— Это София.

— Ох, хорошо. София. — Почему — то этого оказалось достаточно, и я была почти готова с ним переспать, когда он, очевидно, решил, что мне нужно больше информации. Наверное, это хорошее решение. Иногда меня слишком легко задобрить.

— Мы встречались.

Ну, жаль, что он не оставил это при себе.

— И нас связывали обязательства.

— Какие? — Само собой, я понимала, что он имеет в виду, но не смогла сдержать слова, вылетевшие изо рта. Я, правда, надеялась, что он не будет вдаваться в подробности любых связанных с ней вещей и не обратит внимания на те глупости, что я говорю.

— Это было два года назад, после окончания колледжа.

— Ладно. — Я не могла расстраиваться из — за этого. И, откровенно говоря, поцелуй не огорчил. Просто хотелось кое — что прояснить.

— Она наш бухгалтер.

Это похоже на правду. Она наёмный работник. С этим я могу справиться. Меня тоже наняли. Мы тут все — дружелюбные коллеги.

— Кто разорвал помолвку?

— Я.

Не знаю, было ли лучше думать, что это она — инициатор, потому что тогда поцелуй не имел бы никакого значения. Но то, что это сделал Лео, заставило увидеть всю ситуацию с приветствием в совершенно ином свете.

— Ты со всеми девушками так целуешься? Если да, то нужно понизить наш вчерашний поцелуй с отметки потрясающего до приводящего в трепет.

Я обрадовалась, увидев на лице Лео улыбку.

— Честно говоря, это наша первая встреча после того, как мы расстались. Так что нет, обычно я её так не целую. Совести ради добавлю, что это она начала. И такое не в порядке вещей. Не хочу, чтобы ты напрасно волновалась, беспокоиться не о чем.

До этого момента я не переживала, но сказать мне не волноваться — всё равно, что попросить вегетарианца есть поменьше овощей. Такого не будет. Я их не только ела, но ещё и посадила общинный сад, и наступило время сбора урожая, и всё великолепие жарилось на плите в кастрюльке вок на медленном огне. По сути, я перешла в полноценный режим беспокойства.

— Как она отнеслась к разрыву? — спросила я, снедаемая любопытством.

— Она не обрадовалась. Но время пришло.

— Ох, хорошо.

Я соединила пальцы, переплетя в паутину, а взгляд уперся в пол. Лео разъединил мои руки и переместил свои пальцы между моих, своего рода заверение через прикосновение, но это ещё больше ввело в замешательство.

— Послушай. Я не хочу, чтобы ты думала, что, говоря о том, что нам с Софией пришло время расстаться, значит, будто я считаю, что у отношений есть какой — то срок годности. — Я уже упоминала, насколько он красив? Потому что одного пронзительного взгляда этих голубых глаз достаточно для того, чтобы вдохновлять меня месяцами. Он смотрел мне прямо в глаза и произнёс:

— Не в этом дело. Всё было очень запутанно, а я твердо верю, что брак не решает такие проблемы, а просто их укореняет. Если бы мы с Софией стали чем — то долговременным, это не принесло бы ничего хорошего.

— Понимаю. — Я не соврала, и это одна из самых мудрых мыслей, что я слышала от парня двадцати с чем — то лет. Большинство мужчин, наделённых лицом, как у Лео, оказывались прокляты тем, что в их черепушке зияла пустота. Но к Лео это не относилось. У него не только полный набор касаемо внешности, но и имелись мозги, чтобы соответствовать. — Так теперь она просто работает на твою семью? И ничего больше?

Он покачал головой.

— Ничего больше.

— А поцелуй? Просто приветствие? — Как бы сильно я ни старалась убедить себя, казалось неестественным смириться с идеей, что поцелуй ничего не значил. Рукопожатия безвредны. Объятья — совершенно невинны. Я даже утверждаю, что подмигивание, хотя бы и немного кокетливое, чёрт возьми, неопасно. Но поцелуй? В этом есть что — то интимное. По крайней мере, для меня. Даже что — то более личное, чем другие вещи, с большим физическим контактом. Поцелуй — не просто поцелуй. Его используешь для того, чтобы передать то, что тебе не получилось сформулировать словами. Он выходит за пределы того, что можно произнести голосом, и проникает в совершенно другое пространство, где ты действуешь телом, чтобы высказать то, чего желала душа. Так что в моем понимании поцелуй много значит.

— Честно, не знаю, что там произошло. — Лео наклонился вперед, я могла видеть в его глазах то, как он вновь прокручивает в уме короткую встречу. — У меня нет ответа на то, как или почему это случилось.

Мне стало не по себе. Я совала нос не в свое дело. София для Лео в прошлом, хотя, какая — то часть этого прошлого снова заставила о себе говорить, по крайней мере, для неё. Всё же я решила прекратить допрос.

— Ты не обязан отвечать, Лео. По правде, это не моё дело.

— Надеюсь, ты всё же считаешь, что это тебя касается. — Его бицепсы сокращались под чёрной хлопковой рубашкой, на мощных, крепких мышцах выступали вены. Его челюсть сжималась в унисон, как будто все мускулы в теле слаженно работали, чтобы подчеркнуть его слова. — Если ты собираешься стать моей девушкой, то вопросы, касающиеся того, с кем я целуюсь, безусловно тебя касаются.

— Вот мы кто? — Казалось чересчур поспешным вешать ярлык на то, что бы между нами ни было. Не поймите меня неправильно, это та роль, в которой я бы чувствовала себя комфортно и с удовольствием её исполняла, но нереальность происходящего с трудом давала поверить, что мы вообще до этого дошли.

— Ты из тех людей, что не любят вешать ярлыки?

— Нет, я полностью за них. — Чёрт возьми, даже у моего любимого набора карандашей есть имя. И у ластика. Я как — то дала ему имя. (Назвала его Проклятье). — Мне просто известно, что ты говорил о долговременности. Дать чему — то определение — это, вроде как, говорит о постоянстве.

— Вполне справедливо. — Что за парень, который не только слушает всё, что я говорю, но и полностью принимает во внимание? Стоит предупредить его, что не всем мыслям, которые я высказываю, следует потворствовать, потому что я из тех девушек, у которых что в голове, то и на языке. Не стоит мне верить, словно мы пуд соли съели вместе. Лучше представьте, что её было столько, сколько остается на пальцах после того, как вы прикончили горсть картофельных чипсов. Большая часть того, что я говорю, стоит этих крупинок.

Всё это время мы с Лео стояли лицом к лицу в центре комнаты, поглотившей нас. Переместив вес на носки, он наклонился вперёд под таким углом, что его рот навис прямо над моим. Неглубокая впадинка на нижней губе так и просила её облизнуть, но я ждала его действий. И сказала достаточно. Он знал позицию, которую я заняла, и в тот момент я положилась на него.

— Просто чтобы ты понимала, Джули. Я не против постоянства с тобой. — Его пухлые губы приблизились к моим. Я почувствовала, как горячее тепло, скользнувшее из приоткрытого рта, легонько коснулось моей щеки, и от этого по телу побежали мурашки. Он заставлял страдать, в хорошем смысле. — Об этом свидетельствует тот факт, что ты не покидала моих мыслей с тех пор, как подала мне первую чашку кофе больше года назад.

Я вдохнула. Во всяком случае, попыталась.

— Я тоже убеждаюсь в этом, когда ты говоришь такие вещи.

Ведя себя смелее, чем следует, я провела ноготком от его предплечья до плеча и обвила рукой его шею, притягивая его к себе, пока не встретились наши лица. Глядя на него из — под опущенных ресниц, сглотнув, я переборола мандраж и отдалась на волю его рта, медленно, нерешительно, как будто он мог отвергнуть внезапное проявление настойчивости. Я слышала, как в ушах отдавалось сердцебиение, предвкушая желание и нужду, оно стремительно отбивало ритм. Встав на цыпочки, я крепко прижалась своими губами к его.

Он не выказал никакого сопротивления, только нетерпеливое согласие, бросившись вперед и смяв мой рот с безжалостным напором. Я вскрикнула от того, как он установил контроль, раздвинув мои губы, чтобы позволить языку проникнуть внутрь, но он поглотил этот лёгкий стон и углубил поцелуй. Его рука обхватила мой подбородок, я наклонилась к нему, моё тело тоже жаждало нашей близости. Мы целовались, пока не исчезло покалывание в моих губах, они совсем онемели, оказавшись под его контролем после того, как он нежно раздвинул их языком. Это была смесь наслаждения, исступления и интимности.