— Хватает на что?

— На все, — коротко ответила Мария и поднялась. — В Специальном пять сотрудников. К концу месяца прибудут Павел и Тимур. И весь отдел наконец-то будет в сборе.

Она прошла к шкафу, достала толстую папку и протянула мне:

— Тут Положение об отделе, должностные изучишь чуть позднее. Пока не ясно, кем ты будешь.

Я удивилась:

— Это как?

— Почитай пока Положение об отделе, — повторила Мария.

Да, искусством уходить от вопросов Мария владела в совершенстве. Желание расспрашивать дальше как-то само собой пропало: было что-то в выражении ее светло-карих, почти желтых глаз, пресекающее излишнее любопытство, в горделивой посадке головы и идеально подстриженных до плеч темно-русых волосах. Я сразу вспомнила свою непослушную кудрявую копну и с трудом удержалась от желания пригладить ее.

— Есть еще вопросы? Если нет, то отпускаю домой. И сама уйду пораньше, последнее дежурство меня вымотало.

Она потерла глаза, и сквозь усталость складками вокруг рта и парой морщин в углах глаз проступил возраст. Я поняла, что она старше меня лет на пятнадцать, хотя сначала показалась совсем молодой.

— Да, Таня, как с деньгами? В первый месяц можем пробить аванс пораньше.

Я помотала головой, мол, не надо, и забрала папку. Толщина документа впечатляла. Три дня я пыталась одолеть Положение. Честно, каждый вечер. И каждый раз засыпала на третьей странице. Отчаявшись победить, я обреченно отложила талмуд до лучших времен.

— Почтовая служба!!! — снова проорал Козлиный. — Почтовая! Почтовая! Почтовая!

— Да поняла, — пробурчала я, — встаю! Отвали уже, дрянь.

Открыла глаза и с раздражением посмотрела в окно. Ничего кроме серых и черных полос, каких-то мельтешений.

Я огляделась. Утро субботы — вагон был почти пуст. Напротив меня дремал молодой человек в наушниках. Поезд остановился, и я собралась выходить, но тут поняла, что это не моя станция. Мерзкое хихиканье резко оборвалось, и диктор объявила:

— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция — Суконная слобода.

«Какого черта ты меня разбудил, змееныш!» — возмутилась я.

Потом вспомнила Алсу Ибрагимовну и сообщила Козлиному:

— Шайтан! Чтобы тебя приподняло да шлепнуло!

Это субботнее утро было каким-то особенно тяжелым. Голова гудела, уши как будто набили ватой, и где-то в районе затылка звенела боль, комариным зудом вонзалась в виски и отдавалась в районе лба.

«Класс, еще и отекла вся!» — я увидела свое отражение в окне вагона: казалось, что короткие кудрявые черные волосы шевелятся, как змеи.

«Просто сквозняк, — подумала я, продолжая разглядывать себя: в свете ламп смуглое лицо казалось зеленым, а глаза — двумя черными ямами. — Прямо как с похмелья! А ведь я даже не пила. Раздери Козлиный эту работу в выходной!».

В Специальном отделе выходных как таковых не было: кто-то всегда дежурил на рабочем месте.

«Ненормированный график», — сказал, подписывая заявление о приеме на работу, Муса Ахмедович. Вот теперь я прочувствовала на себе всю прелесть этих слов.

В отделении было тихо: ни одного посетителя, операторы связи дремали за конторками.

— Еремеева, твои пришли. Муса уже искал тебя, — любезно сообщили с первого окошка.

Мрачная, я прошла в кабинет, где меня ждали Муса Ахмедович и Мария. Свежие, отдохнувшие и бодрые. От их жизнерадостного приветствия настроение совсем упало.

— Проходи, Таня, — кивнул мне Муса Ахмедович.

Я напряглась.

— Как самочувствие? — спросила Мария.

— Нормально, — осторожно ответила я. — Вы меня увольнять собрались?

— Нет конечно, с чего ты взяла? — удивился Муса Ахмедович. — Ты прекрасно со всем справляешься.

В голове как будто натянули звенящую струну. Звон все усиливался, боль ото лба перетекла на глаза, соображать стало трудно.

Муса Ахмедович что-то сказал, но уши вдруг заложило так сильно, что я не расслышала.

— Что с Положением об отделе, удалось прочитать? — повторил он.

— Нет, — у меня хватило сил удивиться, — откуда вы знаете, что не смогла?

— На то я и начальник, чтобы знать. Ты точно хорошо себя чувствуешь?

— Муса, видишь же, что девчонке плохо, — прервала его Мария. — Ты уверен, что она нам подойдет? Не хватало еще, чтобы ее удар хватил.

— С вероятностью в девяносто девять процентов Татьяна — наш сотрудник, — заявил Муса.

— Откуда такая уверенность?

Они говорили так, как будто меня не было в кабинете. Сомнения Марии в моей профпригодности почему-то вызвали раздражение и даже обиду.

— Я уверен, и на то есть причины! Во-первых, Татьяну направила к нам Валентина. Это важно! Во-вторых, кабинет! Она довольно быстро нашла его.

— И что? Проколы случались и ранее. Были случаи, когда для соискателей все заканчивалось плачевно, — жестко сказала Мария и с беспокойством посмотрела на меня.

Боль в голове стала невыносимой. В глазах потемнело, я почти оглохла, и сквозь дурноту услышала, как Муса сказал:

— Надо проверить карты.

— Господи, неужели ты еще не проверил?

— Ты же знаешь, что еще рано! Нужно время.

Потом я уже ничего не понимала, так мне было плохо. Я схватилась за голову, ожидая, что она вот-вот взорвется и почувствовала, как кто-то помогает мне сесть. Боль стучала во лбу, в висках, пробила раскаленным гвоздём глаза, а затем, когда я решила, что уже все, мне конец, раздался хлопок. Что-то лопнуло в голове и пронеслось волной по телу. И все прошло. Уши разложило, голова прояснилась. Я очнулась вся в поту, дрожа от слабости, с пересохшим горлом.

— Ты как? — спросил Муса, который стоял передо мной со стаканом воды в руке. — Отошла?

Меня переполняли счастье и невероятная легкость. Я с жадностью опустошила стакан. Прохрипела:

— Нормально. Жить буду.

— Вроде обошлось, — с облегчением выдохнула Мария. — Ну и напугала ты нас!

— А что случилось?

— Просто твоя стажировка почти завершилась. К счастью, благополучно, — ответил Муса.

Я смотрела на них во все глаза, словно впервые увидела. Последние дни все вокруг словно застилала какая-то серая пелена, а сейчас мир прояснился, как будто после дождя. Ярко-синий цвет складского халата Мусы Ахмедовича и жилета Марии словно объединил их в команду. Я вспомнила свой комбинезон: он был точно такого же оттенка.

— Фирменный цвет Почты? — спросила я.

— Верно, — кивнул Муса, — спрашивай дальше, Таня.

— Вы говорили о причинах, по которым меня приняли в отдел. Поясните!

Муса помолчал, потом неохотно заговорил:

— Мать-основательница отдела — Валентина Игнатьевна — редко ошибается в выборе сотрудников. На моей памяти таких случаев было всего два.

— И оба закончились печально, — добавила Мария. — Последний рывок выдержали не все.

— Это про головную боль? — уточнила я.

— Именно, — кивнула Мария.

— Ну хорошо, у вас тут какая-то аномалия, которая вызывает мигрень. Может, духота или оборудование вредное. Но при чем здесь ваша основательница?

— У нее редкий дар видеть людей, восприимчивых к магии.

Моя внутренняя сигнализация тренькнула. Я ее называла «внутренний Геннадий», измеряя нормальность события в Генах: он был самым обычным человеком в этом отделении и не отличался никакими странностями.

— Закономерность ее появления в тех или иных местах, где она встречает соискателей, тоже неизвестна, — добавил Муса.

— То есть? Не понимаю. Она работает в Специальном?

— Работала когда-то. Была первым сотрудником в сороковых годах прошлого века. Первым руководителем. Уже давно на пенсии. Была.

— Была. Ясно, — хмыкнула я. Мой внутренний Геннадий захихикал не хуже Козлиного. — А что насчет кабинета? Коридор этот странный… Идешь вроде вперед, но при этом по кругу.

— Это тоже особенность отдела. Коридор пройти не проблема, а вот кабинет могут увидеть только сотрудники. Или будущие работники Специального.

— Восприимчивые к магии? — уточнила я.