А когда в Испанию была привезена удивительная, невиданных размеров жемчужина «Пеллегрина» — впоследствии украсившая короны королей Испании и Англии и воспетая Сервантесом и Лопе де Вега, — ажиотаж вокруг путешествий достигает кульминации…

Но путь в дальние страны по-прежнему прокладывают лишь корабли.

О работах Леонардо да Винчи никто не знает. Он всё ещё далёк от того, чтобы взлететь над океанами и материками. В течение двадцати пяти лет, начиная с 1490 года, Леонардо один за другим создаёт и отвергает варианты летательных аппаратов. За ним укрепляется слава мага и сумасшедшего.

Кто же он на самом деле — авантюрист? Прожектёр? Легкомысленный мечтатель?

Нет, Леонардо не легкомысленный мечтатель. Чтобы убедиться в этом, достаточно открыть написанные им тома. Они изобилуют силуэтами летательных аппаратов. Но это не зарисовки, не этюды для будущих картин. Это инженерные расчёты, чертежи, схемы. Рядом с ними — силуэты птиц, крылья, хвостовое оперение…

Свои конструкции Леонардо обосновывает кропотливыми исследованиями полёта птиц. Он глубоко и обстоятельно изучает анатомию летательных органов птиц, учитывает в своих расчётах сопротивление воздуха, осознаёт роль центра тяжести летящей конструкции. И твёрдо уверен, что давление воздуха на нижнюю поверхность крыльев создаёт силу, которая теперь, на языке самолётостроителей называется подъёмной.

«Если хочешь говорить о таких вещах, — пишет Леонардо, — ты должен в первой части определить природу сопротивления воздуха; во второй — строение птицы и её оперения; в третьей — действие этого оперения при различных движениях; в четвёртой — роль крыльев и хвоста».

Но позвольте, спросит читатель, чтобы исходить из анатомии летательных органов птиц, опираться на них в своих расчётах, строить на этой аналогии далеко идущие выводы, надо быть анатомом, — а ведь Леонардо, хоть и гениальный, но художник?

Да, он художник, но, рисуя натуру, он изучал чело-человеческоетело как анатом, препарировал трупы людей и животных. Вот откуда у него анатомические познания. Так родились его труды по анатомии.

Он добросовестен и точен. На этом пути обгоняет профессионалов, и не он учится у них, а уже целые поколения анатомов учатся у него, художника. Как это ни странно, но не медики, а этот художник первым правильно определяет число позвонков в крестце человека.

Но его не устраивает даже анатомирование, то есть пассивное изучение. Он стремится уяснить механизм функционирования отдельных органов человека и животного и создаёт для этого их механические модели — аналоги. С точки зрения современной науки такой путь познания единственно правилен. Но к этой логической цепочке исследования наука пришла не в средние века, а совсем недавно. Леонардо же следует этому методу в XVI веке! Пытаясь понять общие закономерности действия живого организма, он углубляется в область физиологии и биологии и на столетия опережает развитие этих наук.

Да, Леонардо да Винчи формировался как художник, но был такой глубокой, неистовой личностью, что простое копирование, даже мастерское, безукоризненное, его не удовлетворяло. Его влекло глубинное погружение в суть предметов и явлений, в их первооснову.

«Живописец, бессмысленно срисовывающий, руководствуясь практикой и суждением глаза, подобен зеркалу, которое подражает в себе всем противопоставленным ему предметам, не обладая знанием их», — с осуждением пишет он в бессмертном «Трактате о живописи».

Сам он искал понимания, а не подражания. Необычайная добросовестность, трудолюбие, ненасытная жажда знаний превращают художника, призванного передать форму жизни, в учёного, проникающего в её суть.

О реалистичности искусства Леонардо да Винчи написаны тома. К этому нечего добавить. Его творения совершенны потому, что их создавал не просто художник, передающий лишь форму тела, но учёный-анатом, изучивший структуру, законы функционирования живого организма, его глубинную суть. Его произведения бессмертны потому, что они не застывшая фотография, в них как бы теплится дыхание, трепещет жизнь.

Всем известен портрет Моны Лизы (Джоконды) — живописный шедевр, никем и никогда не превзойдённый… Когда входишь в парижский Лувр и встречаешься взглядом с Моной Лизой, возникает жуткое, но чёткое ощущение того, что ты видишь за окном живую женщину, и это ощущение усиливается от её неуловимой улыбки.

Как запрограммировано это мощное впечатление живого, которое не умирает вот уже пять веков? Тайна, тайна гения. Загадкой остаётся и то, как удалось художнику схватить улыбку, мимолётность. Не остановить, не запечатлеть. Все эти слова не передают того, что сделал Леонардо. Он продлил мимолётность на века. Сделал то, что не удавалось ни одному смертному…

Может быть, часами наблюдая полет птиц, он подстерегал тайну полёта, как подстерёг и пленил трепет улыбки?

Вдохнув жизнь в холст, он страстно надеялся вдохнуть жизнь в машину?

Впоследствии и по другому поводу Стефан Цвейг сказал неожиданные слова: «Редко даруют боги смертному более одного бессмертного деяния».

Если бы эта фраза была произнесена во времена Леонардо, её можно было бы счесть пророчеством…

Последние двадцать пять лет жизни Леонардо да Винчи были отравлены драмой несбывшейся мечты.

«Гений есть терпение»

Эти слова Бюффона полностью относятся к Леонардо. Его трудолюбие поражает. Сколько упорства вложено в бесчисленные варианты летательных аппаратов!

Если бы не глубокие, серьёзные раздумья, изложенные в «Кодексе о полёте птиц» и «Атлантическом кодексе» (этот труд получил такое своеобразное название из-за обилия затронутых в нём проблем, он состоит из 8 томов — 4 с текстами и 4 с иллюстрациями), если бы не убедительные чертежи и расчёты, то попытки полёта, предпринятые Леонардо, стоили бы не больше, чем увеселительные спектакли его предшественников и многочисленных подражателей. Говорят, ещё в начале XV века Данти пересёк в полете Перуджийское озеро, а Региомонтан строил летающих птиц.

Сам Леонардо на заре своей юности любил во время прогулок лепить из воска и запускать «птичек» на потеху друзьям. Да и первые модели настоящих самолётов, появившихся лишь через несколько столетий, были обязаны своими полётами, пожалуй, больше безумной смелости их создателей, а не совершенству конструкций. Несмотря на то что летательные аппараты поднялись в воздух в достаточно техничный XIX век, создание первых моделей было больше любительством, чем наукой. Леонардо же создал настоящую науку о полётах. Хотя ни одна из его конструкций не летала, эти проекты до сих пор считают шедеврами инженерной изобретательности.

У первой модели летательной машины Леонардо сохранил внешнее сходство с птицей: она имела крылья, похожие на крылья летучей мыши, а роль двигателя выполнял человек, мускулы его рук и ног. Но Леонардо подражал птице не потому, что внешнее сходство должно было вызвать и сходство действия. Нет, корни были глубже. Он считал, что «птица — это инструмент, действующий по законам математики». И, исследуя полёт птиц, искал эти законы.

Подражание птице не было наивностью человека из средневековья. Это был естественный шаг конструктора, решившего оттолкнуться от образца, созданного самым мудрым инженером — природой. И когда через несколько столетий классик самолётостроения, русский профессор Н.Е. Жуковский начнёт свои работы в этой области, он тоже поступит как Леонардо — оттолкнется от изучения полёта птиц.

От наблюдения за птицами родится дерзкая мысль русского летчика И.Н. Нестерова сделать в воздухе «петлю», и он осуществит это в 1913 году, заложив основы высшего пилотажа.

Недаром слово «авиация» произошло от латинского avis — птица. Когда в 1891 году вышла работа Жуковского «О парении птиц», в которой он дал анализ основных видов полёта, в ней можно было найти многие соображения, высказанные ещё Леонардо. От сходства с полётом птицы оттолкнулся и Лилиенталь, создавший аппарат с машущими крыльями (орнитоптер) и написавший труд «Полёт птиц как основа авиации».