному, очистительной силе, живущей в каждом существе), подтверждается многочисленными документами, в частности известной символогией «Amphiteat — rum», принадлежащей перу Кунрата (Н. Khunrath), при писывавшего огню роль движущей силы в процессах «сублимации» и «регенерации». Не говоря уже об «изумрудных таблицах» мифического герметиста, согласно которым огонь считается проявлением «высших миров» — разделением земли и огня. Элементы алхимических преданий присутствуют так же и в толковании криптограммы I. N. R. I., которая, кроме расшифровки «Jesus Nazarenus rex Judaeorum» («Иисус Христос Царь Иудейский») и «In nobis Regnat Jehova» («В нас Царь Иегова»), может быть прочитана также «Igne Natura Renovator Integra» (благодаря огню возрождается вся природа).

И. Якоби писал об алхимии: «Ошибочно сводить духовное движение, каким является алхимия, только к ретортам и горелкам. Юнг называл алхимию «первым робким шагом современной психологии»… Быть может, алхимия занималась не столько химическим экспериментированием, сколько изучением психических процессов»[275]. Иначе говоря, скажем мы, практические манипуляции в алхимии, по всей вероятности, служили своеобразным стимулом или параллелью более утонченных размышлений и исследовательской работы, хотя и не были лишены собственной значимости, названной кем-то предысторией химии. Во всяком случае, «истинным алхимикам» удалось совершить немало открытий, легших в основу научной химии. Новые вещества и их сочетания были найдены Альбертом Великим, Раймундом Луллием, Теофрастом Парацельсом[276].

Наиболее интересным определением алхимии, на наш взгляд, по-прежнему остается определение, данное К. Юнгом: «…труд братства алхимиков — это работа человека-искупителя во имя раскрепощения божественной души мира, закованной в узилище материи и ожидающей своего искупления»[277]. Неизменное присутствие в алхимической образности хтонических символов, не имеющих ничего общего с «духами зла» или аллегоричностью животного мира, как того желали бы искатели «философского камня», свидетельствует только об одном — «раскрепощении» человеческого духа, верно подмеченном швей царским психологом.

Итак, центральные символы восемнадцатой степени обряда, изображенные на фартуке, нагрудной цепи и медали, — это Роза, Крест и Пеликан, кормящий собственной плотью своих птенцов.

Начнем рассмотрение этих символов с последнего. Согласно М. Холлу, он обладает рядом значений, которые тем не менее сводимы к двум основным толкованиям:

1. Христианское толкование. Пеликан символизирует Христа, спасающего своей кровью человеческий род. Об этом, например, говорится в «Божественной комедии» Данте, когда святой Петр обращается к Иоанну Крестителю:

2. Герметическое толкование, по которому пеликан является Солнцем, животворящим семь «философских» планет.

В более общем смысле пеликан является символом жизни, любви, символом преданности и может быть определен как исконный «материнский» символ, что подтверждается, в частности, древней легендарно-фольклорной тематикой: когда пеликан-отец умерщвляет своих птенцов, пеликан-мать возвращает их к жизни, вскармливая поросль кровью своей груди.

Роза в центре креста толкуется противоречиво. Иеннингс и Найт (Jennigs, Knight) полагают, что речь идет о мужском символе (крест) в сочетании с женским символом (роза). Однако глубинная значимость этой символики вряд ли может быть сводима к столь примитивному толкованию, которое сегодня следует назвать ложнофрейдистским. По нашему мнению, прав У. Порчатги, когда интерпретирует символику розы и креста как расцвет духовности в пункте пересечения двух противоположных космических начал, символизируемых вертикалью и горизонталью креста[279].

Роза на кресте — символ распятой души, претерпевающего страдания тела, символ надежды, на которую возлагает свои упования человек, мучимый болью, она же — свет, исходящий из духовного средоточия мира (четыре оконечности креста суть символы четырех сторон света). И тем не менее первая часть словосочетания в термине «розенкрейцер» не от слова «роза», а от латинского «ros» — роса, считавшаяся в алхимии символом «универсального растворителя», то есть субстанцией, способной облагораживать в аллегорических растворениях минеральное сырье[280].

Крест как символ имеет дохристианское происхождение. Существует немало его формальных вариантов.

Напомним: «ankh» — крест древних египтян, символизировавший жизнь, который, по мнению Г. Д'Альвиеллы, повторял форму инструмента, использовавшегося для измерения уровня воды в Ниле; «swastika» — солярный символ древней Индии, превращенный в свою гнусную противоположность нацистами; стилизованный «круцификс» бога Кецалькоатля в доколумбийской цивили зации майя; крест в виде Т (тау), весьма распростра ненный в древности, тот, при помощи которого кельтские жрецы, друиды, изображали своего бога Ни[281].