Литмир - Электронная Библиотека
Литмир - Электронная Библиотека > Сиразитдинов Айвен СахиевичАстафьев Виктор Петрович
Бондарев Юрий Васильевич
Возовиков Владимир Степанович
Карпов Владимир Васильевич
Стрехнин Юрий Федорович
Годенко Михаил Матвеевич
Кулешов Александр Петрович
Усольцев Альберт Харлампиевич
Крупин Владимир Николаевич
Муратов Виктор Владимирович
Самофалов Леонид В.
Луцкий Сергей Артёмович
Сергиевич Дмитрий Григорьевич
Лесков Виктор Николаевич
Черкашин Николай Андреевич
Гаврюшин Михаил Радомирович
Пшеничников Виктор Лукьянович
Бородин Владимир
Поволяев Валерий Дмитриевич
Куваев Олег Михайлович
Рощин Борис Алексеевич
Горбачев Николай Андреевич
Чванов Михаил Андреевич
Плотников Алексей
Степанов Виктор Александрович
Андреев Валерий Степанович
Кирюхин Александр Васильевич
Екимов Борис Петрович
>
Стоим на страже > Стр.31
Содержание  
A
A

Только Кондаков, единственный на «точке», мог отыскать в ближнем лесу дупло и взять из него дикий мед.

Служил Кондаков как-то неторопливо и уверенно. Он не был отличником. Его фамилия редко упоминалась в докладах, донесениях и рапортах. Поощрений у него за год было всего два: одно за изготовление хлебного кваса, который так и звали — «кондаковский квас», другое — за оборудование парилки в дивизионной баньке.

Поздней осенью в дивизион привезли «молодых», так здесь называли новобранцев, прошедших курс молодого бойца в карантине. Промокшие, дрожащие от холода, в неумело заправленных шинелях, горбатые от торчащих за спинами вещевых мешков, неловко толклись они около каптерки, по очереди входя в святая святых, в дивизионную каптерку, где старшина каждому показывал определенное место для личных и лишних вещей. Солдату ведь немного надо для жизни: зубную щетку, тюбик пасты, бритву… Все остальное личное — лишнее, оставь в каптерке. Надо — возьмешь. Не надо, пускай лежит, ждет твоего увольнения в запас или, на крайний случай, приказа министра обороны об увольнении… Вот тогда почаще будешь вспоминать о тех вещах и вещицах, которые, оказывается, ждут своего часа, грустного и радостно-торжественного, последнего построения, прощания с «точкой». Но до прощания «молодым» еще далеко, у них все только начинается. И начинается вот с этой минуты у каптерки, на виду у всего дивизиона.

— Кажись, смена прибыла…

— Дембель близко…

— Не близко, а на носу…. Приказ зачитан…

— Эй, молодежь, кто со мной сразится в бильярд? Даю три шара фору! А? Никого… Пять шаров…

— Привет, соколики! Слушай, кудрявый, махнемся погонами, а?! Тебе какая разница: все равно еще служить на километр селедки!

— Новичок, а новичок… Сколько лаврового листа за службу съешь, знаешь? Нет? Так я скажу — венок чемпиона мира по шахматам.

— Значит, так, орлы: вы в гвардейской части! Запомните три аксиомы, важных для гвардейца. Первая… Со старшиной не спорь, он всегда прав. В столовую не торопись — все равно обед съешь с аппетитом. Лишний раз не подходи к телефону — обязательно куда-нибудь пошлют. Это надо усвоить сразу. Остальное придет по ходу действия…

Все было в этих словах: и гордость, порой граничащая с высокомерием, за свои трудные годы службы на «точке», и осознание своей силы, и радость предстоящей встречи с домом. На новичков такие приветствия действовали удручающе. Конечно, впереди еще будет и торжественное принятие присяги, и первая благодарность командира, записанная в солдатскую книжку, и вручение личного оружия, и первая пораженная цель из этого оружия, и первое заступление в караул, и первый день самостоятельной работы на электронной технике, и первая «работа» по воздушной цели… Все это будет, все это впереди, а сейчас… За окном хлещет проливной дождь, свистит ветер, тоскливо вызванивают провода… Казарма от холода кажется неуютной, чужой, временным пристанищем, а не постоянным жильем, тем более не домом вот этих бравых солдат, что ловко щелкают железными шарами на небольшом столе бильярда, рассаживаются на стульях и табуретках… Киноэкран за неимением другого помещения висит прямо в коридоре, отчего неуют усиливается, нагнетает грусть, необъяснимую тоску и равнодушие ко всему происходящему…

Тянет подгорелой кашей из кухни. Гремит включенный зачем-то на полную мощность радиоколокол. А главное слова — «орлы», «новички», «соколики»… Вроде и обычные слова, раньше их приходилось слышать, а сейчас вот налились каким-то обидным смыслом.

Терпкий вкус мокрой, принесенной на сапогах сменившимся нарядом глины с позиции… Впрочем, сапоги отмыты в бочке, что стоит у входа, даже протерты суконками, но все равно хранят запах глины… Глина здесь, что ли, какая-то особая, пахучая… Острый запах ружейного масла из открытой ружейной пирамиды, куда наряд с грохотом ставит свои карабины, полы, отдающие мастикой… Тяжесть и жесткий ворс собственной шинели, саднящие недавние мозоли от строевой в «карантине», тускло-серый, почти мертвенный свет плафонов в спальном помещении казармы, одинокий и какой-то нелепый в своем одиночестве фикус, застывший в кадке: его глянцованные тусклым светом ламп листья кажутся безжизненными, почти искусственными… Тьма за окнами, вязкая и липкая от дождя и глины, свет электрофонарей не рассеивается в ней, а стоит неподвижными конусами… Пока только это. Да и очередь движется медленно: что там, за дверью, старшина анкеты, что ли, какие заполняет… Поскорей бы в столовую. Да и столовая какая-то крохотная, скорее — столовка… И как в ней размещается весь дивизион?.. Наверняка в две очереди, им, новичкам, естественно, придется в последнюю очередь, когда в столовке уже от немытой посуды, крошек хлебных, торопливых движений дежурных-дневальных еще более неласково и неуютно, грустнее даже, чем в казарме…

Но вот к «молодым» подошел Кондаков… Неловкий, некрасивый, нескладный… Руки впереди, словно на ринг вышел…

— Здравствуйте, ребята! — сказал Кондаков негромко.

Никто не ответил. Все настороженно молчали, ожидали, что последует дальше. Наверное, тоже заговорит про лавровый лист и селедку, которые надо съесть за годы службы, а то и предложит на обмен свои часы, зажигалку, расческу… Яснее ясного.

— Откуда родом? — все таким же негромким голосом продолжал Кондаков, неторопливо, но внимательно рассматривая ребят, словно был начальником какой-то необычной команды и сейчас подбирал в нее достойных кандидатов. И на этот вопрос ответили молчанием. Да и что скажешь: один с Кубани, другой из Белоруссии, третий из Казани, четвертый с Памира спустился, пятый…

— Из Зауралья есть?

Вот это другое дело.

— Есть, — раздался тихий голос. — Курганщина… Точнее — Каргаполье…

— Земляче! Из Каргаполья, а такой робкий! А ну выдь…

Земляк вышел. Конопатый, потонувший в шинели, с вещевым мешком, висящим где-то на шее.

— Богатырь! — сказал Кондаков, похлопав земляка по воробьиной груди. — А почему стоишь на одной ноге?

— Дак…

Земляк оглянулся на друзей, не зная, можно ли сказать про мозоль. Засмеют. Да и не хочется сослуживцев подводить — из «карантина» пришел с мозолями, хромой… Перетерпеть дня три-четыре, потом все пройдет.

— Натер, что ли? — просто и прямо спросил Кондаков. В его вопросе не было ни насмешки, ни розыгрыша, а потому молодой солдат не счел нужным скрывать.

— Ага… немножечко…

— С кем не бывает… И я из «карантина» пришел с мозолью на… голове, — пошутил Кондаков. — А ну-ка пойдем…

— Дак…

— Идем, идем, земеля…

И увел земляка в казарму, к своей койке. По дороге расспрашивал:

— Как там, в Каргаполье, деревянный мост через Миасс еще стоит?

— Снесли.

— Снесли?! Такую красоту?

— Ага… Райисполком постановил… Пацан в воду прыгнул с перил, шею себе свернул…

— Не по-армейски, не по-армейски, — задумчиво произнес Кондаков. И тут же пояснил: — Если на Севере солдат обморозит себе щеку, не смазывают же всех остальных гусиным салом… Не по-армейски… А Воденниковская мельница?

— Мельница стоит. Только не водой мелет, а электричеством.

— И это не по-армейски, — проговорил Кондаков. — Есть вода, зачем жечь киловатты…

Разговор о домашней стороне Кондаков вел неторопливо и обстоятельно, как бы между делом. А дело в эту минуту было очень простым — подлечить ранки на ногах новобранца каким-то своим, изготовленным из лесных трав, снадобьем-мазью. Солдат стеснялся и того, что не умеет правильно заворачивать портянки, и того, что старослужащий солдат возится с ним ровно медик. Зачем ему это нужно. Шел бы щелкал шарами на бильярде и к телевизору подсаживался — там начиналась очередная серия детектива.

— Портянки-то в детстве кто учил заворачивать?

— Не было у меня в детстве портянок. Впервые в «карантине» сержант показал…

— Ну, сержанту с каждым из вас возиться было, вероятно, некогда, он показал просто функциональную схему… А сейчас завернем по принципиальной схеме…

31
{"b":"838770","o":1}