– Декурион, командир, ты должен это видеть. Ух, там такое! Там, впереди.

И, тотчас встрепенувшись и попутно свободной рукою ухватившись за эфес своего меча, Максиан в ответ строго вымолвил:

– Что там случилось, солдат?! Говори же!

– Там, впереди, командир, маленькое и неприметное поселение. Так вот оно всё сожжено дотла. А его жители… Ох, в общем, тебе самому, декурион, лучше всё это увидеть.

– О боги, этого нам ещё не хватало на марше. Ладно, десять человек из охранения сейчас отправятся со мной, остальным я приказываю в боевом порядке занять позиции и под общим командованием Владиуса Рутилия, чтобы ни произошло, охранять обоз. Выполнять команду, живо! К оружию! Ад ар-ма!

И в этот же миг, когда всадники, исполняя приказ декуриона, принялись быстро занимать заранее известные каждому боевые позиции вокруг обоза, находящийся во главе колоны декан Владиус, резво одёрнув коня и тревожно посмотрев в сторону готовящегося отправиться к месту сожженного дотла поселения Максиана, не мешкая, воскликнул:

– Максиан, друг мой верный, разреши и мне с тобой отправиться!

В свою очередь, вновь встрепенувшись, только теперь уже от неожиданного посыла своего помощника, декурион плавным и уверенным движением слегка утихомирил успевшего было разгорячиться жеребца, зорко взглянув на пылающий уверенностью и неустрашимостью дружеский лик, и в ответ кинул:

– Ах, Владиус, вижу, что тебе уж не терпится воочию ощутить накал и градус настоящего боя. Да будет тебе, друг мой. Поверь, на свой воинский век тебе им хватит насытиться сполна. Владиус, послушай, а что если это всё ловушка? Что если варвары специально таким вот образом решили непросто разделить, а, что самое опасное, выманить на удобную, хорошо простреливаемую местность ещё и старших командиров.

– Ты, конечно, самый главный и старший в нашем обозе, Максиан! И тебе лишь решать, но знай: я себе до конца своих дней не прощу, если впереди вдруг окажется засада и вас там начнут по одному убивать, а я буду находиться здесь и бездействовать. Да и к тому же чуть погодя ведь варвары и за нами как пить дать придут, чтобы добить всех. Так что если эхо боя и смерти неминуемы, так не принять ли нам их, друг мой, вместе, спина к спине?! Решай, Максиан!

– Что же, по правде сказать, я не знаю, будет ли впереди ожидать засада или же нет, но на это мы вскоре поглядим. И поглядим, Владиус, мы вместе. Да, знай же и ты, декан, то, что принять возможный скорый бой, даже если ему и предначертано стать последним, в единстве с верным первым другом, – для меня это огромная честь. Северин, воин мой храбрый. Пока меня и Владиуса не будет, ты будешь старшим колонны. Если же услышишь звучный сигнал о засаде и начавшемся бое, немедля оседлав коней, повелеваю, всем вам отправляться вперёд к форту, уже не думая о нашей участи, потому как она уже будет предрешена. Запомни: главное – это доставить обоз в Аквилон. Боевые позиции пока сворачивать не нужно. Также будьте наготове, ведь варвары сначала могут и на вас здесь напасть. Тогда уж мы будем дожидаться вашего звучного сигнала. В общем, гляди в оба, Северин. Да помогут всем нам боги!

– Всё в точности будет исполнено, командир!

– Вот и славно! Ну что же, а теперь довольно речей. Воины, за мной! – только и успел вымолвить Максиан, прежде чем неугомонный скакун декуриона вместе с остальными конями небольшого отряда, среди которых находился и жеребец Владиуса, без устали направились на небольшую опушку, находящуюся в отдалении от дороги.

В отдалении заметном, но не столь большом и, стало быть, критичном. И посему лихо проскакав необходимый предел, всадники уже вскоре точно небольшой тучной лавиной выкатили на довольно большую открытую местность, где с внутренним отвращением и негодованием увидели представшую страшную картину, полную боли и ужаса. Двигаясь между сожженными до основания ветхими домиками вместе с оставшимися в них останками человеческих тел, Максиан и Владиус, как и все остальные всадники, стараясь не обращать пристального внимания на раскинувшееся перед ними пепелище, напротив, с неподдельным ужасом не могли ни на мгновение оторвать свои взоры от расположенного в самом дальнем краю поселения огромного дерева, не особо высокого, но очень широкого дерева, на обширных и прочных ветках которого с застывшей мучительной болью на лицах виднелись израненные тела оставшихся повешенных жителей деревушки. Им хоть и посчастливилось избежать пылких объятий огня, но всё же не удалость ускользнуть от липких щупальцев мучительной смерти. Ещё несколько раз внимательно посмотрев на застывшие в безмолвии тела, Максиан, почувствовав подступивший в горле твёрдый комок, нервно прокашлялся и, переведя воспалённый взор на застывшего поблизости проводника из Лугувалиума, тихонько промолвил:

– О Юпитер! Мне, конечно, уже много чего довелось повидать на службе Риму. Но вот таких больших и мрачных картин я ещё здесь не встречал. Что-то похожее доводилось наблюдать намного севернее, но вот так близко к обжитым империей землям нет. Интересно, кто и за что этих мирных людей так покарал? Они ведь не римские граждане, а получили сполна. Сдаётся мне, что ты, проводник, знаешь ответы на мои вопросы. Ведь так?

– Лишь отчасти, декурион. Да, ты прав, это не римские граждане, но они были союзниками Рима. И за это их так сурово и наказали. По крайней мере, многое указывает на это. А вот кто?! В этих негостеприимных местах довольно много разных племён, в большинстве своём являющихся непримиримыми врагами Рима. Так что попробуй узнай, кто есть кто.

– А каледонцы могут быть? Они ведь, говорят, очень безжалостный и воинственный народ! – не вытерпев, вдруг вмешался в разговор и Владиус.

Быстро переведя завороженный взгляд на декана, проводник в ответ тотчас мелодично добавил:

– Могут быть и каледонцы. Но ходят слухи, что якобы они подались от этих мест вроде как куда-то дальше на север. Я же говорю, есть слишком много племён, и трудно кого-то точно выделить из общей враждебной Риму массы. А насчёт того, что варвары-каледонцы безжалостны и при этом очень воинственны, то эта байка недалека от истины. Они безжалостны настолько, что даже если надо будет, то могут и ветвь своего племени не пощадить.

– А откуда ты так хорошо всё о них знаешь, проводник? Ты сам-то случаем не каледонец? – с нескрываемым любопытством властно воскликнул Максиан, при этом блеснув настороженным и хмурым взором в сторону следопыта.

– Я родом из здешних земель. Эти места знаю не понаслышке. Происхожу же я из племени как раз каледонцев. Вернее, я наполовину каледонец. Вторая же половина берёт начало от бригантов. Так что ты, декурион, как видишь, оказался довольно прозорлив в своём суждении, касающемся моей сущей природы.

– Вот как?! Так-так, а это уже получается на порядок любопытнее и серьёзнее даже моих таких вот, оказывается, прозорливых дум. Да, хорошего же нам проводника подсунул командир крепости Лугувалиум. Ничего не скажешь. Что же, наполовину каледонец, наполовину бригант, ответь нам тогда на такой вопрос: а как же ты, собственно, умудряешься Риму служишь? Неужели тебе сия служба не кажется постыдной?

– Хочешь, верь мне, декурион, а хочешь, нет, но скажу так. Служба Риму для меня постыдной не кажется, потому как он лично мне не сделал ничего плохого. А вот мои былые северные собратья сделали. Они практически под корень извели мой род, да и не только мой, но и многих сочувствующих империи иных моих соплеменников. Уничтожили и запугали тех, кто хотел мира и спокойствия на своих землях. Мне повезло живым вырваться из их дикого плена. Но достаточному числу людей не суждено было вкусить такой удачи.

– Ты вот что, следопыт, уж на меня зла не держи. Так повелось, что для меня варвары с севера провинции все одним нутром мечены. Так уж повелось! – чуть подобревшим тоном промолвил Максиан и, пристально посмотрев на продолжающее пылать светом открытости, лёгкости и прямоты лицо проводника, продолжил: – Мне вот что ещё любопытно, следопыт: а откуда ты так складно научился разговаривать на языке римлян?