«А вдруг она лишилась рассудка? — подумал Ток. От этой мысли ему сделалось совсем уж тошно. — Я ни за что не буду спать, хотя глаз закрывается сам собой. Кальт наверняка что-то подсыпал в вино. Сам он к вину не притронулся. А сейчас ждет, пока мы уснем… Мы вот-вот примем истинную веру, и символ ее — ухмыляющийся череп…»

Его разбудил чей-то душераздирающий крик. В спальне было темно; лампа либо погасла, либо ее убрали. Ток понял, что он все-таки благополучно уснул. В воздухе отчетливо пахло магией. Крик повторился и вдруг захлебнулся, сменившись странными булькающими звуками.

Под дверью его комнатки кто-то царапал когтями пол.

Тело бывшего вестового покрылось липким потом. Тока бил озноб. Он вскочил на ноги и ощупью достал из дорожного мешка обсидиановый нож, изготовленный Тленом. Этот нож он зажал в правой руке, а в левую взял свой собственный, уцелевший в странствиях по магическому Пути.

«Кому могут принадлежать эти когти? Либо кто-то из одиночников сюда пожаловал, либо… Баалджаг с Гаратом решили навестить хозяйку».

Ток молил богов, чтобы правдой оказалось второе предположение.

Он так и подскочил: где-то рядом рухнула стена. Кто-то пронзительно вскрикнул и застонал. Стон сопровождался хрустом ломающихся костей. Потом по коридору протащили чье-то тело. Сжимая ножи, малазанец припал к двери.

«Проклятье, ну и темень! Но и отсиживаться здесь никак нельзя».

Дверь треснула, будто по ней врезали громадным кулаком. Не успело отзвенеть эхо удара, как она упала внутрь, придавленная тяжестью обнаженного трупа. Очертания дверного проема были едва видны в тусклых отблесках, проникавших сюда из коридора.

Еще через мгновение свет загородила большая звериная морда со сверкающими глазами. Ток судорожно вздохнул.

— Баалджаг, это ты? — спросил он, с трудом узнав волчицу. — Ты, никак, стала даже больше, чем была раньше?

Волчица, признав его, убрала морду и двинулась дальше. Юноша проводил взглядом ее гигантский силуэт, после чего выбрался в коридор.

Вначале Току показалось, что произошло землетрясение. Коридор был усеян обломками камня, дерева, обрывками тряпок и… окровавленными кусками человеческих тел. На стенах темнели брызги крови.

«Боги, неужели волчица проломила стену толщиной в полруки? Как она сумела это сделать?»

Опустив голову, Баалджаг пробиралась к помещению для омовений. Ток крался за ней. Из тьмы вынырнул Гарат… Его морда была перепачкана в крови, а глаза светились, как два раскаленных угля, разглядывая малазанца.

«Боги! Что сталось с этим смирным, всегда ласковым псом?»

Спина Гарата была белой от пыли. Он отскочил в сторону, давая Баалджаг пройти.

— Гарат, как ты изменился, — прошептал Ток, опасливо приближаясь к собачьей морде. — Что же, интересно, было подмешано в то мясо бхедерина, которое ты съел?

Ласкового пса больше не существовало. Гарат превратился в умелого, хладнокровного убийцу. Глаза его предвещали смерть каждому, кто встретится на пути… Он пропустил Тока, а затем повернулся и скрылся во тьме.

Дальняя стена купальни освещалась несколькими свечами. Баалджаг, пригнув морду к плиткам пола, двигалась бочком, стараясь не касаться воды в бассейнах. Вода все так же журчала, но теперь она стала кроваво-красной. Над ней поднимались струйки пара. Ток сумел разглядеть четыре трупа в доспехах. Они лежали на дне. Току вдруг показалось, что этих людей… заживо сварили в кипятке.

Малазанец привалился к стене, нагнулся и… исторг из себя все, чем угощал их за ужином страж Домина.

Пол под его ногами сотрясался от ударов в другом конце храма-пирамиды.

«Гарат продолжает свою кровавую охоту. Что, напыщенный Кальт, не ожидал таких гостей?»

— Вот ты где!

Тока продолжало мутить. Он с трудом повернул голову и увидел госпожу Зависть, в белоснежной ночной сорочке. Черные волосы чародейки были стянуты в тугой пучок.

— Вот же не повезло беднягам, — вздохнула она. — Нельзя надевать такие тяжелые доспехи.

Поочередно обведя глазами каждый из четырех трупов, она обратилась к Баалджаг:

— А ты, моя дорогая, поспеши на помощь Гарату и Сену с Турулем. Нужно расправиться с остатками отряда стража Домина.

— Их здесь много? — изумился Ток.

— Человек двадцать наберется. Правда, теперь уже меньше. Кальт был у них одновременно командиром и верховным жрецом. Воин-жрец — самое нелепое сочетание… Дорогой мой, давай бегом в спальню и забери оттуда свои пожитки. Встретимся во дворе.

И с этими словами госпожа Зависть повернулась и вышла.

Току ничего не оставалось, как последовать за ней.

— Тлен не показывался? — спросил он.

— Не видела. Ничего, мы управимся и сами. Больше опасаться некого.

— И ты позволила мне спать, вместо того чтобы позвать на помощь?

— Любовь моя, ты сильно утомился. Разве я могла нарушить твой сон? И потом, Баалджаг в этих делах проворнее тебя… Бери вещи и скорее во двор. Сейчас Гарат будет рушить храм.

— Да, я как раз хотел спросить насчет Гарата…

— Ты, по-моему, еще продолжаешь спать на ходу. Давай поговорим потом, хорошо?

— Ладно, — проворчал Ток, переступая через труп паннионца.

Внутренние помещения храма сотрясались от ударов. В воздух поднимались новые облака белой пыли. Сегулехи снимали с крюков разложившиеся трупы деревенских жителей, нанизывая вместо них тела воинов из отряда стража Домина. Среди них был и Кальт, убитый одним ударом в сердце.

— Он яростно сражался, — сказала госпожа Зависть, кивая в сторону Кальта. — Топор его так и мелькал повсюду. А вот Туруль вроде бы даже и не двигался. Мне никак не удавалось заметить, когда же он успевает отражать удары. Потом он совсем спокойно взмахнул рукой и поразил настоятеля прямо в сердце. Поразительное мастерство.

— Не сомневаюсь, — ответил Ток-младший. — Как ты думаешь, Паннионский Провидец уже знает о нас?

— Определенно знает. Представляю, как его огорчит уничтожение храма.

— Тогда он пошлет против нас армию своих головорезов.

— Вполне вероятно, но если только отзовет часть своих войск с северных границ. У Провидца появится желание отомстить нам, однако вряд ли он сумеет это сделать. Добавлю, что его действия не очень-то помешают нам углубиться в пределы Паннионского Домина.

— Я готов хоть сейчас отказаться от этой затеи.

— Что это ты вдруг засомневался? — изумилась госпожа Зависть.

— Ну, я ведь не сегулех, на которого возложена карательная миссия. Не волчица, которая не сегодня завтра станет Взошедшей. Не т’лан имасс. И даже не собака, готовая примкнуть к стае Гончих Тени. И уж конечно, я — не ведьма, способная одним щелчком пальцев превратить воду в кипяток и заживо сварить в ней людей!

— Ты назвал меня ведьмой? Вот это уже настоящее оскорбление! — Скрестив на груди руки, госпожа Зависть стала надвигаться на Тока. Глаза ее сердито пылали. — Ведьма, говоришь? Да ты хоть раз видел, чтобы я щелкала пальцами? Какая глупость!

Ток попятился назад:

— Это просто образное выражение. Я…

— Успокойся, мальчик!

Она обхватила лицо Тока руками и привлекла к себе. Ее пухлые губы слегка раскрылись. Малазанец пытался вырваться, но чувствовал, что тело ему не подчиняется. Мускулы вдруг словно бы растаяли.

Внезапно госпожа Зависть остановилась:

— Нет. Не буду, пожалуй. Ты мне нравишься… свободным… Да, свободный ты лучше, хотя сегодня ты чересчур сильно испытываешь мое терпение.

Женщина разжала руки, одарив его насмешливым взглядом:

— Надо переодеться… Сену! Когда закончишь, подай мне дневную одежду.

Ток дрожал всем телом. Его кидало в холод при одной мысли о том, чем мог бы обернуться такой поцелуй.

«А поэты еще пишут о цепях любви и думают, что выражаются иносказательно! Ха! Да эта женщина воплощает то, о чем они говорят фигурально. Если бы существовала богиня Желания…»

Мысль оборвалась. Во дворе, из столба пыли, появился Тлен. Т’лан имасс повернул голову и поискал глазами Мока. Тот по-прежнему лежал на волокушах.