Ньютон борется с собой, стараясь остаться беспристрастным, стараясь остаться объективным — только математиком и физиком — и не заглядывать за пределы возможного. Он снова и снова отстаивает своё право не строить гипотез, не доискиваться причин, а только констатировать. Высчитывать, но не объяснять. Но ему это не удаётся.

«Под словом «притяжение» я разумею вообще стремление тел сблизиться, всё равно, является ли оно результатом самопроизвольного стремления тел друг к другу, или действия каких-либо духов, или действия эфира, воздуха или какой-либо иной среды, телесной или бестелесной, каким-либо образом направляющей друг к другу плавающие в ней тела».

Падение с вершины все стремительнее. Ньютон упоминает о духовной субстанции: «Силой и деятельностью этой духовной субстанции частицы тела взаимно притягиваются… Все чувства возбуждаются, и члены животных приводятся произвольно в движение её же колебаниями; последние распространяются от внешних органов чувств при посредстве твёрдых нервных нитей до головного мозга,

а отсюда передаются до самых мышц. Однако подобные вопросы не могут быть объяснены немногими словами; к тому же у нас нет ещё достаточного количества опытов для точного установления и доказательства закона, согласно которому действует всеобщая духовная субстанция».

Противоречивость, неуверенность, сомнения сопутствуют и самым выдающимся личностям. Казалось бы, Ньютон, который так здраво, так убедительно боролся с ошибками картезианского учения, никогда, никак, ни при каких обстоятельствах не может повторить их.

И что же? На старости лет он солидарен с картезианством в признании вездесущности бога.

Ньютон, как и Декарт, вводит бога в науку, в физическую теорию. Наверно, в молодости, восхищаясь безукоризненной логической позицией Декарта в одних вопросах, Ньютон со скептической улыбкой воспринимал те из декартовых страниц, где философ рассуждал о своём божественном происхождении, а следовательно, о своей заданной богом непогрешимости в познании природы. Он рассуждал логично, опираясь на свои знаменитые четыре правила: бог — олицетворение правды, я создан богом, значит, я создан для правды, следовательно, моё познание не может быть ложным, оно истинно. Истинно потому, что добыто разумом, которым наделил человека бог. (Как это похоже на мудреца древности Эмпедокла, который так верил в божественное происхождение своего разума и в то, что боги оберегают свое имущество, что не побоялся броситься в жерло вулкана! А ведь человечество стало старше и разумнее на двадцать столетий!)

Даже своим путём в науке Декарт считал себя обязанным богу. Однажды ночью, с 10 на 11 ноября 1619 года, ему приснился «вещий» сон. «Каким путём я пойду?» — вопрошал он. И ответ свыше гласил: «Путём энциклопедической науки». В эту зиму вдохновлённый Декарт написал труд о том, как избавиться от ошибок и овладеть истиной…

По Декарту, причина движения всякой материи в мировом пространстве — бог. Так как бог неизменен, то и количество движения, содержащееся во Вселенной, неизменно — уникальная формулировка закона сохранения энергии!

Декарт придумывает свой мир, о котором говорит: «Чтобы иметь возможность выражать свои мнения свободно, не следуя воззрениям, господствующим между учёными, и не опровергая их, я решил предоставить им земной мир для всяких препирательств и рассуждать только о том, что могло бы происходить в совершенно ином и новом мире, если бы бог в каком-либо другом месте пространства сотворил новые количества материи, достаточные для образования мира, и сообщил различным частям этого вещества разнообразные движения. Затем богу оставалось бы только распространить свою обычную помощь на эту новую природу и позволить ей развиваться по её собственным законам».

По мысли Декарта, вначале бог равномерно наполнил мир материей. Этот океан материи был разделён на множество вихрей, вращающихся вокруг своей оси. Каждый вихрь — это частица или Солнечная система с планетами и звёздами. И таких солнечных систем во Вселенной множество.

Удивительное сочетание правильной интуиции, новаторства, нигилизма и веры в божественное предопределение. Смесь, достойная науки XVII века. Смесь, из которой потомкам предстояло выудить немало истинного, отбросить много ложного.

Ньютон со здоровым чутьём молодости безошибочно выловил из мешанины декартовых мыслей самые ценные: логические правила мышления. Их утратил угасающий разум стареющего Ньютона.

Не правда ли, удивительны зигзаги эволюции человеческого интеллекта?

Декарт начал с сомнения относительно истинности данных, добытых его предшественниками. И это понятно. Молодой свежий ум не любит авторитетов, не верит им. Непонятно другое: если Декарт верил в божественное происхождение разума, он не имел права усомниться в научном наследии других учёных. Не только он создан богом для правды. Предшественники Декарта тоже божьи создания. Как же можно усомниться в истинности их теорий, ведь они также внушены богом? Противоречия, противоречия, ещё раз противоречия. Зрелый Декарт идёт против молодого Декарта. Старый Ньютон идёт против молодого Ньютона; по следам Декарта.

Каков же итог?

В последние годы жизни Ньютон писал сочинения о пророке Данииле и толковал Апокалипсис. Он, раньше решительно возражавший против дальнодействия, теперь приписывает его богу: «… бог пребывает всюду, также и в вещах». «Это он является посредником между телами, он соединяет воедино составляющие мир тела…»

Современник Ньютона, Давид Грегори, записал 21 декабря 1703 года в своём дневнике: «Полная истина в том, что он верит в вездесущее божество в буквальном смысле. Так же как мы чувствуем предметы, когда изображения их доходят до мозга, так и бог должен чувствовать всякую вещь, всегда присутствуя в ней. Он полагает, что бог присутствует в пространстве, как свободном от тел, так и там, где тела присутствуют».

Человек, который на многие века утвердил в физике царство точного эксперимента и бескомпромиссность формул, конец жизни отдал самой голословной, самой ненаучной науке — теологии.

Так угас великий разум.

Книга подошла к концу. Её объем не способен вместить всего, что могло бы непринуждённо объединиться под одной обложкой. Думаю, читатель вспомнит и о других примерах, которые расширяют наши представления о таких понятиях, как «прозрения», «заблуждения», «гениальный», «ошибочный»…

Действительно, кого из мыслителей следует отнести к великим, что нужно считать заблуждением? Бесспорно, ранжировка людей и событий весьма условна и в значительной мере произвольна. Если в книге встречаются прилагательные «великий», «знаменитый» или «известный», то они, по существу, определяются традицией. Ибо один велик объёмом своих трудов, другой — единственным достижением, определившим дальнейший ход развития науки. Ученый, имя и труды которого долго оставались в безвестности, иногда становится популярным после того, как развитие науки по-новому освещает место и значение полученных им результатов.

Столь же условным оказывается во многих случаях понятие «заблуждение». Многочисленные примеры показывают относительность наших знаний.

Развитие человеческой мысли выявляет и, хочется надеяться, эта книга в какой-то мере иллюстрирует, как неразрывно связаны труды безвестных солдат и блистательных маршалов науки. Без мужества и трудолюбия первых невозможны успехи вторых. И как в любой армии, каждое наступление складывается из ряда удачных и неудачных атак, возглавляемых офицерами, смелость и талант которых определяют общий темп. Но никогда нельзя забывать, что без прорывов, осуществляемых отдельными смельчаками, продвижение армии замедлится или надолго затормозится.

Преемственность в науке сочетается с противоборством. Новое развивается, занимая место старого, а чаще — дополняя его.

Прозрения, обеспечивающие рывок вперёд, выход из тупика, далеко не всегда оказываются долговечными. Не многие из них навсегда остаются в сокровищнице науки. Большинство уступает место новым находкам или видоизменяется до неузнаваемости.