Снова потянувшись к белке, дабы проверить, не убежит ли она прочь, Демела прикоснулась к наполовину облезшей лапе. Та и не думала сопротивляться.

– Ты и правда теперь полностью подчиняешься мне? – спросила она.

В ответ на это зверек разумно предпочел промолчать.

– Тогда я хочу… Мне нужно, чтобы ты… – Она помедлила. – Нет, так не пойдет. Пожалуй, правильным будет дать тебе хоть какое-то имя.

На несколько мгновений девочка задумалась, пытаясь вспомнить, как нарекали крестьяне находившихся с ними рядом животных. Однако все, что приходило ей на ум, казалось каким-то неправильным, неплохо подходящим собакам, коровам и козам. Но никак не дохлому грызуну.

– Точно! – сообразила Демела. – Будешь у меня Тухлятиной, – сказала она, вновь ожидая какой-то ответной реакции.

Если мертвая белка вообще что-то понимала, то свое новое имя приняла безропотно. Хозяйку это слегка разочаровало, но она все равно не смогла сдержать улыбки. Протянув ладонь, она подставила ее животному. Тухлятина одним коротким прыжком взобралась на нее и покорно села на задние лапы.

– Вот скажи мне, – обратилась девочка к зверьку, снова ощутив приступ голода и жажды, о которых на несколько коротких мгновений успела позабыть, – где в этом лесу можно найти воду? Тебе это, случайно, не известно?

Белка по-прежнему не издавала ни звука, став похожей на неподвижную статую. Каждое дерево здесь она, должно быть, знала с рождения. Только вот как было заставить ее заговорить? Внимательно посмотрев ей в глаза, ощутив при этом всю глубину своей жажды, Демела приказала:

– Веди меня к воде.

Тухлятина хрипло взвизгнула и, соскочив с руки, стремительно побежала вперед. Хозяйка едва за ней поспевала. Но, несмотря на это, даже когда зверек ненадолго скрывался из вида, она все еще чувствовала с ним странную связь, не позволявшую ей потерять верное направление.

Через несколько минут Демела услышала громкое журчание потока, а затем и узрела небольшое ручей, протекавший в сумраке чащи меж округлых, покрытых мхом валунов. Припав к ним, она опустила голову к холодной воде и сделала несколько жадных глотков. Затем умылась, избавляясь от застывших на ее лице грязи, крови и сажи. Туман, окутывавший ее разум, сразу же рассеялся, мысли обрели небывалую ясность. Только вот чувство голода по-прежнему никуда не делось. Оно лишь немного притупилось, но вскоре снова грозило стать нестерпимым.

Вздохнув, девочка опять посмотрела на белку, сидевшую неподалеку. Вот если бы та могла еще и накормить ее… Но, вероятно, она требовала от зверька слишком многого?

Внезапная догадка снова заставила Демелу улыбнуться. Коли животное и впрямь обитало в этих местах, наверняка должно было прятать здесь запасы на зиму. А значит, в его памяти все еще хранилось расположение заветных тайников. Нужно лишь было придумать способ, как объяснить, что от него хотят.

Попытавшись представить, как белка, разрывая землю, вытаскивает что-то съедобное, девочка, через связывавшую их незримую нить, передала этот образ питомцу. На этот раз она не произнесла ни слова. Но вскоре в ее ладони уже было несколько довольно крупных орехов, которые ей без труда удалось расколоть на валунах у ручья.

Знал зверек и о том, где находится выход из леса. Стоило Демеле мысленно попросить его стать провожатым, как облезлый хвост вытянулся вверх, и они вместе пошли сквозь чащу.

Несмотря на все произошедшее, путешествовать так было по-своему весело. Даже зная, что дорога окажется неблизкой, девочка больше не боялась умереть. Проворно бегая по округе, Тухлятина с готовностью отдавала ей то, что при жизни старательно заготавливала для себя, находила новые источники воды или, взбираясь на деревья, доставала сочные плоды. Все еще обладая острым чутьем, она заранее предупреждала о приближении хищников или иной опасности. У края болота показала, как обойти его.

С мертвым зверьком Демелу не покидало спокойствие. И все же через пару дней от белки стало заметно пованивать. Она раздулась и передвигалась уже совсем не так ловко, как тогда, когда в нее только лишь вдохнули это подобие жизни. Да и мухи к ней теперь были слишком неравнодушны.

Как бы ни хотелось Демеле отсрочить это, похоже, пора было даровать покой ее маленькому мертвому другу. Меж тем скоро ли выход из леса, она не знала и в одиночку наверняка снова потерялась бы. А еще с горечью приходилось признать, что ныне, кроме этого почившего животного с облезлой шерстью, у нее никого больше не было. Потому расставаться с ним отчаянно не хотелось.

С какой-то гнетущей тяжестью в груди девочка дала себе слово, что, как только увидит границу леса, вернет все на круги своя и похоронит Тухлятину, будто та являлась больше чем просто белкой.

Минула еще одна ночь. Поутру Демела проснулась со странным чувством тревоги, которое, что бы она ни делала, лишь медленно и неотвратимо нарастало. Казалось, кто-то наблюдал за ней издалека, наслаждаясь осознанием ее беззащитности, насмехаясь над глупым ребенком, самонадеянно вздумавшим пересечь эту мрачную чащу. Однако попытки рассмотреть стороннего наблюдателя в сгустившемся вокруг тумане не увенчались успехом.

Тухлятина тоже вела себя неспокойно. Вглядываясь побелевшими глазами во мглу, она шумно принюхивалась, силясь различить хоть что-то, кроме исходившего от нее же смрада. С огромным трудом, но, похоже, ей это удавалось. В сковавшей воздух глухой тишине ее мордочка настороженно вытянулась, а хвост, теперь практически оставшийся без волос, как уже бывало, поднялся вверх.

Это убедило Демелу, что ее собственное беспокойство – не просто игра воображения. Впрочем, поделать с этим что-либо она была не в силах. Вздумай она взобраться на дерево и попробовать переждать опасность там, кто знает, сколько это заняло бы времени? Да и надеяться, будто неведомый преследователь вдруг уйдет или не попытается вскарабкаться вслед за ней, было бы неразумно. Сейчас, по крайне мере, на нее никто не нападал, а значит, пока можно было забыть о страхе и идти вперед в надежде скорее выбраться из леса. Так она и поступила.

Приказав белке продолжить путь, девочка, озираясь, побрела сквозь клубившийся туман.

Ближе к полудню белое марево стало неспешно рассеиваться. Сгустившиеся было над головой тучи, подчиняясь резким порывам поднявшегося ветра, будто бы нехотя, уплыли прочь, уступая место светлому чистому небу. Где-то в вышине деревья вновь зашелестели листвой, следом за ними робко запели птицы.

Несмотря на то, что утренняя дымка растаяла, а сумрак чащи местами взрезали лучи полуденного солнца, некто, упрямо следовавший за Демелой, оставался незрим. Даже теперь она, кроме не покидавшей ее и Тухлятину тревоги, не могла заметить и самого незначительного подтверждения его присутствия неподалеку.

Вскоре лес начал редеть. Сырая земля, ранее покрытая лишь опавшей прошлой осенью листвой, постепенно порастала травами, низкими и чахлыми, но с каждым шагом становившимися все выше. Кое-где зеленые стебли были примяты – похоже, порой сюда захаживали люди. Наверняка то были охотники, ставившие в округе силки на мелкую дичь, или крестьяне, отправлявшиеся собирать грибы и поспевающие ягоды.

Сердце девочки учащенно забилось. Город, о котором она знала лишь из рассказов жителей ее родной деревни, был уже близко. Оставалось преодолеть лишь жалкую пядь земли, и она наконец окажется в относительной безопасности.

Прижав руки к груди, от волнения едва способная совладать с дыханием, она подалась в сторону заветной цели, когда вдруг услышала тихий неприятный хруст. То был звук сухой ветки, сломавшейся под чьей-то тяжелой лапой. Густая трава впереди всколыхнулась, и из-за дерева неподалеку неспешно, будто упиваясь страхом ребенка, показался огромный волк.

Его мутноватые глаза сверкали нестерпимой ненавистью ко всему живому. С оскаленных клыков стекала грязная слюна. Одно ухо зверя было практически полностью оторвано. От основания его через всю морду тянулся глубокий порез. Шерсть в нескольких местах была выдрана, а на левом боку виднелась бесформенная рана, уже начавшая гнить и источать зловоние.