— Что еще за прибор? — насторожился Павел, на всякий случай загородив меня собой.

Я лихорадочно соображала, что со мной будет, если сигануть вниз прямо с борта джонки. Выдержит ли защитный браслет падение с такой высоты?

— Он абсолютно безопасен! — успокоил нас Луиджи. — Замеряет силу сигнала луэ.

— Луэ? — нахмурился Павел. — Что за луэ такое? Оно что, фонит?

— Конечно нет! — проскрипел Луиджи, пока Ник, пыхтя, вытаскивал из-под стола знакомый темно-серый ящик.

— Никаких замеров не будет, пока я не получу объяснений, — твердо заявила я.

Ник замер, похоже, вспомнив незавидную участь хофу и не рискуя подходить ко мне со своим ящиком.

— Справедливо, — согласился Луиджи. — Луэ — легендарный древний артефакт. Его еще называют оком Тэнлу. Мощный кристалл заключен в каменную оболочку.

— Око Призрачного дракона? — уточнила я. — И чем оно так знаменито?

— За всю историю нашего мира луэ появлялся всего три раза…

— Постойте-ка, не связано ли это с приходом самого дракона? — спросил Павел.

— Абсолютно верно, — подтвердил Луиджи. — Перед его появлением можно заметить некоторые знаки, которые мы и отслеживаем. Да, мы ждем его уже больше тысячи лет! В последний раз, согласно легендам, луэ явился примерно тогда.

— А при чем здесь Таня? — нахмурился Павел. — Какое она имеет отношение к вашему древнему артефакту?

— Я и сам не пойму, если честно, — признался череп. — Луэ всегда требуется носитель. Один из тех, кого вы называете способными, или восприимчивыми, к магии, а мы — просто одаренными. Нет каких-то специальных правил отбора: стать проводником воли Призрачного дракона может любой из них. И если этот камень на шее девчонки — луэ, то даже не знаю, что с вами делать…

— Зачем вы искали луэ? — спросила я. — Он ведь и сам прекрасно находит себе носителя.

— Ну что за легкомысленность! — возмутился Луиджи. — Совершенно ясно, что чем сильнее носитель, тем мощнее око. Ну и, конечно же, я мечтал с его помощью усилить потомство нашего рода!

— Чего?! — с негодованием воскликнул Ник. — А мне-то ты пел о судьбе мира! А что потом случается с носителем, забыл?!

— А что потом? Потом должно еще наступить! И между прочим, в легендах об этом не упоминают, — отрезал череп.

— Может, потому и не упоминают, что в итоге носитель, к примеру, погибает? — заметил Павел.

— Мальчик мог успеть оставить потомство! Луэ нужно время, ему вполне бы хватило, чтобы завести пару наследников.

Мы все замолчали, переваривая услышанное от Луиджи Луиджи.

— Ну, Луиджи, — наконец произнес Павел, — вы, конечно, великий ученый, насколько я помню историю этого мира… Но это уже перебор!

— Возможно! — запальчиво воскликнул череп. — Но наука требует жертв!

Я с подозрением спросила:

— А были случаи замены носителя?

— Были. И я уже размышлял над этим. Но пришел к выводу о нецелесообразности такого решения. Не благодарите меня — я всегда отличался великодушием!

— Ну так что? Проверяем сигнал? — уточнил Ник. — Уверен, это то, что мы искали!

Я кивнула. Ник нажал на какие-то рычажки и повернул выступающие кристаллы.

— И? — спросила я, через пару напряженных минут, когда ничего не произошло.

— Тэнлу пойми, что с ним не так! — почесал рыжий затылок Ник. — Вроде работал же!

— Олух! Кристаллы поменял? И это один из моих самых талантливых потомков! — рассердился Луиджи. — Воистину, род мой выродился! О, Витале! О, Бартоломео! Где вы, братья мои — светочи и умы семейства Луиджи?!

Пока Луиджи жаловался миру о том, что семья оскудела на светлые головы, Ник заменил кристаллы.

— Готово, — пропыхтел он и снова перевел рычажки и повернул камни.

— А чья, говорите, разработка-то? — уточнил Павел через минуту, когда опять ничего не произошло.

— Моя, — недовольно скрипнул Луиджи. — Но раньше прибор работал! Мы уже засекали сигнал луэ.

— Каким образом? — спросила я.

Ник указал на вдавленные в глубокие ниши камни, которые были закреплены на боковине устройства:

— Эти уловители сигнала должны загореться. Грубо говоря, чем ближе око, тем больше кристаллов светится. Луэ не регистрировался уже больше тысячи лет, и его уникальный код-сигнал был утерян.

— Мы его смоделировали по расчетам, — пояснил Луиджи. — Может, все же у девчонки не луэ…

— Стоп! — остановил его Ник. — Я, кажется, понял. Надо кое-что изменить.

И он переместил какие-то рычажки вниз, а один из камней, подумав, повернул назад в исходное положение. Прибор затрясся, кристаллы обнаружения сигнала вспыхнули и начали вылетать из своих гнезд в разные стороны. Парочка улетела за борт, остальные застряли в деревянном корпусе корабля. Мы пригнулись: чудо, что они не прошили нас насквозь.

— Все же луэ! — торжествующе заорал Луиджи из-под стола, куда его закинул Ник. — Брось прибор, мой мальчик, не стоит горевать о нем, он свое отработал! Теперь надо решать, что делать дальше! Если артефакт прибыл в наш мир, значит, стоит ждать заварушки! — мне почудилось, что если бы череп мог потереть от возбуждения руки, то он бы так и сделал.

«Хрень! Костяная флешка врет!» — припечатал внутренний Геннадий.

Я мысленно согласилась с ним. Все эти легенды, драконы и прочие странности мира Шанлу не касаются нас с Павлом, все, что нам нужно — добраться до почтовой станции на востоке Империи и выйти на Землю.

Позднее в каюте я осмотрела ожог, который оставил на груди кристалл. Что удивительно, он уже успел покрыться корочкой.

Эх, видела бы меня мама — вот кто бы меня понял, вот кому можно было бы пожаловаться и даже поплакать… А пока я, вздохнув, осторожно наложила на ожог мазь, выданную мне Ником, и нацепила на себя две аптечки, в которых еще еле теплился заряд. По непонятной причине после прикосновения хофу все мои кристаллы полностью разрядились.

Муса Ахмедович торопливо шел по обледеневшему асфальту, опустив голову и придерживая свою любимую серую кепку. Ветер порывался сорвать ее и унести куда-то вдоль Никитского бульвара и дальше. Я шла следом за ним, пытаясь понять, каким образом оказалась в Москве. Он ведь поехал в командировку один! В голове была каша из слов, воспоминаний и каких-то непонятных образов. Чем больше я старалась разобраться во всем этом, тем сильнее путались мысли, и наконец, бросив гадать, я поспешила за Мусой Ахмедовичем. Но как бы я ни ускоряла шаг, догнать его у меня не получалось: темное пальто все время мелькало где-то впереди. Расстояние между нами все увеличивалось, и я, отчаявшись догнать Мусу, уже хотела его позвать, когда вокруг резко потемнело, и мне показалось, что чья-то гигантская тень накрыла часть города. Я подняла голову: на небе ни облачка. Странно, но гадать о причинах тени было некогда: серое пальто заворачивало в подворотню, и я рванула вслед, пытаясь окликнуть Мусу Ахмедовича.

— У-а-а-а, — сипло вырвалось у меня вместо громкого возгласа, как будто чья-то когтистая лапа наступила мне на горло. Дыхание перехватило, и мир выцвел…

Я открыла глаза: в каюте темно, ночь выдалась безлунная. Спотыкач сидел на столе и смотрел в круглое окно. Что он там видел, в этой непроглядной мгле? Джонка привычно поскрипывала деревянными переборками. Все спали, одна я мучилась странными то ли снами, то ли видениями.

Мы летели на восток Империи. Конечно, не так мы с Павлом представляли себе этот полет… Пашу мучила морская болезнь, и он второй день лежал пластом в своей каюте. Меня изводили кошмары: поспать удавалось только урывками, но каждый эпизод сна сопровождался какими-то видениями, после которых болела голова и возникало ощущение разбитости.

Я вспомнила, как бежала во сне за Мусой Ахмедовичем по бульвару к старому семиэтажному зданию, где находился региональный центр, курирующий работу всех Специальных отделов нашей страны. Я никогда не была в этом здании, но ощущала странную уверенность, что оно существовало на самом деле и именно в том виде, в каком предстало передо мной во сне, как, впрочем, и сам центр: с непрезентабельным входом, стальной серой дверью, облупившимися стенами в коридоре и мягкими, как будто подгнившими, полами.