— Только попробуй! — зашипела она, — Я тебе точно перекушу горло!
— Не сумеешь. В тебе нет хищности, и зубки у тебя маленькие, нежные…
«Должна же ты и понять», — произнесла ей на ухо Ласкира, невидимая, но возникшая как зримый образ для Нэи, — «Что за моё отступничество это и не кара, а так, лёгкая выволочка. Чёрный Владыки оценил тебя по твоему достоинству. Ты теперь стала его любимицей. Он позволит тебе познать то, чего не познает ни одна из живущих тут женщин».
— От этих странных даров я бы предпочла отказаться. Не ощущать его прикосновений уже благо!
«Разве его страстное устремление к тебе не благо? Есть женщины, готовые отдать полжизни, чтобы испытать хотя бы часть того, что он столь щедро отдал тебе».
— Он это тот, кто отсутствует в этой постели, если по видимости?
— Не о себе же я говорю в третьем лице, — отозвался Рудольф.
Вернулась относительная ясность понимания, где она и с кем, — О чём твоя речь?
«О Чёрном Владыке», — шепнула Мать Вода голосом отверженной жрицы Ласкиры.
— О Хагоре, — ответил Рудольф.
— Ну, вот, ты уже не прячешься за чужими лицами, и это уже благо, — ответила Нэя, обращаясь к Мать Воде, игнорируя Рудольфа.
«Разве лицо твоей старшей мамушки чужое для тебя? Я заменила тебе мать, я отдавала тебе всю свою возможную любовь, заботу и работала на износ ради тебя. Всякая очередная жрица есть лишь очередное моё воплощение, и в каждой из них я проживаю свою жизнь. Я как была, так и осталась твоей Матерью, а душа всякой жрицы принадлежит моему мужу Чёрному Владыке, как и сама я принадлежу ему. Но ты всегда была непослушной. Вот и теперь ты выпила залпом весь флакончик, а винишь опять же меня в том, что тебе плохо. И лишь ради того, чтобы ты не умерла, дурёха, я и отправилась к Чёрному Владыке, чтобы он не допустил твоей душе попасть туда, куда ты её едва не ввергла»!
— В отличие от твоего колдуна, я всегда тот, кто я и есть, — здраво рассудил Рудольф, поскольку не наблюдал рядом с собой никого другого, кроме Нэи, — Не твой ли лжеотец — защитник и подарил тебе ёмкость с таким вот бодрящим напитком? Я от тебя такого не ожидал…
— Если тебя любят душевно сдвинутые особы, то ты точно им по душе родственник.
— Ты всего лишь сглупила, не переживай. Ты в полном здравии. И в самом расцвете своей женской и неземной красоты. Да и какая тут может быть другая красота? Только неземная.
— Я половину твоего бормотания не понимаю. Но и не жалею о том.
— Нет, Хагор уж точно не соучастник, скорее бессильный созерцатель, а вот сам Кристалл каким-то образом усиливает в разы сексуальные переживания. Жаль, что отдача потом ударит с неизбежностью. Точно так же, как если бы кто со всего размаху по лицу вдарил, когда не ожидаешь. И тут же накрывает опустошённость и омерзительная тоска. И в этом смысле тебе будет потом намного легче, чем мне.
— Как мне хочется самой тебе вдарить!
— И не пытайся, — он поднёс к её глазам Кристалл. Тот был на диво прозрачен, ясен, и вся прежняя его чернота куда-то делась. — Пока на мне этот скол чужого бога, я неуязвим. Когда скину его, тогда и нападай. Иначе такую отдачу получишь даже без моего на то желания, что опять плакать будешь. Ручку свою искусную отшибёшь, а тебе своими ручками чудесными дорожить надо. Ты же труженица, не только красота неземная.
— Не устал ещё обзываться? — спросила она, не понимая значения слова «неземная», произнесённого на чужом языке. Ясно, что-то издевательское. Да вся его речь была разбавлена непонятными сочетаниями звуков. — Какая же отвратительная у тебя манера ругаться так, чтобы я ничего не поняла. Вроде, и лицо сохранил и обругал при этом.
— Обругать тебя невозможно никому, поскольку тобой можно только любоваться, — он снял со своей руки кольцо с Кристаллом и положил его для чего-то между собою и Нэей.
«Если бы ты, действительно, обронила тончайшие лепестки своего цветения, ты и не оказалась бы тут. А так, радуйся, это есть лишь оценка тебя как экзотического цветка — порождения душной и замусоренной оранжереи по имени Паралея. Я ещё поставлю тебя в твой, соответствующий тебе сосуд — украшение. А ведь многие в твои годы превращаются здесь в хлам. Но ты чудо, моя услада, за что я и оценил тебя», — прошептал ей Чёрный Владыка, и показалось, что маска на его лице дрогнула в улыбке. А поскольку происходящее не поддавалась разумному объяснению, но воспринималось как нечто реальное, то Нэя засмеялась.
Рудольф, обрадовавшись тому, что посчитал за проявление её ответного чувства, стал слизывать остатки сока с её кожи. Но ласка не вызвала вообще никаких ощущений. Ни приятных, ни раздражающих. Поэтому и драться с ним не имело никакого смысла.
В Кристалле снова возник чей-то синий глаз, ничуть не бывший игрой воображения, а настоящий и одушевлённый. Он был словно орошён мерцающей слезинкой и пялился из своего чуждого измерения как бы и с осуждением всего того, что и наблюдал.
Рудольф взял его и поднёс к своему лицу, — Ну что? — обратился он к Кристаллу, — опять плачешь от своей вселенской тоски? Так кто же кем управляет? Мне всё же кажется, что не ты.
Он долго вглядывался в Кристалл, после чего сказал, — Странно, но у него появился заметный скол, а ведь только что не было, — после чего он опять положил его на то же место, а сам наклонился над Нэей, нежно оглаживая её.
— Твой Кристалл укушен Чёрным Владыкой. За то, что он влез в его священное таинство соединения со своей избранницей. Хотя избранница его и не выбирала. Но чувства живой женщины ему не очень-то и важны, важен ритуал, как некий древний алгоритм для его подпитки, как я думаю…
— Опиши, по крайней мере, как он выглядит, — попросил Рудольф. — Чтобы я по возможности задвинул и этого соперника.
— Он не твой жалкий Хагор. Или ты думаешь, что Хагор всесилен перед Владыкой планетарного ядра? Наверное, Чёрный Владыка мог и расплавить этот Кристалл, но почему-то не захотел. Всего лишь дал ему ощутить своё непредставимое превосходство.
— А жаль, что он его не расплавил, — заметил Рудольф, включаясь в новую игру, чем он и посчитал поведение Нэи.
И тут она, сделав вид, что идёт навстречу объятию, вонзилась в его спину ногтями и со всей возможной силой продрала ему кожу. Спина содрогнулась, и он откинул её от себя, ощерился, но позволил ей эту месть. От постели, от Рудольфа и от самой Нэи разило гранатовым соком. Запах и вкус граната впоследствии так и остался непереносимым, — Ногти у меня уж точно не хрупкие!
— Должна же и ты получить своё заслуженное удовольствие, — ответил он. — Но всё же не увлекайся и не развивай в себе наклонностей к садизму. Ты, как я заметил, очень любишь драться. И как правило тогда, когда хочешь запретить себе получить удовольствие из ложно понимаемого аристократического достоинства в ситуации непреодолимого ответного желания. Бабушкины уроки оказались действенными. Только ведь твоя бабушка — жрица, предавшая свою богиню, не являлась аристократкой. Она родилась простолюдинкой.
— Не трогай мою бабушку! — потребовала Нэя. — Она, если потребуется, отомстит тебе, даже находясь в Надмирных селениях!
— Ей, когда-то тайной служительнице местного Эроса, не за что мне мстить, уж если я люблю тебя, её внучку. По возможности забочусь о тебе как отец родной.
— Не знаю я никакого эроса. Такого ложного божка тут не знает никто. Она была служительницей Матери Воды.
— В чём и разница? Суть та же самая, — оплодотворение, деторождение и всё тому сопутствующее.
— Мать Вода никогда бы не благословила ни одну женщину зачать ребёнка в таком месте!
Он с готовностью согласился, что место для любви не самое подходящее, — Сам не ожидал, что буду с тобой нежен даже здесь.
«Это же постель для блудных девок, для кобелиной радости здешних затворников» — прошептал ей Чёрный Владыка. — «У мужской природы есть очень существенный дефект, восполняя который мужчины и деформируют столь часто природу женщины. Так что в этом смысле ты, да и он, встали с ними в один разряд», — Чёрный Владыка обнял её. — «И если я настолько плох, тогда признай, что и ты всего лишь недолговечная утеха из тех, о которых быстро забывают многие из мужчин, чтобы сохранить в себе человеческую значимость, не исключено что мнимую».
