— За что тебе это? Такой отец? Как могла твоя несчастная мать выбрать тебе такого отца? — Спросил он внучку, чьё изображение смотрело на него, не видя его и не слыша, из маленького Кристалла. — И где же их земное всевидящее око? Что следит якобы за ними денно и нощно? Да никто там ни за кем не следит!

Девушка стояла на уступе, и крылья отражали перламутровый блеск неба. Они были в развороте до полутора метров, и трепетали как крылья гигантских насекомых, лёгкость их была невероятной. Казалось, ветер гор снесёт их и саму девушку, как и впрямь бабочку, занесённую сюда на уступ горы. Но это было обманчивое впечатление. Девушка взмыла вверх.

— Летай, моя душа ангельская, — умилялся старик, — порадуйся, пока есть у тебя время. — Вспомнив о чёрном Кристалле, он посмотрел туда, где он валялся.

— Что ему твои слёзы? — спросил он, обращаясь к Кристаллу. — Если он и слёзы любимой своей не замечал. Да он ими, слезами-то, и тешится, плачь не плачь. Надо было совета у своего любящего сердце спрашивать, а не у тех, у кого была своя корысть. Могла бы узду на него любовную накинуть, а теперь сама будешь в такой узде ходить. Простишь всё, и стелиться перед ним будешь. Куда тебе деваться от своего одиночества? Высосал владыка далёких гор твою юность зазря, замуровал тебя в цветочную неволю и покинул, ни к чему не пристроенную. Всё не так! Всё здесь идет не так! А уж на кого Паук сеть накинул, тому трудно счастье найти, а жизнь потерять легко. Вот, к примеру, мать твоя, сколько лет уж прошло? Зачем и в лабиринт полезла? Её специально подставили, чтобы была она отвлекающим маневром. Её, ничего не понимающую, схватили, а те, кому надо, в горы проникли, пока мать твоя жизнь свою выкупала у того, у кого ты и плачешь сейчас. Только ничего она себе не выкупила, и смерть всё равно догнала её на хлебном поле. Счастье тебе, что не узнаешь ты об этом никогда. От кого теперь? Будешь распутника этого любить и ублажать всю свою короткую жизнь. Детей рожать ему. Дети, конечно, искупают всё. Они ваше будущее, а будущее должно быть лучше прошлого. Должно — не значит, что бывает. Кто теперь-то может знать, как события заплетутся, какой узор из мыслей и поступков людей сложится. И что всех нас ждёт в этом будущем? Если бы я мог вмешаться в нелепые петли и узлы, что вы тут вяжете, но не могу я ничего. Как ушла моя возлюбленная, звезда моя упавшая, так и ушла с нею моя сила и моя твёрдость кристаллическая. Рассыпался я в крошево, в немощь тусклую. Только и могу, что наливку пить, да слёзы лить. Всё не так. Всё не так!

Икри поднялась выше над самой горной грядой. Пронзительный ветер дул в лицо. Стылая ткань холодила тело, и девушка пошла на снижение. Ветер внизу был другой, он был тёплый и будто живой играл с нею, задирая платье, и она визжала, хотя кто и видел её? Затянутые маминой заколкой волосы не мешали ей как в прошлый раз. Она взглянула вниз и обрадовано увидела две уже знакомые фигуры в долине. Они опять были на поверхности, гуляли в горах после своей скучной и непонятной работы. Среди непонятных сооружений. Вчера она побоялась приблизиться к ним. Дедушка не разрешил ей нарядиться в мамино платье, а её туника была полудетской, некрасивой. Икри знала, что это другие люди, не те, что живут на планете всюду. Эти люди были особенные, их было мало. Они жили внизу в подземном городе. У них было много машин, блестящих и быстрых. Они сновали внизу, занимаясь неведомой ей деятельностью. Дедушка объяснял, что они прилетели из небесной глубины. Там, за перламутровой пеной облаков живут и переливаются, как драгоценные мамины камни, бесчисленные миры. Она и сама видела, как они не похожи на людей, живущих у них в городке, да и в столице, куда иногда брал её с собой дедушка. Они ехали на гремучем железном поезде. Дедушка давал ей деньги, и она покупала себе то, что ей нравилось в бесчисленных лавчонках и магазинчиках с прозрачными витринами. Но таких людей и в столице она не видела, хотя народу там самого разнообразного столько, что и не верилось, что это возможно, если сравнить с их полупустынной провинцией, с вялыми и недовольными людьми, да и тех немного.

Эти люди были другие. Чем? Они хохотали, сверкая зубами. Стройные и высокие, в сине-серебристых костюмах. У одного парня волосы были короткие, почти как у её отца. Он казался лысым, но не был им. Икри это не понравилось, зачем он так стригся? Лицо его было точёное, молодое, хотя и строгое слишком по-взрослому. Но всё равно доброе. Он казался сосредоточенным и хмурым, когда переставал улыбаться. Второй был совсем мальчишка, это чувствовалось. Очень тёмные, почти чёрные волосы были повязаны смешной повязкой на манер платка, как делали у них в провинции люди, работая на полях. Но его повязка была столь изящна и столь ему шла, что Икри не имела ничего против неё.

Они увидели её, узнали и радостно замахали руками. Их добрые лица сияли, будто они знали её давно. Они кричали на неизвестном певучем языке, но она их понимала.

— Фея, летающая фея! Спустись ко мне, крошка! — вот что кричал тот, что в повязке. Она спустилась ниже, хохоча так же громко, как и они. Посмела бы она так вопить у себя в городе, или на своей улице, как бы на неё зашикали все. Но здесь было можно. Её же никто не видел из тех, кто жили рядом. Горы были немыслимо далеки и от столицы, и от их провинции, и от всего того мира, где жили другие люди Паралеи.

Но Икри знала, что она тоже другая, и ей не вечно бродить по серым от пыли дорогам, по скучным улицам мимо унылых и бесконечных в своём единообразии оград и низких, скрывающихся за ними домов. У неё уже был Избранник. И она знала, что он скоро появится. Придёт за нею. Так говорил дедушка. Она ему верила, он никогда не обманывал её.

Она подлетела ближе и спустилась ещё ниже. Они были так милы, эти парни. Но Избранник был лучше, чем они. Ресницы Избранника золотились, словно опушенные золотой пыльцой, глаза тёмные и сияющие, и волосы тоже золотились, в том овале они были освещены их звездой Солнцем. И кожа была будто золотистая. Она с любопытством изучала парней, сравнивая их со своим Избранником. Мама тогда сказала, что глаза избранника похожи на золотой топаз. «А у моего папы на какой камень похожи»? Мама долго молчала, не желая сравнивать глаза отца с драгоценным камнем. «На изумруд», — ответила она нехотя. — «Они дети Солнца». «Что это Солнце?» — «Это далёкая звезда»

— Дедушка, — спросила в прошлый раз Икри, — они дети Солнца? Те, в горах?

— Все они оттуда. Город им принадлежит. Тот, что под поверхностью спрятан.

— Почему у них глаза такие яркие? Почему сияют?

— От счастливой жизни. И от здоровья хорошего, моя милая. Они не знают болезней, старения.

— Они не умирают?

— Нет, они умирают.

— Всё равно я хочу жить в мире этих людей!

— Тот мир, где ты будешь жить, несравним с миром этих людей. Он ещё ярче, ещё совершеннее. И там умирают лишь тогда, когда насытятся днями своей жизни и сами устанут от неё.

— Избранник будет там жить со мной?

Дед кряхтел: — Твоё дитя будет. Ты будешь. А он? — И ничего не отвечал.

— Будет, дедушка, будет, — уверенно говорила она.

Она подлетела совсем близко. Парень, тот, что в повязке, смеясь, ловко подпрыгнул и стащил мамину туфельку с её ноги. Вот досада! Шнурок развязался в полёте, слабо завязала. Ей было жаль туфельку. Где теперь взять такую же? Эти туфли стоили целое состояние из-за своих кристаллов. Её отец, сказочный богач, дарил маме камни и много чего. Почему это было плохо? Дедушка кривился, говоря об отце…

— Отдай! — крикнула она сердито. Но он не отдавал. Манил к себе и целовал сапфировую бабочку. И как ему было не противно касаться губами обуви? Икри хотелось спуститься и потребовать туфельку, просто вырвать её из его рук. Но дедушка настрого запретил это, пугал непоправимыми последствиями.

— Они могут увезти тебя с собой на свою базу.

— Ну и что? Ведь это так интересно!

— Дурёха, они голодные самцы! Сидят годами там, под землёй, или в горах без женщин. Так, иногда привозят им блудниц, — и он замолкал, поняв, что сказал ей лишнее. Но она не была маленьким ребёнком.