– Как у Стешки во время беременности, – вспомнила женщину, живущую от нас с отчимом через дом, недавно родившую крикливого мальчишку.

Предприняла попытку втянуть живот, однако он не желал исчезать, в итоге от усердия только сильнее раскраснелась. В дверь постучали раз, потом второй, пока не сообразила, что надо разрешить войти. На пороге показалась хорошенькая девушка, приблизительно моя ровесница, одетая в темно-синюю форму прислуги.

– Добрый день, мисс, – присела в неглубоком реверансе горничная.

– Вас ожидают в малой гостиной. Позвольте проводить.

И развернулась, приглашая проследовать за ней.

– Вот же, невезуха, – посетовала на превратности судьбы. В своем самом нарядном платье я ничуть не отличалась от слуг. Впрочем, топая за бесшумно и грациозно скользящей впереди девушкой, пришла к выводу, что различие имеется, но оно явно не в мою пользу.

Служанка замерла возле тяжелой дубовой двери, пропуская меня вперед. Сделав глубокий вдох, толкнула ее и оказалась в светлой комнате, в которой собралось все семейство Орловых. Без труда узнала мужчину и женщину, изображенных на картине в холле. Единственное отличие от картинных персонажей состояло в холодном чопорном взгляде мужчины и более зрелой красоте женщины.

Стояла, переминаясь с ноги на ногу, под всеобщим многозначительным молчанием. Заметила, как женщина обменялась многозначительным взглядом с сыном, а затем с недоумением перевела его на бабушку. Та наконец вспомнила, что мы, как не крути, с ней родственники и начала церемонию знакомства.

– Его светлость Герцог Филипп четвертый, герцогиня Эллиза и маркиз Максимилиан, единственный сын и наследник.

Герцог в ответ на мой неуклюжий реверанс слегка кивнул, герцогиня одарила высокомерным взглядом, а тот, который единственный, не удосужился повернуть головы. От неловкости запыхтела и почувствовала, как краска смущения заливает с головы до пят.

– Вот значит, какая дочь выросла у Лионы, – взял слово герцог. Осознала, что пропущена часть из обязательного приветствия, в которой полагалось сказать «красавица».

– Что случилось с твоей матерью? Где вы жили, почему осталась одна? – глаза более темного, чем у сына, бутылочного цвета требуют незамедлительного ответа. Весьма кстати герцог вспомнил о правилах приличия, ибо ноги у меня от неуверенности и испуга подкашивались, и добавил:

–Присаживайся, – кивок головы в сторону мягких стульев, расставленных вдоль стены, обитой светло-коричневым шелком с неброским рисунком. Послушно уселась и, нервно теребя подол платья, оставляя на нем потные, мокрые разводы, поведала о нашей жизни.

– Отца почти не помню, он исчез, когда мне не исполнилось и года. Мы с мамой постоянно переезжали с места не место, она словно чего-то опасалась, – спустя столько времени впервые догадалась о причине наших скитаний. И действительно, это объясняет ее постоянное напряжение и тревожный взгляд, словно высматривающий кого-то.

– В городке Орск мама познакомились с мужчиной, владельцем небольшой пекарни в нашем городе, – выражение лица молодой герцогини поведало, что зря она сделала этот выбор, отложившийся на моей фигуре многочисленными складками.

– Вскоре они поженились, мы жили неплохо, – не желая плакаться перед этой семейкой, существенно приукрасила совместное с ним проживание. Отчим, к сожалению, отличался весьма непростым характером, чрезмерно вспыльчивым и задиристым. Однако маме каким-то чудом удавалось его усмирять.

Позже, обучаясь в пансионе, поняла, в чем заключался секрет. Мама, как и практически все представители высшей знати, обладала небольшим даром эмпанта и менталиста, что позволяло утихомирить задиру. У меня никаких магических задатков не имелось, поэтому, когда мамы не стало, мне с отчимом пришлось несладко.

– Три года назад поздним вечером мама отправилась на поиски отчима.

В тот злополучный день он заключил выгодную сделку и, как нам донесла забежавшая соседка, отправился обмывать удачу в трактир. Чем это закончится было понятно, пропьет деньги подчистую и ввяжется в драку. Стояла холодная погода, и чтобы сократить дорогу мама решила пройти через замерзшее озеро, что было привычным путем для всех жителей. Но неожиданно лед треснул, и она ушла под воду. На счастье рядом оказались люди.

Вспомнила свой испуг, когда поздно вечером в дом ввалились мужики, неся мокрую, посиневшую маму, не подающую признаков жизни. Мне тогда было одиннадцать лет, и я беспомощно скулила, забившись в угол за печкой. Видела, как ее ловко раздела соседка и укрыла множеством одеял. Практически сразу появился целитель, невысокий мужчина в возрасте с добрыми глазами. Он водил над ней руками, вливая жизненные силы. От усилий целитель побледнел, по лбу стекали дорожки пота, и мамино лицо порозовело. Открыв глаза, обвела присутствующих мутным взглядом и протянула руки в мою сторону.

Я, громко рыдая, присела к ней на кровать, а она успокаивала меня хриплым голосом. Отчиму сообщили о случившемся, и он примчался из трактира красный, запыхавшийся и испуганный. Лекарь слегка успокоил нас, пообещав, что с мамой все будет хорошо. Не сбылось, через три дня ее хоронили.

Все разошлись с кладбища, осталась возле свежей могилы только я, в ту пору худенькая одиннадцатилетняя девчонка. Мороз пробирал до костей, но сил уйти не было, рядом с ее могилой не чувствовала себя одинокой. Услышала тяжелые мужские шаги, а затем на мои плечи накинули ватник и приобняли. Знакомый запах табака и большие шершавые ладони, неловко дотронулись до моего лица, залитого слезами. Отчим. До сих пор чувствую к нему благодарность за поддержку в тот нелегкий период, даже если и делал он это в силу данного умирающей женщине обещания не бросать ее дочь. И поначалу у него получалось, он даже на некоторое время забросил выпивку.

Потом сорвался, одна пьянка сменяла другую, дела на пекарне шли все хуже и хуже. И мало было этого, меня беспокоили заинтересованные взгляды мужчин в мою сторону. В нашем городке не считалось зазорным или предосудительным, если молодая девушка занималась торговлей своего тела. Меня же от одной только мысли о подобном мутило, не знаю, что не давало столь низко пасть: воспитание мамы, или характер. Вот только отчима мое согласие или отказ не волновали, он твердо решил поправить бедственное положение за мой счет. Удручало, что за год, прошедший после смерти мамы, я начала расцветать. Диковинные для нашей местности синие глаза, у всех жителей они темно-карие или черные, темно-шоколадные блестящие, длиной до попы волосы и начинающая формироваться фигура. Парни в школе, ровесники и постарше, бросали заинтересованные взгляды, да и мужики поворачивали головы вслед.

Отчим мужик простоватый, поэтому догадаться о его планах несложно, но, словно наперекор им, я неожиданно стала дурнеть. Немного набрала в весе, чем поначалу даже заслужила одобрение со стороны отчима.

– Хоть на девку становишься похожа, а то одни кожа, да кости. Из красоты только глаза и есть.

Однако через месяц эта красота стала выпирать изо всех платьев, и их пришлось перешивать. А еще через месяц покупать новые, ибо никакие вставки не смогли вместить расплывавшуюся фигуру. Отчим со злости урезал еду, выдавая самый мизер, от которого не то что полнеть не могла, а лишь бы не померла с голода. Однако спустя месяц полуголодного существования у меня свисали складки со всех сторон, и я по комплекции сравнялась с самой толстой девицей нашего города.

Отчим рвал и метал, подозревая, что меня кто-то втихаря подкармливает. Но парадокс в том, что кроме еды, которую он выделял, я ничего нигде не ела, но тем не менее росла вширь усиленными темпами. Подобный феномен объяснить никто не мог, даже вызванный лекарь развел в недоумении руками.

– У девочки явное недоедание, – растерянно произнес мужчина, проводя рукой перед моим круглым лицом с двойным подбородком.

– Не понимаю, как такое возможно.

Отчим выругался и выпроводил эскулапа, отказавшись заплатить за визит.