Петрик притиснулся к ящику с билетиками и, держась одной рукой за барьер, чтоб его не оттерли, смотрел во все глаза, но ни Яшки, ни Тамары нигде не было. Он ухватился за барьер другой рукой и решил дождаться, когда они сюда пробьются.

В давке толпа то отрывала его от барьера, то вновь притискивала. А товарищей все не было.

Его увлекла игра. Из сверкающей лотерейной сокровищницы брали то одну, то другую вещь и отдавали ее выигравшему счастливцу. При этом всякий раз возникал веселый гомон.

Расфранченный господин, стоявший с дамой у выигрышей, время от времени что-то выкрикивал, вызывая дружный смех толпы. Сначала Петрик не разбирал, в чем дело, но потом догадался, что речь идет о том, что среди выигрышей имеется свинья, индюк с индюшкой и корова. Желающие могут пройти на скотный двор и убедиться.

Тем временем людской поток оттеснил Петрика, и лотерейный ящик скрылся за головами. Надо было решать: тянуть билетик или нет? А товарищи все не шли.

Ему захотелось поскорей вытянуть три билетика, увести корову, и делу конец. Он переночует с коровой в каком-нибудь хлеву, а завтра утром погонит ее к дому.

Петрик пробился к ящику, взял билетик, развернул — пустой. Он отдал последний рубль, вытянул билетик и с бьющимся сердцем держал его, не разворачивая. Честное слово, он явственно слышал протяжное «му-у» своей коровы. Он так и не решился развернуть билетик и протянул его лотерейной даме. Та с небрежным видом развернула бумажку, показала Петрику, что бумажка с номером, затем, подойдя к стене с выигрышами, сняла с полки ночной горшок и подала его Петрику.

— Ха-ха, — раздался взрыв смеха.

Петрик оторопел. Лотерейная дама долго убеждала его, что посудина причитается именно ему, что это его выигрыш. Надо его взять и отойти в сторону, чтобы не мешать другим.

Он взял посудину за ручку и поплелся.

Зачем она ему сдалась? Он никогда не видал, чтобы в такой посудине варили. Стеклянная, да еще зеленая! Эх, проиграл он, стало быть, корову!

Петрик долго плутал по городу в поисках Тамариного дома. А там на крыльце его уже дожидались Тамара и Яшка. Они с упреками кинулись к нему, но, увидав у него в руке горшок, залились неудержимым хохотом.

— Возьми! — Петрик стеснительно толкал свою посудину Тамаре. — Возьми! Маме отдашь.

Яшка чуть не катался по земле от смеха, а Петрик удивленно таращил на него глаза.

Эта ночь была томительней всех прочих. Элька так и не явилась, и горькое одиночество снова душило Петрика. Завтра он отправится в дорогу и вернется домой на горе себе и матери.

Он потихоньку оделся. Ночь была ясная, холодная. В чужом доме ему не спалось, и он решил до утра бродить по улицам. Не уйди он с Элькой — остался бы с Кетом среди своих. Кто знает, что там сейчас творится! А он зачем-то здесь бродит по ночным пустынным улицам!

Его потянуло к Кету, который непонятным, загадочным образом связан с этой грубой скотиной, с Гайзоктером.

В свое время Гайзоктер во всем уступал Кету, потом Кет стал уступать Гайзоктеру, а сейчас оба уперлись, и ни тот ни другой не желают сойти с дороги. Надо бы пойти помочь Кету. Раньше Кет был другим, часто рассказывал Петрику о себе. Однажды Йося Либерс явился к его матери и стал уговаривать ее послать Кета к Гайзоктеру: «Ничего! У него денег куры не клюют. Кет у своего папаши станет человеком!» А иначе он сам, Йося Либерс, выведет Кета в люди. У него найдется для Кета подходящее местечко. Мама поддалась уговорам, и Кет покинул свой убогий домишко. А попадись Кет под руку Гайзоктеру, тот укокошил бы его на месте.

Кет все вертелся возле отцовского дома, воровато заглядывая в окна, стараясь рассмотреть своего здоровенного папашу и его веселеньких дочек. С тех пор как приехал Кет, они опять перестали выходить на улицу. Кет стал позорищем всей семьи.

Народ на базаре собирался кучками, а Йося Либерс разглагольствовал:

— В чем дело? Почему он не берет своего пащенка к себе? В чем дело? Город, что ли, обязан содержать его байстрюков!

Кет стал позорищем для всего города.

Поздней, когда ему надоело прятаться и он открыто предстал перед Гайзоктером, тот сперва оттолкнул его: «Убирайся!» — потом этот громила оробел перед худеньким мальчиком и сбежал. Он не выходил на улицу до тех пор, пока Кет, избитый, не вернулся к своей матери.

Однако, когда Кет подрос, Гайзоктер перестал его избегать. Они всячески старались напакостить друг другу где только можно. Кет знал, что его отец ждет не дождется той минуты, когда сможет привязать Кету камень на шею и сбросить в воду.

Петрик вздохнул; хватит скитаться, пора вернуться к засольщикам, к Кету.

Тут он вспомнил, что дверь Тамариного дома осталась незапертой, могут забраться жулики; он вернулся и как был в одежде, в сапогах завалился на свое ложе и заснул крепким сном.

Рано утром объявилась Элька. Она рассеянно поздоровалась с Тамарой и, прищурив глаза, нагнулась над Петриком. Его губа все еще не прошла.

Элька достала из кармана чистый носовой платок, сложила его и дала Петрику, чтобы он перевязал щеку.

— Тамарочка, — сказала Элька, — мы ненадолго уйдем, нам надо сходить в одно место.

На улице Элька взяла Петрика под руку. Он был парень рослый, к тому же носовой платок на лице смахивал на бороду и придавал ему вид настоящего мужчины. Они зашли в скверик. Все горечи, которые до сих пор мучали Петрика, отступили в сторону. Его охватило чувство гордости. Он стал сразу серьезным. Элька хочет с ним вести секретный разговор!

— А он где? — Петрик имел в виду Аршина.

— Мы с ним рассорились. — Элька отвернулась и стала смотреть в сторону. — Я еду работать в Екатеринослав. — И она замолчала.

Здесь, в скверике, прохлада раннего утра как бы притаилась вдали от шумных улиц, на которых весь день стоит грохот и пыль. В Элькином молчании Петрик угадывал глубокую боль, которую Элька старается подавить в себе.

Немного погодя она сказала;

— Тебе, Петрик, надо вернуться на плавни. Там работы хватит. Слушайся Кета, он знает что к чему. Передашь ему от меня посылочку, береги ее пуще глаза. Все рабочие должны объединиться против кровопийц; нужно не пугаться, не отступать, стоять твердо и быть начеку! Станешь человеком! Мы теряем одного, приходят сотни.

Какая-то большая сила беспрестанно приливала к сердцу Петрика. Его ошеломил этот необычный, неожиданный разговор. Он будет как Кет, он будет тянуться, сравняется с ним!

— Скоро лукьяновские батраки вернутся из плавней в экономию. Надо их подготовить, надо вести среди них работу. Через них надо связаться с крестьянами. Кет в курсе дела, а тебе надо слушаться его. Ступай к засольщикам! Пускай Кет читает с тобой книжки и наши листовки. Учись отличать, кто друг, кто враг. Сегодня я уж тебя не отпущу, а завтра пойдешь в плавни. Сегодня ты многое узнаешь. Аршин, кажется, переметнулся к Йотелю, помни об этом… — Она призадумалась и, понизив голос, продолжала: — Я уеду в Екатеринослав. Познакомлю тебя здесь с нашими товарищами. Возможно, что я направлю к тебе одного из наших. Да, возможно… он приедет сюда… Ара… Ара… Пустыльник… Я тебе дам знать… Будь человеком и помни, о чем я с тобой говорю. Помни, что тебе поручают. Будь выдержанным, спокойным… — Она перевела дыхание. — Пойдем, я куплю французских булок.

Петрик не мог прийти в себя. Когда Элька встала, он как бы очнулся и, потрясенный, посмотрел на нее: кажется, вот сейчас Элька поднимется ввысь и улетит, а вслед за ней и он.

Когда они с булками вернулись в сквер, Петрик еле выговорил:

— А как же Лям?

— Лям? Лям найдется. Он тоже явится к тебе. Ты его подучишь, будете работать вместе.

— Вот я и хочу сначала найти его.

— Чудак. Ведь работа не ждет. Тамара сама его найдет. Мы с Тамарой его найдем. Сегодня мы с тобой будем вместе. Позднее сходим на пляж, там нас дожидаются. А завтра с утра возвращайся в плавни и обязательно устраивайся там. Слушай дальше!

Он вспомнил, что там, в цехе засолки, творится что-то неслыханное. Может, уже началась забастовка, а он торчит здесь. В голове молнией сверкнула детская забастовка у Гайзоктера. Он жадно слушал Эльку, следил за каждым ее движением.