— В жизни все гораздо сложней, чем в школьной программе, — сказал он.

— Всегда подозревала, что бездарно трачу время на этих уроках, — сказала я.

— Я думаю, что в твоем случае мы имеем дело с неопределенным сюжетом, — сказал он.

— Это вообще как?

Звучало, как чушь. Либо сюжет есть, и тогда он вполне определен, либо его нет. Для литературы это, конечно печально, хотя кого-то и устраивает, а вот для обычной жизни — самое оно.

Когда ты сама — хозяйка своей судьбы, сама принимаешь решения и не зависишь от того, что там тебе кто-то мог предписать.

— Считается, что есть два метода работы над какой-либо историей, — сказал Грег. — Первый, считающийся наиболее продуктивным и самым распространенным, это работа по плану. То есть, автор прописывает план, намечает персонажей, продумывает все события, которые должны произойти от завязки до кульминации и к самому финалу еще до того, как приступает к самому написанию книги. Когда ему все известно заранее, и он последовательно описывает то, что уже придумал.

— И в данном случае, автор — это…?

— Жизнь, — он развел руками. — Вселенная, высший разум, мы до сих пор точно не знаем. Разве в школе вам этого не объясняли?

— Я думала, в жизни все не так, как в школьной программе.

— Что-то и совпадает, — признал он. — И да, ты права. Если бы ты участвовала в сюжете такого типа, то никакая авария не смогла бы тебе помешать. Никакой аварии бы вообще не было.

Я невольно прикоснулась рукой к голове, которая все так же не болела.

— Но она была.

— И это приводит нас к второму способу, — сказал Грег. — У автора есть персонажи, есть стартовая ситуация, и есть какое-то ключевое событие в отдаленном будущем, но он точно не знает, каким образом герои доберутся до этого события, и он садится писать, рассчитывая, что все прояснится в процессе.

— Так правда делают?

— А ты не знала?

— Никогда об этом не задумывалась, — сказала я. — Значит, вы думаете…

— Что из-за аварии ты пропустила свое ключевое событие, — сказал он. — Но поскольку оно все равно должно произойти, а четких временных рамок для него нет, тебя раз за разом отбрасывает в то состояние, когда ты должна было это сделать.

— А автор — это все еще жизнь, вселенная, высший разум и вот это вот все? — уточнила я.

— Разумеется.

— Надо понимать, вам удалось выяснить, что это за событие, так? Иначе этого разговора бы не было.

— Удалось, — на этот раз в его улыбке присутствовало самодовольство. — И я думаю, что после того, как оно произойдет, ты вернешься в норму. И время для тебя пойдет снова.

— Ладно, — сказала я.

— Ладно?

— Ну да. Я это сделаю. У меня же нет выбора, правильно? Все другие методы лечения вы уже наверняка попробовали.

— И ты даже не спросишь, что нужно сделать?

— Зачем спрашивать о том, о чем вы сами мне расскажете?

Он сунул руку под халат, извлек оттуда фотографию — бумажную фотографию — и протянул мне.

На снимке был запечатлен смазливый голубоглазый светловолосый мужчина, чья прическа пребывала в творческом беспорядке. Располагающий взгляд, какие бывают у второсортных актеров, коммивояжеров или перспективных политиков. Легкий намек на бородку, которую не стоило бы отращивать человеку с таким цветом волос. На вид мужчине было лет тридцать-тридцать пять, и мне трудно было уложить в голове, что это — мой ровесник.

Кроме того, он был абсолютно не в моем вкусе.

— Он абсолютно не в моем вкусе, — сказала я.

— Это неудивительно, — усмехнулся Грег. — Если ты думаешь, что это твое «долго и счастливо», то ты ошибаешься.

— И что же в таком случае меня связывает с этим парнем? — спросила я.

— Смерть, — сказал Грег. — Вы двое должны попытаться убить друг друга, и один из вас должен в этом преуспеть. Мы искренне надеемся, что это будешь ты.

Как по мне, это был довольно радикальный способ лечения амнезии, но похоже, что Грег был сторонником нетрадиционной медицины. С другой стороны, мне импонировал тот факт, что он не стал ходить вокруг да около и сразу выложил, что они от меня ждут.

Еще я отметила, что шока это предложение у меня не вызвало. Мысль о том, чтобы кого-то убить, не встретила большого отторжения в моей голове. Может быть, вместе с памятью я потеряла еще что-то важное.

Эмпатию, например. Моральные принципы.

— То есть, — медленно сказала я. — Вы хотите подтолкнуть подростка к убийству?

— Ты не подросток, Бобби. На самом деле ты не подросток.

— Что же это за сюжет-то такой?

— Мы полагаем, что имеем дело с молодежным триллером про маньяка, — сказал Грег. — Ну, знаешь, молодые люди собираются на вечеринку или едут в какой-нибудь удаленный дом на берегу озера, и в самый разгар веселья появляется зловещий силуэт в маске и в черном плаще, и начинает кромсать их своим здоровенным охотничьим ножом. Я не говорю, что все было бы именно так, но что-то в таком роде и подразумевается.

— И вот это, — я потрясла в воздухе фотографией. — Маньяк?

Не то, чтобы я сомневалась в его ответе, но мне все же хотелось уточнить.

— Да. Попробуй мысленно добавить к его образу маску и окровавленный нож.

Я попробовала. Получилось неплохо.

— Кто он такой вообще?

— Джеремайя Питерс, — сказал Грег.

Это имя мне ни о чем не говорило, и я пожала плечами.

— Сейчас он уже лидер целой секты, — сказал Грег. — Кровавого культа, практикующего человеческие жертвоприношения.

Я еще раз глянула на фото. Джеремайя Питерс выглядел до отвращения хорошим парнем, этаким своим в доску чуваком, живущим на соседней улице.

То есть, вполне подходил под предложенную Грегом роль.

И меня совершенно не удивило, что в качестве жертвы он выбрал меня. Ко мне с детства липнет всякое… вот такое странное.

Но когда я попыталась вспомнить, что именно вот такое странное ко мне липнет с детства, у меня не получилось.

— Значит, если бы не случилось аварии, я бы оказалась на той вечеринке, и он бы попытался меня убить? — уточнила я. — А авария ему помешала, потому что…

— Потому что ты оказалась в больнице, и ваши пути не пересеклись, — сказал Грег.

Это звучало довольно логично. Ну, в рамках нашего безумного мира, где многие события происходят просто так. Просто, потому что.

Я положила фотографию на стол, и у меня снова случилось дежавю. Словно я уже переживала эту ситуацию, уже рассматривала лежащий на полированной поверхности снимок человека, которого мне предстоит убить.

Только это был другой человек.

— И как вы хотите, чтобы я это сделала?

— Мы бы хотели, чтобы ты это сделала наименее травмирующим для тебя способом, — вздохнул Грег. — Но боюсь, что таких способов не существует. Но если… когда это поможет тебе выбраться из временной петли, мы обеспечим тебя помощью лучших психологов, специализирующихся на работе с посттравматическим синдромом…

— Да я не об этом, — сказала я. — Как это сделать чисто технически?

— Мы знаем, где этот человек будет через несколько дней, и доставим тебя на место. Мы подскажем тебе, что делать и когда, чтобы все прошло хорошо. Ты все время будешь находиться под нашей защитой, и тебе ничего не будет угрожать. Это будет простая операция, подход, акция, отход…

— Звучит так, как будто вы уже проделывали это раньше, доктор.

***

— Самосознание на уровне шестнадцати лет — это один из худших для нас вариантов. Точнее, не то, чтобы худших… просто он не самый удобный. Она уже достаточно умна, и мы не сможем манипулировать ей, как ребенком. Подростковый максимализм, который плохо совместим с прагматичностью, свойственной ее более взрослым версиям…

— У нас нет времени на перезагрузку, Леннокс. Придется работать с тем, что есть.

— Разумеется. Мы уже имели дело с этой версией. Наиболее эффективный метод — это напрямую сказать ей, что мы от нее ждем, смешав ложь с небольшим количеством правды. Создать иллюзию полной открытости, так сказать.