Под предлогом активной общественной позиции, реализма и т. и. даже далекие от порнографии фильмы вынуждены платить дань любовными сценами, низводя любовь до низменной пошлости, в них тоже изобилуют сцены насилия. Вспомним, что Конрад Лоренц писал, что сцены совокупления, превратившиеся в норму современного кинематографа, не могут претендовать даже на то, чтобы их именовать сценами животного совокупления, так как подобного рода эпизоды происходят в исключительно редких случаях среди высших животных. Животными подобные сцены могут быть названы разве что в том смысле, продолжает свою мысль Лоренц, что под животным мы понимаем домашних животных, в которых человек в целях разведения подавил модели поведения, основанные на обособлении совокупляющейся пары. Нам возразят — случается всякое, поэтому люди искусства всего лишь воспроизводят подмеченное в реальной жизни, используя при этом силу своего таланта. Ответим, что искусство не может быть низведено до уровня «служанки» реальной действительности, существующей в самых низменных своих проявлениях. Только невежество, круговая порука, воздействие рекламы могут заставить общественное мнение считать «художественным» или культурно значимым подобное служение реализму.

Сегодня немало, нередко правомерно, высказывающихся против засилия в нашей жизни иерархии. Но никогда прежде не было в ней такого количества «священных коров», обожествляемых личностей (чья самоценность еще никем не доказана), перед которыми преклоняются более или менее осознанно массы, в особенности же толпы молодежи. Происходит разоблачение традиционных форм и эстетики искусства. В то же время среди молодежи насаждаются статичные модели поведения, языковой экспрессии, типовой сексуальности, которые оказываются обязательными и одинаковыми для всех. Мы теперь «все равны», по выражению Пьера Паоло Пазолини[361].

Однако самое тяжкое преступление «современной системы мышления» состоит в том, что она лишает человека последней надежды на существование в той сфере спиритуализма, с которой издревле были связаны религиозные, мистические и инициационные традиции. Какой-нибудь античный философ-материалист или скептик мог посвятить всю свою жизнь отрицанию этой надежды, возвеличивая свою веру в слепой случай или вверяя свое существование течению времени. И он был прав. Сегодня же следует, повинуясь новомодным веяниям, не просто отрицать, но и «научно обоснованно» издеваться над этой надеждой, объясняя ее происхождение то психической патологией, то абстрактным переносом в духовную сферу неудовлетворенных социальных потребностей.

В результате наша эпоха становится эпохой отчаявшихся людей. Достаточно указать на сегодняшнее отношение человека к смерти, сравнив его со свидетельствами, дошедшими до нас из античности. Прежнее отношение к смерти было не то что более спокойным, но было более открытым вероятности бесконечного существования, следовательно, в нем не было нынешнего отчаяния.

На эту тему будет написано еще немало книг. Нам же не следует чрезмерно распространяться об этом. Мы позволили себе отступление от основного вопроса только для того, чтобы показать, хотя бы в общих чертах, отношение масонства к вышеперечисленным вопросам. Масонство, стоящее у колыбели современного мира, ведет решительную борьбу за его освобождение от упадка. Когда в XVIII и XIX вв. шла борьба против тираний, когда декларировались принципы современного государства, никто из многочисленных масонов, участвовавших в этих исторических движениях или руководивших ими, не мог и помышлять о возможности случившегося ныне попятного отступления от Света. Нынешнее замешательство порождено бунтом против «традиционной» морали, но не в силах заменить ее чем-либо достойным. Так происходит потому, что затхлым «церковным» ценностям бунтарство не противопоставляет дух поиска и индивидуального самосовершенствования. На смену отжившему бунтари призывают «групповые» истины, иные предрассудки и иные схемы, которые столь же безжизненны, как и прежние. Пусть их разделяет большинство, от этого они не становятся менее абсурдными или менее надуманными. В целях преодоления застоя, унаследованного нами из прошлого, следовало, быть может, пойти иным, чем нынешний, путем. Человечество избрало «широкую дорогу», более удобную историческую магистраль, ведущую к немедленному удовлетворению желаний. «Группа» обеспечила себе алиби в истории. Как знать, не ведет ли эта магистраль в зону пустыни.

Нам трудно сказать, может ли быть масонство достойной альтернативой. Завершая наше исследование, мы от души благодарим тех, кто оставался с нами до конца. Но мы в самом начале поиска. Всякое итоговое суждение прозвучало бы здесь неуместно.

Тот, кто занимается изучением истории масонства, не может не заметить, что в ней есть особое настроение. Предоставим поэтому слово двум величайшим масонам прошлого — Гёте и Фихте. Попробуем найти у них слова, подводящие итог пройденному ими масонскому пути.

В «Философии масонства» Фихте обозначил идеальный портрет масона: «Его ум совершенно ясен и свободен от предрассудков. Он господин в царстве идей и охватывает взором широкое поле человеческих истин… Он не навязывает никому своего света, но он всегда готов поделиться им со всяким, кто того пожелает. Свет — это единственное, что он берет с собой в путь… Он справедлив, совестлив и строг по отношению к самому себе. Его добродетель столь же естественна, и я бы сказал, вызывающе пряма, как и его мудрость… На этой земле он живет, надеясь на лучший мир. И эта вера уже сама по себе наделяет его жизнь смыслом и красотой. Но он не навязывает свою веру ни одному человеку. Напротив, он несет ее в себе, как скрытое от любопытного взора сокровище»[362]. Гёте перекликается с Фихте: «Мы говорим, что человек должен научиться мыслить без внешних опор. Он должен искать спокойствия не в обстоятельствах, но в самом себе. В себе он и обретет его, любовно его питая и взращивая»[363].

Быть может, эта этико-духовная самодисциплина человека, устремившегося через созерцание и размышления к самосовершенствованию, чтобы положить в кладку строящегося всемирного храма свой обработанный камень, и является самой главной тайной масонства. Созидание Храма ведь никогда не будет завершено, оно вечно. Храм только строится, а строясь постоянно совершенствуется. Так думаем мы, мыслящие словами.

За горизонтом слов — дело, бесконечная вселенная образов.

Бенедетто Кроче, философ, имевший право позволить себе многое в области духа, определил однажды культуру масонства как «культуру по сниженным ценам», рассчитанную на «коммерсантов, инженеров средней руки, школьных учителей, адвокатишек и врачевателей».

Поверхностное суждение, при этом нелестное для представителей перечисленных им профессий. Нам неведомо, какими критериями руководствовался философ, отказывая всем этим людям в праве на культурность.

Даже беглый взгляд на галерею персонажей, при надлежавших масонству, убеждает нас в излишней горячности Кроче. В оправдание философа скажем лишь, что это его высказывание пришлось на то время, когда масонство и в самом деле выглядело не лучшим образом.

Библиография жизнеописаний масонов не особенно велика. В Италии лишь в последние годы в этом направлении были предприняты робкие шаги. В журнале Великого Востока Италии стали появляться биографические справки о наиболее известных масонах, под редакцией Дж. Гамберини вышла книга «Тысяча лиц масонства». Благодаря публикации документального материала стало известно, что врата масонского храма были открыты для Гёте, Моцарта, Флеминга и многих других создателей культуры человечества. Мы не намерены прославлять масонство только потому, что среди его членов были великие люди. Нам хотелось бы показать, каким образом выбор масонского пути повлиял на становление личности многих замечательных людей.