о плодотворности появления в науке «еретиков» — кто же, как не они, найдут в прежних теориях слабые и спорные места и загорятся желанием найти новый, более надёжный путь к истинному знанию?

Но естественным заключением этой главы, пожалуй, является такая мысль: уже тысяча лет парадокс эфира существует, оставаясь до сих пор догадкой.

Надеюсь, что большинство читателей этой книги узнает, чем будет заменена древняя гипотеза.

В 1780 году в Париже много говорили о замечательном событии — двух научных трудах, вышедших одновременно. Один был политико-юридический трактат «План уголовного законодательства». В нём мелькнула молния, за которой не мог не последовать гром: развивалась мысль о том, что законы созданы богатыми и в интересах богатых, что право владения вытекает из права жизни и что бедные имеют право на восстание против своих угнетателей.

Франция шла к революции, и этот труд привлёк внимание как бедных, мечтавших о ней, так и богатых, обладавших деньгами и властью и не желавших утратить всё это. Политики, рабочие, художники, юристы, учёные спорили и обсуждали «План», потому что идеи революции разделили людей на два лагеря.

Второй труд, хотя он был немного дальше от интересов большинства французов, тоже вызвал заметный резонанс. В то время были широко распространены идеи энциклопедистов, и каждый образованный человек хотел обладать как можно более широкими познаниями. К тому же вопрос, которому был посвящён этот труд, претендовал на разгадку природы теплоты, а это стало одной из центральных проблем науки.

Теплота действительно одно из самых главенствующих явлений природы, наиболее сильное, деятельное, вездесущее. Она царит всюду. Химик сталкивается с ней, производя и изучая различные реакции. Метеоролог наблюдает её в атмосферных явлениях. Механик видит в ней основного поставщика силы в паровых машинах. Она сопровождает электрические и магнитные явления. И хотя люди самых разных профессий бились над разгадкой широко известного явления, полным пониманием его никто в то время похвастаться не мог.

Пэр Франции Лаплас, пивовар Джоуль, писатель Вольтер, циркач, музыкант, физик Юнг, военный министр Румфорд уделяли внимание этой проблеме. Многие так увлеклись ею, что изменили свои жизненные планы.

Вот почему каждая работа, претендующая на новое слово в этой области, воспринималась как сенсация, как важнейшее событие не только в среде учёных.

В труде по физике, о котором так много говорили в Париже, впервые была развита полная теория теплорода.

Революционный дух обеих статей не был случайностью. Их автором являлся один и тот же человек — практикующий в Париже врач, один из будущих лидеров французской буржуазной революции 1789 года Жан Поль Марат.

Якобинец, депутат Конвента, друг Робеспьера, Друг народа, как называли Марата трудящиеся Франции, был разносторонней личностью. Он родился в семье преподавателя иностранных языков и в молодости изучал новые и древние языки, что дало ему возможность читать в подлиннике произведения античных авторов. Шестнадцати лет Марат ушёл из дому и пустился странствовать по свету. Получив широкое образование, он стал философом, публицистом, филологом, врачом, физиком. Писал научные труды, памфлеты и эссе, лечил, спорил, пропагандировал бунтарские идеи, призывал к восстанию.

Если бегло полистать страницы жизни этого неистового человека, мы узнаем историю судьбы, полной лишений, скитаний, преследований. Мы поймём, что Марат жил такой напряжённой жизнью, что его грешно обвинять в том, что теория теплоты оказалась незрелой, непродуманной, неубедительной. Она явилась, как видно, результатом недостаточного углубления в суть вопроса.

Марат действительно первым создал полную теорию теплорода. Но… сам теплород был накануне изгнания со сцены науки. Современники и даже соотечественники Марата уже разрабатывали теории более зрелые, близкие к истинному пониманию природы теплоты.

За истину надо бороться. Марат выбрал борьбу за истину социальную, за равноправие. Ясно, что в бурный период подготовки, свершения и защиты революции Марат не мог по-настоящему заниматься наукой. В 1789 году он поглощён изданием революционной газеты «Друг народа», в 1790-м становится членом Клуба кордельеров — много выступает, пишет статьи с требованием низвержения Людовика XVI и ареста королевских министров. После разгрома типографии «Друга народа» монархистами Марат долго болеет, скрывается. Роковой 1793 год — он предан жирондистами, над ним свершается суд Революционного трибунала. Спасённый народом, он снова отдаётся служению Конвенту, участвует в ниспровержении Жиронды и способствует установлению якобинской диктатуры. И наконец — 13 июля 1793 года — трагическая гибель в возрасте пятидесяти лет от кинжала Шарлотты Корде. Какой же отрезок жизни Марат мог отдать проблеме теплоты?

1773 год. Марату тридцать лет, он издает двухтомное сочинение «Философский опыт о человеке».

1774 год. Он издает памфлет «Цепи рабства», выдающееся политическое произведение, направленное против абсолютизма, в защиту революционной диктатуры. Всё это — ещё не физика.

Только где-то позднее Марат размышляет над загадкой теплоты. Но не позже 1780 года. Потому что вышедшая в этом году статья явилась завершением, а не началом исследований Марата в области теплоты. И потому, что после восьмидесятого года научные интересы Марата принимают новое направление — об этом речь впереди. Но и в эти несколько лет — между 74-м и 80-м годами — он посвящает теплороду лишь часть своего времени, ибо в 1776 году переезжает в Париж и интенсивно занимается медицинской практикой.

Замечательно, что дореволюционная — недолгая, нерегулярная, непрофессиональная — научная работа получила тем не менее высокую оценку. Шотландский университет в 1775 году, когда Марату исполнилось 32 года, присваивает ему звание доктора медицины, а Дижонская и Руанская академии присуждают ему премии за ряд работ по физике.

Конечно, ценой такой небольшой дозы времени, усилий, раздумий невозможно было решить вопрос, над которым до Марата думали, и без особого успеха, многие великие умы: Аристотель и Роджер Бэкон, Кеплер и Эйлер, Декарт, Ньютон, Галилей…

Учёные давно бились над разгадкой тайны теплоты. Они установили ряд фактов, но не смогли достичь понимания природы тепловых явлений… То побеждало предположение, что теплота связана с особым веществом — теплородом, своеобразным флюидом, рассеянным по всей природе. То учёные склонялись к мысли, что теплота — это состояние тела. Но все эти мнения были чисто умозрительными, а само понятие теплоты — расплывчатым, неопределённым. Одни отождествляли теплоту с огнем, поэтому часто путали теплород с флогистоном, столь же гипотетической огневой жидкостью. Другие считали источником теплоты огонь — это мнение восходило к давним временам, когда философы ионийской школы объявили огонь одним из основных элементов, составляющих природу, её первоосновой.

Самой долговечной и устойчивой оказалась вера в теплород, жидкость, способную переливаться из одного тела в другое и превращать твёрдые тела в жидкие, жидкие –

в газообразные. В старых научных трудах можно встретить равенства типа: лед + теплород = вода. Вода + теплород = водяной пар.

Мысль о том, что нагревание связано с добавлением какой-то жидкости, заполняющей пространство между частицами тела, находила подтверждение в повседневности. Например: циркач соскальзывает по канату, и канат от трения нагревается — ясно, что ноги сжимают канат и выдавливают из промежутков между его атомами теплород, словно воду из мокрой тряпки. Удобное, наглядное, правдоподобное объяснение. Поэтому-то теплород держался в науке вплоть до начала XIX века, даже после того, как были поставлены убедительные опыты, опровергающие эту теорию. Такая ситуация не исключительна в науке. Скорее, типична. Учёным трудно расставаться со своими пристрастиями, с точкой зрения, в которую они уверовали. Нелегко рассыпать логическую схему аргументов и доказательств, в которую они вжились.