— На причале сквозняки, — так же мягко продолжал Григорий. — А в цистерне, понимаете, тишина. Благодать. Самое подходящее место для вашего здоровья.
Выходит, отступление было просто психологическим маневром?! Григорий Литвинов видел Гулина насквозь и за несколько шагов, говоря языком шахматистов, знал, как тот пойдет. И знал, как повернуть события. Прекрасно знал. Цистерна была хорошо подготовленным сюрпризом Гулину. Пожалуй, еще два-три таких сюрприза — и у того отпадет охота выламываться.
Маленький урок стоит оценить по достоинству. Хотя об заклад можно биться, что с теорией педагогики и психологии боцман вряд ли серьезно знаком. Видимо, это уже флотское приобретение. Браво, Гриша Литвинов, вчерашний пай-мальчик!
Знай Виктор, какой разговор состоится часом позже, он наверняка не спешил бы восторгаться педагогическими способностями боцмана. Снега было много. Самодельная лопата из толстой фанеры — тяжелой и неудобной. И Виктор быстро взмок. Почему-то подумалось, что рассуждения насчет облагораживающих свойств физического труда не столь уж и безупречны. Хотя, с другой стороны, понимал, что его брюзжание просто следствие усталости. Однако чем больше он потел, тем назойливее царапала мыслишка, что происходит какое-то чудовищное недоразумение. Педагог-географ с высшим образованием прибыл на флот, чтобы стать чем-то вроде подметалы! Всякое разумное потому и разумно, что исходит из законов логики. А где она, логика, в его теперешнем положении?
Когда Литвинов подошел поинтересоваться, как идет работа, Виктор высказал ему кое-какие мысли. Со злой откровенностью.
— Так, — боцман промолчал. — Так. Можешь успокоиться. Если бы в экипаж пришел матросом хотя бы доктор наук, думаешь, было бы иначе? Со всей своей ученостью он тоже начал бы с лопаты. Или швабры. Как миленький. На корабле наемной рабочей силы нет. Все делается собственными руками. И обслуживание техники, и самообслуживание.
Он оглядел очищенную часть причала:
— А ничего, не лодырь. Молодец. И мне проще. Никто не кольнет, что земляку даю поблажку.
Виктор сердито промолчал. Потом уже скрепя сердце подумал, что и здесь получил в некотором роде урок.
* * *
Обязанности торпедиста, с которыми мичман Строчков начал на следующее утро знакомить Виктора, оказались в общем не очень хитрыми. Учебные стрельбы выполняются практическими торпедами. Теми, что без боевого заряда. На всякий случай. Торпеда должна пронырнуть под кораблем-целью, на заданной глубине. Или, скажем, над подводной лодкой, когда лодка сама является предметом поиска, то есть той же целью.
После выстрела, пройдя еще некоторое расстояние, практическая торпеда всплывает. И ее надобно «выудить». Очень уж сложен, а потому и дорог механизм торпеды. Слишком дорог, чтоб разбрасываться торпедами. Потому и катер специальный сконструировали. Торпедолов.
— Вот ваше орудие труда, — мичман показал нечто похожее на ухват, которым хозяйки достают из русской печи чугунки (такие ухваты Виктор видел, когда проходил практику в сельских школах). — Рогач именуется.
Суть операции по «выуживанию» Виктор сообразил быстрее, нежели мичман закончил объяснение. На «рогач» надевается петля стального троса. Петля накидывается на плавающую торпеду. Затем торпеда заводится в полупортик — этакую круглую «дыру» в корме, вытягивается лебедкой на тележку и крепится.
— И это вся моя обязанность?
Виктору конечно же нетрудно скрыть разочарование (из-за такой, с позволения сказать, «науки» призывать человека на службу!), но он не посчитал нужным скрывать.
— В основном, да, — утвердительно кивнул мичман. — Если не считать того, что вам придется еще обслуживать пулеметную установку, отдавать швартовы и крепить концы при швартовке. И научиться варить борщ и кашу. Этому вас Литвинов научит. Он, между прочим, на все руки мастер. Боцман, рулевой-сигнальщик первого класса, отличный пулеметчик и кулинар.
Нечего сказать, утешил мичман Строчков. Чего Виктор опасался, то и случилось. Гришуня, которому он когда-то зашивал дыру в штанах, теперь не только его начальник, но еще и учитель. Или как он еще называется по-военному?
* * *
Первое время мичман Строчков относился к Виктору с некоторой снисходительностью. И не в мягкости характера дело. Мягкости в мичманском характере разве что крохотную щепотку наскребешь. А уж почтения к диплому Заливина и такой щепотки не набралось бы. Просто мичман всю интеллигентскую братию считал чуточку ущербной в практической жизни. В некотором роде маломощной, что ли. И если предстояли авральные работы, непременно предупреждал Литвинова:
— Боцман, на выгрузку баржи матроса Заливина не посылать! Еще ногу бочкой отдавит. А как вы полагаете, — нужны нам лишние заботы? Не нужны. Пусть картошку к ужину чистит. Самое интеллектуальное занятие.
Следовало признать, что Гришуня оказался вполне терпимым (и терпеливым) преподавателем. У него, по крайней мере, хватало такта не читать нотаций, если у Виктора что-то не клеилось. Тогда Литвинов легонько отстранял Виктора:
— Не так. Смотри еще раз. Рукоятку оттягиваем назад…
«Смотри еще раз» он мог повторять до бесконечности. И не вскипать раздражением. У самого Григория все получалось ладно и споро. Вроде играючи. Хотя чего удивительного? За два с половиной года можно кое-чему научиться. Если уж медведя можно научить ездить на мотоцикле…
Литвинов мог себе и такую роскошь позволить, как великодушно похвалить Виктора. За прилежание. А великодушие это что ржавой пилой по самолюбию. Но похоже, боцману — ни малейшего дела до страдающего самолюбия бывшего вожатого. Он старался научить Виктора отведенному кругу обязанностей. И старался добросовестно. Виктор же в свою очередь старался возможно быстрее пройти свой морской ликбез. Чтоб скорее покончить с этим шефством.
— Не многовато ли обязанностей для одного? — как-то не выдержал Заливин.
— В самый раз, — благодушно усмехнулся боцман. — Сам видишь, наш экипаж крохотный. Кое-что приходится совмещать. Да не кисни. В жизни все сгодится.
— Интересно, в какой мере тебе лично все это пригодится? — съязвил Виктор. — Ты, как я вижу, нахватался тут всего понемногу.
— Мало еще нахватался, — нахмурился Литвинов. — После службы я в торговый флот пойду. И буду заочно в высшей мореходке учиться. И значит, мне все пригодится.
— Тебе легче жить, — снова съязвил Виктор. — Имеешь перспективы. А мне что даст твой торпедолов? Буду ученикам рассказывать, как щи варил, тарелки вытирал и снег на причале скреб?
— Не только тарелки, — язвительный тон задел боцмана. — Еще и как торпеды ловил. И как из пулемета стрелял. Как узлы вязал. Ребятам интересно будет послушать. И потом, что такое — «мне даст?». Тебе и так всю жизнь только и делали, что давали. Институт вон закончил. Дай и ты немножко. С тебя и причитается два года всего. Меньше обычной нормы, как видишь. Экзамен сдашь, еще и лейтенантом запаса уволишься. Но пока дойдет до лейтенанта, эти два годика ты повкалываешь наравне со всеми. И повкалываешь хорошо. Это я тебе железно обещаю. Скажи, ну чем ты красивее того же Куликова?!
Вон оно как! Интересно. Зрелый бывший подшефный воспитывает недозрелого бывшего вожатого! И вдобавок обещает помочь в дозревании. Все это было бы просто комично, не будь так скверно. И попробуй переведи разговор на шутку, если боцман Литвинов так освирепел. И с чего его так разбирает?!
И потом не очень логичен старшина 1-й статьи, не очень. На нехватку дел жаловаться Виктору не приходится. Интересно, что еще ухитрится Литвинов втиснуть в круг обязанностей матроса Заливина? Когда этот круг и без того плотно утрамбован. Настолько плотно, что письмишко черкнуть еле выкраиваешь время.
Уже на следующий день Виктор досадовал за вчерашнюю вспышку. Сам на себя досадовал. Ну, в чем был неправ Григорий Литвинов? В чем? Кругом прав. И не лично для себя же старается. Просто добросовестный парень. Честно делает свое дело. А тут еще каждый будет ему свой характер показывать! То, видите ли, Гулин. То он, Виктор Заливин.