– Контракт не заключали, надеюсь? Смотри, если он есть, прощай свобода.

Было что-то в словах Красилова, что заставило приглядеться к нему: нормальный мужик, открытый, дела иметь с таким приятно, а в глазах пусто. Видел я его жену пару раз, Алину. Эффектная, с мужа глаз не сводит. Но что там внутри? Диана тоже такой была когда-то.

Визитку я взял, поблагодарил, но никак не мог заставить себя позвонить. Пожалуй, стоит Глебу спасибо сказать, подтолкнул.

В приёмной Боровецкого меня встретил его помощник, извинился за то, что Аркадий Борисович задерживается, и предложил кофе. Спешить было некуда, я приехал на пятнадцать минут раньше, сам виноват. Как раз будет время отвлечься и успокоиться. Вот он, последний шаг, который окончательно сделает нас с Дианой чужими, как бы смешно и сентиментально это ни звучало. Всю ночь не спал, думал. А когда уснул – она приснилась. В свадебном платье, счастливая. И чужая.

Нужный сон, она ведь давно чужой стала. Но подсознание всё равно цеплялось за прошлое, не желало отпускать. Вырывать, так с корнем.

Бодрый мужчина за шестьдесят вышел из соседнего кабинета так стремительно, что я едва успел подняться навстречу. Рукопожатие у него оказалось тоже крепким, уверенным, а взгляд – цепким.

– Виктор Маркович? Роман говорил о вас, спасибо за доверие.

– Спасибо, что так быстро откликнулись.

Мы прошли в кабинет, удобно расположились за столом, передо мной появилась новая чашка с кофе. Благодарно кивнув незаметной секретарше, я моментально о ней забыл. Повернулся к Боровицкому, перевёл дыхание и медленно, отчётливо сказал:

– Хочу развестись с женой.

Тот молчал, ожидая подробностей. А я задумался: что сказать? Правду, конечно. Придётся её потом на суде говорить. Вдруг Настю начнут вызывать? От этой мысли в жар бросило.

– Она мне изменила и исчезла.

– Как давно? – деловито спросил Боровицкий, шустро делая пометки в большом блокноте с золотым тиснением. Надо же, не думал, что такими кто-то ещё пользуется, давно на планшеты перешли.

– Три года назад.

– И за это время ни разу не объявлялась?

– Я не видел. С дочерью виделась несколько раз, иногда ей звонит.

– Сколько дочери лет?

Вопросы вылетали, как пулемётная очередь, безжалостные и стремительные. Били прямо в цель, заставляя вытаскивать наружу всё, что предпочёл бы забыть. Когда Боровицкий замолчал, я потянулся к кофе, замечая, что руки слегка подрагивают. Давно меня так не потрошили.

– Вы не заключали брачный договор, значит, всё имущество будет поделено пополам. Но, – он поднял палец, на котором блеснул перстень, – если сможем доказать, что она фактически не являлась вашей женой последние три года, получится отделаться малой кровью.

– Какой кровью? – усмехнулся я. – У неё своего имущества полно, дочь не нужна.

– Хотите лишить её родительских прав?

– Хочу. – Я даже вперёд подался, упёрся локтями в колени. – Хочу, но не могу, Настю жалко. Она не заслужила. Если мать захочет определить время общения, препятствовать не стану.

– Это если мы найдём её. А искать придётся, вы же понимаете? Если бы не было ребёнка, было бы проще, а так только суд.

Это я прекрасно понимал. Мечтал только, чтобы новости в прессу не просочились. Громкий развод может больно ударить по компании. Партнёрам всё равно, а вот конкуренты могут раздуть из мухи слона, вывернуть всё так, что репутация пострадает. Отряхнусь, конечно, не впервой, но снова проходить через это не хочу.

От Боровицкого я уходил, крепко задумавшись над его словами. Будут искать Диану. Не исключено, что найдут, и… Мы снова увидимся. Хочется верить, что уже в суде.

Какая она сейчас? Сильно изменилась? Чем больше об этом думал, тем больше понимал, что образ размылся в голове, а голос давно перестал звучать в ушах. Я почти не помнил, как она выглядит, только детали, мелкие и яркие. Даже улыбка и повадки Дианины, что Насте приписывал, всё же больше дочке принадлежали. Диана постепенно становилась фантомом, и всё, за что я цеплялся – воспоминания о чувствах и эмоциях, которые она мне дарила когда-то. Ключевым здесь было прошедшее время.

Наверное, это поход к адвокату так повлиял – легче дышать стало. Недосказанность давила годами, а тут – впереди замаячила свобода.

Когда вышел из офисного здания не сразу понял, что не так. Поднял глаза – с серого неба сыпалась какая-то мелкая труха, не похожая ни на дождь, ни на морось. До машины идти было недалеко, но пиджак успел намокнуть, а волосы облепили лоб и виски. Машинально поправил их, глядя в зеркало заднего вида, прикинул, сколько до дома добираться, покосился на папку с проектными декларациями, которые надо просмотреть и утвердить до послезавтра. Надо сказать Кристине, чтобы оставила окно на двадцать шестое – у Насти спектакль, вечерами только о нём и говорит. «Сказка о попе и о работнике его, Балде», где она будет играть чертёнка. Они с Софьей Львовной увлечённо шили костюм – наотрез отказались готовый покупать.

– Вот ещё, – возмутилась Софья Львовна. – Что я, рожки и хвост не сделаю? Не хватало ещё в магазине брать, где всё по одному лекалу.

Насте в школе нравилось, и это главное. В родительский чат я не заглядывал, только чистил порой зашкаливающие за тысячу в день сообщения. Пару раз в обеденный перерыв глянул для интереса и тут же закрыл: было ощущение, что ты открыл дверь в портал ада, где все кричат друг на друга. Нет, это без меня.

Когда зазвонил телефон, я был уже на полпути к дому. Покосился на имя, не сразу понял, кто именно звонит. Включил громкую связь, маневрируя в потоке машин – дождь усилился, дворники непрерывно елозили по лобовому стеклу.

– Слушаю, Виктория Максимовна.

– Виктор Маркович, здравствуйте. – По телефону её голос звучал немного иначе, стал ровнее и глубже. – Простите, если отвлекаю.

– Что-то срочное? – прозвучало слишком грубо, поэтому добавил: – Просто я за рулём.

Она ответила после небольшой паузы, словно собиралась с духом.

– Дело в том, что нам нужна помощь.

– Сколько? – спросил, прежде чем успел подумать. Ну, а какая помощь ещё им может быть нужна? Видел же в чате, как родители верещали, договариваясь о каких-то суммах. Каких именно – вникать не стал.

– Не сколько, – а вот теперь я её узнал. Те же ледяные нотки, что в день нашей первой встречи прорезались. – Нужна мужская помощь, а никто из пап не откликнулся. Надо собрать декорации.

«А вы сами молоток держать не умеете?» – ехидно прозвучало в голове, но там и осталось. Обычная просьба, помню, мой отец тоже в школу приходил помогать. Особенно чётко это в конце девяностых запомнилось, когда из-за терактов в жилых домах люди по ночам в школах дежурили… Но декорации сбивать – это не террористов по ночам выслеживать.

– Я могу отправить вам пару строителей, – протянул, прикидывая, кого можно выдернуть на пару часов сверхурочных. Представил, как вытягиваются их лица, и поморщился. Молодец, начальник, сам, выходит, не умеет ни хера, а всё туда же – командовать. – Хотя нет, подождите. Когда вам помощь нужна?

– В субботу. Мы в понедельник хотим начать репетировать на сцене. Хотелось бы, чтобы дети не вокруг стульев бегали, – сухо ответила Виктория Максимовна.

В субботу у меня выезд на два объекта и обед с проектировщиком. А вечером с Настей и Софьей Львовной запланирован вечер настольных игр. И когда прикажете выкраивать время?

– Хотелось бы больше конкретики.

– Часов в десять можно было бы…

– В десять не могу, занят.

– Тогда, может, ближе к обеду?

– В обед тоже, простите.

– Тогда зачем сказали, что сможете? Я не настаиваю, попрошу трудовика.

Глубокий вдох, медленный выдох. Вспыльчивая учительница нам с Настей попалась, надо бы дочку расспросить о её характере.

– Виктория Максимовна, если я сказал, что смогу, то смогу. Но вам придётся подстроиться под мой график. В субботу у меня окно примерно с трёх до пяти. Может, получится освободиться пораньше. Устраивает? Если нет, могу предложить воскресенье.