– Ха-ха! Молодец, Владиус. Правильные вещи видишь. Молод, но уже так умён! Похвально! Что ж, знать о секретном свитке будут всё те же три человека. Теперь ты понимаешь, Владиус, насколько важна эта миссия?! Вот вижу, что понимаешь! Вижу! Эх! Ладно, а теперь же о том, что касается собственно самого пути. Насколько я знаю, свиток уже в лагере. Обоз практически собран. В общем, этой ночью, дабы не привлекать излишнего внимания, колонна, в которой будешь состоять и ты, друг мой, выдвинется из легионной твердыни Дева Виктрикс и отправится в сторону расположенного на востоке города-крепости Эборакум. Города-крепости, также являющегося местом постоянной стоянки девятого легиона. Немного там передохнув и забрав пополнение для форта, обоз дальше должен будет продолжить свой путь на северо-запад прямиком к поселению Лугувалиум к границе земель мирных бригантов и воинствующих каледонцев. И уже оттуда, никуда не сворачивая, а двигаясь только на север прямо по враждебной земле окружённой чащами мрачного Каледонского леса, вашему обозу необходимо, я бы сказал, не дойти, а постараться достичь одного из последних действующих в тех немирных краях форта, именуемого нами в честь бога северо-восточного ветра Аквилон. Да, по рассказам легионеров, временами там и впрямь бывает невыносимо холодно и сурово, но, может быть, как раз благодаря этой небесной силе природы мы ещё и держимся там, несмотря ни на что. Когда уже будете в Лугувалиуме, то постарайтесь оттуда выступить поутру или же днём. Ну а в общем, если уж колону вдруг и застигнет ночь в Каледонском лесу, то мой тебе личный совет, декан: постарайтесь там, несмотря на усталость, продолжать идти к форту без излишних даже коротких остановок. Говорят, каледонцы любят нападать при свете полной луны именно ночью. Знаю, дело, конечно, предстоит слишком непростое, но всё же я бы не хотел, Владиус, с тобой вот так, здесь и сейчас, прощаться навеки. Так что ты, как и все остальные сыны Рима, уж постарайся там выжить. Но в то же время знай, мой молодой воитель, и то, что свиток, который предстоит вам доставить, очень ценен для командования, потому и ответственность, сам понимаешь, если случись что с ним, будет соответствующая. Но я всё же надеюсь, что боги вам помогут. Ведь если будет иначе… Ох! Ладно, декан, а теперь довольно слов и поучений. Ступай к себе в палатку, проверь амуницию, снаряжение и, главное, постарайся отдохнуть. За своих солдат не волнуйся, их на время под своё крыло возьмет другой десятник. Ты же никому ничего не говори, а лучше постарайся за отведённое перед походом время договориться со своим чутьём. Да-да, декан, ты не ослышался, потому как его помощь тебе пригодится. Ступай, Владиус Рутилий! И да помогут всем вам там Юпитер и Марс, а также самые верные союзники солдат – мудрость и отвага!

– Слушаюсь, командир, и благодарю за пожелания! – заискрившись внутренними эмоциями выразительно в ответ промолвил Владиус и, громыхая доспехами, как и было велено центурионом, направился к себе в палатку потихонечку готовиться к предстоящему овеянному непредсказуемостью и всевозможными опасностями первому личному воинскому походу.

Походу, коему на ближайшее долгое, а может быть, и весьма короткое время предстояло полностью завладеть умом, душой и сердцем молодого воителя. Да что там предстояло, сей преисполненный тревогой и мрачностью путь смог пленить душу Владиуса уже сразу, как только отважный декан был представлен один на один с собственными размышленими в легионной палатке. И смог пленить ведь так, что ни пришедшие с походных учений соратники, ни собственно сама нервозная подготовка к отбытию из лагеря в лунных ярких сияниях и произошедшая тогда же радостная встреча с первым другом детства не смогли поколебать внутреннего отрешённого пыла молодого римлянина. И лишь только когда пробуждающий всякое живое творение солнечный свет, овеянный весенними благоуханиями и красками ярких цветов, наконец-таки осветил застывшую от сонных лунных бдений округу, Владиус, внутренне ощутив сей разлетающийся отовсюду приток живительного мерцания, мгновеннои ожил. Вернее, очнулся и, словно не обращая внимания на бушевавшую доселе креплёную задумчивость, как ни в чём не бывало быстро огляделся и, поравнявшись с находящимся во главе колонны другом Максианом, недолго думая, повернувшись к соратнику, размеренно и негромко изрёк:

– Ох, какое в день Меркурия, однако, утро выдалось чудесное. Такая благоухающая кругом красота от Майуса, а ты что-то, мой первый верный друг, не словоохотлив?! Что-то случилось?

Слегка ошарашенно и не вполне понимающим взором взглянув на застывшее в приятном изумлении лицо Владиуса, Максиан сухо в ответ бросил:

– Это я-то не словоохотлив?! Посмотрел бы сначала на себя. Ещё с самой ночи ты, друг мой, вёл себя так, словно пребывал где-то в загробном или в небесном мире. Был словно неживой и не больно разговорчивый, а только лишь задумчивый.

– Да будет тебе, Максиан. Признаю, о чём-то я думал кротко. Вот только о чём?! Ха-ха!

– Ничего себе кротко! Боюсь представить, если ты окунёшься в размышления свои, то они будут вполне некроткими. Ладно, наверное, все твои мысли, Владиус, занимал первый серьёзный поход?! Если это так, то тогда всё вполне объяснимо!

– Да, ты прав, мой друг, видимо, о нём я и думал всё это время. Так думал, что уж и позабыл связанные с походными помыслами переживания и волнения. Но тем лучше. Зато сейчас я лишь лёгкость в своём теле и душе ощущаю. Лёгкость и силу. Да и, тем более, ты рядом, мой верный друг. Какие уж тут могут быть волнения и страхи. Верю, у нас всё получится.

– Так и будет, Владиус. Вот этот посыл твой мне по нраву. Это уже не первый мой поход, и скажу так: опасность здесь существует, всегда и везде, но если есть человек, который сможет надёжно прикрыть спину, то вероятность выжить в пути немалая. Держись меня, декан, и ничего не бойся. Привыкай к монотонности дороги, но в тоже время нутром старайся прочувствовать кажущуюся спокойной и девственной округу. Ведь не вся тишина может быть мирной. До Эборакума ещё немало миль. Ну хоть радует, что земли здесь вполне мирные, но всё равно излишне расслабляться не стоит. Помни сказанное мной выше, Владиус. Ладно, друг мой, веди колонну строго по миллариумам, кои увидишь вдоль дороги, надеюсь, не ошибёшься! Ха-ха. А то, задумавшись опять, завёдешь нас к родной колонии Линдум. Хотя увидеть дом я был бы только рад. Если в пути возникнут трудности, то поможет тебе опытный солдат из моего отряда Северин. Он будет рядом в моё частое отсутствие. Так что смело командуй, мой верный помощник. А я же отлучусь на время. Необходимо проверить арьергард, да и проведать нашу неженку-писаря. А то Ремус Винний уже, наверное, и заскучал от столь долгой и нудной дороги. Ха-ха!

– Всё будет выполнено, командир Максиан! Задача моя ясна и понятна!

– Вот и чудесно. Я быстро, друг мой Владиус! – улыбаясь, промолвил декурион и, резво оседлав коня, направился в хвост неспешно движущегося обоза.

Владиус же, оставшись во главе авангарда колонны, принялся чётко исполнять данное командиром указание, медленно и верно приобщаясь к монотонному течению пути. Достигнув поселения крепости Эборакума, воинский обоз, немного передохнув в этом обжитом как военными, так и ремесленниками и оружейниками городке и забрав предназначенное для форта Аквилон пополнение, неспешно направился далее уже в северозападном направлении, с каждой пройдённой римской милей оставляя за спиной сгустки небольших поселений и крепостей ещё пока вполне цивилизованной земли. Но чем севернее углублялась колонна воинов, тем намного реже уже встречались на пути хоть какие-нибудь очаги поселений и крепостей, связанных с римским миром. Повсюду виднелись лишь только нарастающий в обыденности преодолённых временных веяний нескончаемой дороги густой мрачный лес и разбавляющие удручающий угрюмый пейзаж не до конца высохшие болота. Казалось, навеивающим мрачностью лесным чащобам не будет и конца, как вдруг заметно подуставшие от возросшего напряжения, но не потерявшие к этому времени прозорливости, чуткости и внимания воины обоза, ведомые Владиусом и Максианом, к всеобщей душевной радости вдалеке пылающего грозностью горизонта заметили яркие огоньки. Огоньки без капли сомнений для увидевших их опытных солдат отряда декуриона относились не к чему иному, как к сторожевым башням крепости Лугувалиум, что вкупе с воспалившейся облегчённостью застывшим в мрачном неведении и до этого не бывавшим в здешних местах остальным воинам обоза чуть погодя подтвердил и сам командир охранения Максиан, разразившись довольной ухмылкой. Из всего этого следовало, что большая часть пути была благополучно преодолена. Но, улыбаясь и подбадривая как подуставших солдат колонны, так и собственно своего первого и лучшего друга, декурион Максиан одновременно в глубине души обрамлял мысли, преисполненные и не столь приятными частицами внутренних чувств. Напротив, помыслы командира охранения были сплошь пропитаны вехами переживания и настороженности. Ведь не первый раз оказывающийся на подобном задании Максиан прекрасно понимал и знал то, что пока варвары вследствие плотного и действенного присутствия романизированных и союзных римлянам сил не напали на обоз, и это, конечно, было хорошо, но ведь более-менее безопасные границы этого мира на рубеже крепости Лугувалиум заканчивались. И дальше уже лежала земля, охваченная куда меньшим контролем и повиновением со стороны римлян. Это была так называемая земля гор и лесов, а также вотчина северных варваров. Необъятная территория каледонцев и многих других свободных и воинственных племён неуступчивого острова, огнём и кровью испепеляющих даже лёгкий помысел и намёк на отожествление с миром римлян. Конечно, Максиан надеялся и на удачливость конечного исхода задания, как без этого, но мрачные отголоски в душе закалённого боями и схватками с хитрым врагом декуриона всё же превалировали, к тому же будучи ещё и усиленными страхом за жизнь пусть и очень отважного, но ещё не столь опытного в сражениях Владиуса. Однако размышление размышлению рознь, и не всегда оно ведёт лишь к печальной или счастливой конкретности вверенного жизненного эпизода. Истина, как водится, может оказаться и где-то посередине. Как бы то ни было, а воинский обоз, непродолжительно, но действенно передохнув в Лугувалиуме и по настойчивому изъявлению командира крепости взяв дополнительно к себе в отряд надёжного проводника-союзника из местного племени, переправившись через реку Итун, продолжил дальнейшее следование на север, плавно углубляясь в тёмные и дремучие дебри чащоб Каледонии. Максиан к сей поре немножечко отошёл от своих же дурных внутренних знамений, всё больше теперь полагаясь на счастливую и удачную волю ведающих во всём богов. То и дело через каждые пять миль опасного пути декурион стал отправлять вперёд небольшой конный отряд разведчиков вместе с проводником рассчитывая, таким образом, если и не избежать нападения, то хотя бы заблаговременно его обнаружить и тем самым хорошенечко подготовиться к бою. Ведь, как полагал наделённый уже немалым боевым опытом командир охранения, в схватке со свирепым и быстрым врагом и доля мгновения живой тишины и спокойствия способна сделать многое во благо жизненной надежды каждого из воинов. А что же помощник и верный первый друг Максиана Владиус? Декан за время уже немалого следования внутренне заметно заматерел, стараясь всё впитывать и приобщаться ко всем навыкам, повадкам и движениям, исходящих в избытке от находящегося рядом командира декуриона. Да, то и дело молодой декан позволял себе погружаться в свои пламенные и сладостные размышления, но при этом, впрочем, всякий раз пытался ни на мгновение не отвлекаться от окружающих мест следования колонны. Как и сейчас, в благоуханности дня, пусть и непроизвольно чуть-чуть отвлекаясь на точно застывшую в первозданности реликтовую природу, Владиус, также краем глаза поглядывая на подуставшего и отчего-то, видимо, слегка расслабившегося друга Максиана, тем не менее всё же и не думал терять свой воспалённый нюх самоконтроля, по-прежнему всюду чутко и зорко всматриваясь и прислушиваясь. Всматриваясь и прислушиваясь под неустанные и такие до боли убаюкивающие прекрасные трели лесных птиц, имеющих не иначе как самую прямую и чистую связь с природным мирозданием, всматриваясь и прислушиваясь, пока в один сущий миг, словно имея свыше силу перечеркнуть всю эту расслабляющую идиллию, её вдруг не нарушил раздавшийся чуть вдалеке от монотонно двигающегося обоза возбуждённый громкий возглас разведчика-солдата, внезапно прокричавшего: