— Попробуй, расскажи о своей Земле? Тебе и жизни на это не хватит, чтобы я понял хотя бы малую часть того, как у вас там всё устроено. Да и сами люди, живущие на Земле, всё ли знают об окружающем земном мире и о самих себе? Нет, конечно. Так и я. Я мало что и понимал, живя там. А теперь-то, когда меня выбросили, что я могу тебе рассказать? Вот ваши там мальчики из подземного города, — они летают на машинах по самой небесной тверди, как считают это местные жители, они одолели и межзвёздную дорогу сюда. А много ли они и понимают в этих машинах в том смысле, что не они их изобретали, не они их создавали. Их просто научили всем этим пользоваться, вот и вся наука. Так и я. Я пользуюсь своими Кристаллами, вовсе не понимая толком их устройства. Я их не создавал, они были созданы миллионы лет до меня. Кем? Теми, кто перешёл в иное качество нашего бытия. А я только наследник чужого добра и чужого ума.
— Ну, так и какая же она, та избранница, предназначенная Рудольфу? — Франк перевёл тему, имея в данный момент состояние благостного наслаждения прекрасной природой, отдыхом, мягкой теплотой предосеннего дня, когда жара давно отступила, и каждый день казался подарком свыше. Он понял, что старикан — на замке, а ключ утерян. Что было толку его пытать о том, о чём он не расскажет, если только соврёт.
— Она имеет в себе и земную природу. Но частично. Она маленькая и доверчивая женщина, уже испытавшая личную травму. От этого она выглядит печальной, как и всякий много думающий человек. Можно ли быть весельчаком, глубоко постигая страдальческую пульсацию Мирозданья? Или ты думаешь, что великое и совершенное по замыслу целое может не страдать, если его малая часть больна и кричит от боли? — Хагор упёрся неожиданно яростным взглядом в глаза доктора, и Франк опять ощутил ту самую режущую боль в них, как было во время наваждения в его медотсеке. Заломило в области переносицы.
— Нет, — ответил он, прикрывая глаза, — ну и свет сегодня, до чего ярок, — добавил он.
— Нет? Как же нет, когда да! Я был выброшен на страдания, а те, кто остались, они и не шелохнулись, не подавились своей вселенской гармонией. Где же оно, их страдание за другого страдальца? А Инэлия? Знаешь ты разве, что пережила она? А бедняжка моя Гелия? Моя звёздочка нездешняя? И что? Кто там вздрогнул, вскрикнул? А Паук… Если бы он только понимал, насколько я поддерживаю его в его отрыве от тех паразитов, он бы перестал меня преследовать. Но он боялся меня. А я боялся его. А теперь, когда я убил сына от дочери его первой и единственной Избранницы, я стал его кровным и не прощаемым уже врагом. Он по любому уничтожит меня тут. Не вообще, объясняю это тебе, а именно что тут. Информационная матрица разумного существа неуничтожима в принципе. Никем.
— Разве ты убийца?! — поразился доктор, вглядываясь в бурое пятнистое лицо и не веря этому задохлику.
— А что? Не похож? А на насильника я похож? На того, кто овладевает женщинами в минуты безумного приступа похоти и ненависти к ним, одновременной с этой похотью? Ведь именно женщины вызывают у мужчин такую вот невыносимую похоть к своему телу. А уж насколько они её хотят вызывать, так это их личная тайна, и её клещами из них не вырвешь. По словам-то и личикам их лицедейским они все белые горные голубки!
— Ты же хилый больной старик, и вдруг насильник? Как это возможно? Тебя всякая, даже самая хрупкая девушка способна оттолкнуть так, что ты развалишься на части от самого небольшого удара. Что ты несёшь?
— А живые усилители на что? Те, коими я могу овладевать в подобные минуты через мощное воздействие, известное только мне одному? Нечеловеческое воздействие, заметь себе, а потому и не устраняемое никаким врождённым запретом и психологической выучкой. Как ты это проверишь? — на минуту Франку показалось, что его зрение утратило чёткий фокус обзора, и сама картина вокруг стала плавиться, становясь красным дрожащим студнем. Огненные точки на поверхности студня вызывали головокружение и желание лечь на траву. Доктор обхватил голову руками, делая себе привычный массаж и отгоняя дурноту.
— Или я должен как тот из сказки, которую ты читал моей Икринке в детстве, носить на лбу несмываемое кровавое пятно? — дребезжал над ухом Хагор.
— Да ты бес! Я никогда не читал таких ужасных сказок твоей внучке. Это ты придумал. Или у вас в ходу там такие сказки?
— Забыл я, какие там сказки, а вот слушай присказку. Брата будущей избранницы Венда я убил. Она же думает, что это сделал он, Рудольф. Был я тогда в некотором безумии, поскольку вышел я тогда из одного нечистого местечка под названием «Ночная Лиана», хлебнул там немного наркотического напитка. И вот тут-то представился мне вдруг шанс выслужиться перед теми, кто меня изгнал. А вдруг зачтётся? Знай, что, лишив жизни одного из потомков клана Паука, это я так для удобства твоего понимания говорю, я лишил значительной силы и его самого. Поскольку теперь ему уже гораздо труднее будет осуществить его замысел относительно будущего Паралеи. А может, и невозможно это окажется. Поскольку тот Нэиль входил очень существенной составляющей в его проект будущих событий. Камень из кладки вывалился, а всё строение и поползло! Да и не первым из числа его потерь был мальчик его внук. После того, как от зловредной инфекции угасла его… скажем так, первая найденная уже здесь Избранница, спустя годы была убита и дочь его Избранницы. Это уже потом он освоил многие загадки здешней природы и научился лечить многое из того, что недоступно здешним лекарям. А в то время он был со здешней природой на вы. Даже не скажу тебе, кого он сильнее любил, первую найденную или её дочь, но страдал он настолько сильно, что стал по виду совсем стариком, как и я, вовсе не будучи стариком в здешнем понимании. Ресурс его сильно просел, но мощь его как была колоссальной, если в твоём понимании человеческой мощи, то таковой и осталась, поскольку не человеческая она.
— Как же он смог породить дочь с местной женщиной, не будучи человеком?
— Не он породил эту дочь. Да и не была его первая Избранница местной женщиной. Она была… впрочем, это история для меня темна, и уведёт нас с тобой в такие умственные блуждания, что для меня утомительно, а для тебя бесполезно. Пойми лишь то, что дочь, внук — это понятия, приспособленные для твоего восприятия. Они были ему безмерно дороги, вот что это означает. И не Венда он вначале замыслил как Избранника для своей внучки. А та девушка, она его внучка, если по существу вопроса. Другого человека он ей, а вернее, себе для исполнения задуманного хотел. Тоже вашего землянина, любителя вековечных тайн и одинокого скитальца по жизни, но сама девчонка его планы спутала.
— Кто же? Разумов если. Он один и был у нас любитель тайн и скиталец по жизни. Себя не предлагаю в качестве ответа, ибо я стар.
— Ты-то стар? Да ты шутишь! А Разумов, где он теперь? Побоялись его ваши иерархи оставить тут на Паралее. Не он это. А тоже ведь, Разумов этот, как ни крути — мой кровный родственник.
— Как же это? — любопытный разговор вполне тянул на общение психиатра и пациента, но кто тут был психиатром, кто пациентом, этого доктор уже не понимал.
— А так. Он однажды Инэлию — мою Избранницу оплодотворил во фруктовой роще у озера. Честно сказать, она сама, одержимая вполне и понятной бабьей похотью, увлекла его. Ведь она стала тут обычной женщиной со всеми сопутствующими тому животными инстинктами. Страсть его была настолько неконтролируемой, что он помчался за нею, только подошвы ботинок засверкали, а штаны уж на бегу снял. Так и свалился к ней в траву уже горячий да голенький. Что Инэлия — ах, ох! Заплатила за своё безумие трагедией собственной дочери, которую мне пришлось отнести в огород к одной дуре с толстым задом, да с тощей душой. Не мог я обзавестись целым выводком в горах, где постоянно за мной охотились агенты Паука. Я и так за Гелию трясся каждый час. Он же мог всех уничтожить в отместку, весь мой клан. А также, чтобы не дать уже Гелии выполнить нашу Миссию. Чем она ему мешала? Наша Миссия? А тем, что не могли наши управляющие структуры, — это если по-твоему разумению, — бесконечно долго держать портал открытым для возврата тех, кто и должен добыть искомое. Это ж затраты колоссальные и непредставимые вам. А так, захлопнулась бы дверца, и свобода Пауку навсегда от тех, кто готовил ему возмездие за непослушание. У нас там милости нарушителям нет. Эх! А дочка та, что вторая была у Инэлии, так и не ведает о своём происхождении и о том, что родная мать её рядом живёт, а о ней и не догадывается. А может и догадывается, да что она может уже исправить, если девочка стала взрослой без всякого её участия? Я умышленно и выбрал этот городок и ту улицу, где подкидыш жила. Разумову-то, когда он Рудольфу помогал ребёнка обустроить в провинции, и невдомёк было, что по соседству его потомство подрастает. А я надеялся как-то исправить её судьбу, хотел её под присмотром держать. Да где там! Усмотришь за такой, если от матери — шлюхи ей природа шлюхи и передалась.
