За пределами грота все так же шумел ливень, но уже реже сверкали стрелы молний, а раскаты грозы становились все тише, докатываясь издалека.

Внутри же пещеры было тихо и уютно. Путешественники поужинали остатками лепешки с сыром, запили водой, что набрали из реки в опустевшую пластиковую бутылку и молча смотрели на пляшущие языки пламени. Близость разгоряченных тел в тайне волновала обоих.

Если сейчас она отодвинется, думала Аня, то он все поймет. Неужели она влюблена в этого человека? У нее что, отшибло мозги? И она потеряла способность здраво рассуждать? Мимолетные прикосновения волнуют так сильно, что затрудняется дыхание, и она не может справиться с собой. А что же он?

Его голубые глаза, не отрываясь, смотрели на костер, а на губах играла легкая задумчивая улыбка. Боже, Аня чувствовала себя полной дурой. Наверняка он все видит и замечает. С его-то опытом!

А Макс просто наслаждался прикосновением нежного девичьего плечика и завитками волос, что просохли и, упрямо выбиваясь из косы, щекотали его щеку. Как же разительно отличалась обстановка, в которой он оказался сейчас от того, что бывало с ним прежде. С любой американской подругой он уже в первый вечер познал бы страсти любви. А к Энни не смеет прикоснуться, ну если только вот так, мимолетно, как бы невзначай. Эта девушка недоступна его пониманию. Ее нельзя обидеть, нельзя самоуверенно и, властно приобняв, прижать к себе, как многих других. В ней есть что-то чистое, незапятнанное, непривычное для его современного понимания.

Наконец Аня не выдержала, и чтобы разрядить создавшееся напряжение, сказала, прерывистым от волнения голосом:

– Вот бы сейчас колбаски гриль, и поджарить на огне.

– Или мясо на вертеле, – поддержал ее Макс.

Они посмотрели друг на друга и весело рассмеялись.

Как часто бывает с грозой, она быстро пронеслась, оставив за собой след чистого воздуха, напоенного озоном. Путники вышли из грота. Дышалось легко и свободно. Солнце опустилось к линии горизонта, скрываясь за холмами. И только тучки, переместившиеся на северо-восток, и окрашенные вечерней зарей, алели на синем небе.

– Как «Алые паруса» у Грина, – восторженно промолвила Аня.

Подчиняясь неведомому сильному чувству, Макс подошел сзади и заключил девушку в кольцо рук, слегка прижав к себе. Нежность, которую Аня давно испытывала к молодому мужчине, отозвалась в каждой клеточке. Она замерла и отогнала прочь мысль о том, чтобы оттолкнуть его или освободиться, настолько хорошо и уютно было в крепких объятиях.

Из двух сердец, опламененных внезапным порывом, рвалось великое множество восторженных и ласковых слов, что так хотелось сказать друг другу. Но слова отлетели прочь, боясь спугнуть волшебное мгновение и нарушить создавшееся очарование.

Макс чуть склонил голову и прижался к мягкой девичьей щеке. Девушка же в ответ прильнула к нему и потянулась навстречу. Губы их встретились…и ведомая древнейшим инстинктом, не сознавая себя, Аня развернулась к любимому. Руки словно лоза обвились вокруг его шеи, а пальцы-веточки запутались в шелке волос. Воздушный вихрь подхватил и закружил их, унося в поднебесье.

Два разных полюса: плюс и минус. Две противоположности: пламень и лед. Две половинки: он и она, когда-то разделенные Всевышним и разбросанные по свету. Две разъединенные половинки, вечно ищущие друг друга. И только по капризу судьбы или по чьему-то высшему велению, однажды встречаются на перекрестках жизненных дорог. И вот тогда-то, стоит им соприкоснуться, заглянуть в глаза друг другу, вселенная словно приоткрывает свои тайны. Двое узнают друг друга по наитию, по тончайшим вибрациям души, на подсознании.

Макса ошеломила глубина нахлынувших чувств. В своей жизни он познал множество романтических приключений. Часто в кино приходилось играть героев-любовников. Но то, что произошло сейчас, невозможно было объяснить словами.

Поздно ночью, слушая ровное дыхание любимого, Аня пыталась разобраться в случившемся. Что она натворила?! Боже, влюбиться в актера! Да она просто сошла с ума!

Ранее такое не могло привидеться и во сне. Аня всегда считала самой большой глупостью подобные бредни и не желала понимать девчонок, что безнадежно сохли по какой-нибудь «звезде». Но, Господи, как же восхитительно находиться с ним вот так рядом, вдыхать аромат его кожи, пропитанной солнцем, дождем с грозой, цветочной пыльцой, пылью дорог, ароматом трав и едва уловимым остатком парфюма. Все доводы рассудка были безжалостно растоптаны. Невольно вспомнилась одна из заповедей «не суди – да не судим будешь». Небеса, как бы насмехаясь, послали ей то, что она отрицала.

6

Утренние лучи осветили скалы у входа в грот. В пещере, словно кто зажег маленький светильник. Прозрачный утренний свет, преломляясь в морской воде, отражался на внутренних стенах грота, проникая через широкий вход.

Макс открыл глаза и нежно чмокнул подругу в висок. Она сладко потянулась и, окончательно проснувшись, села.

– Энни, по-моему, у тебя жар, – заботливо промолвил Макс.

– У меня болит рука, – нахмурившись, пожаловалась девушка.

– А ну-ка давай посмотрим.

Рана заметно воспалилась, что по всей видимости и послужило причиной беспокойства.

Спустившись к заливу, они искупались, осторожно с мылом промыли рану в соленой морской воде, затем пресной из бутылки.

– Энни, тебе придется потерпеть, – сказал Макс, открывая бутылочку с йодом.

– Но это же так больно, – сжалась Аня.

– Видишь ли, вчера я пожалел тебя, и вот результат, – рассудительно произнес он, – в древнем мире, насколько мне известно, не существовало спиртосодержащих препаратов. Я имею ввиду медицину.

– Зато у них были какие-то мази, отвары и настои, – возразила девушка.

– Но у нас их нет под рукой. А если рану не обработать, может начаться заражение. Ты помнишь, что применяли в таких случаях воины?

– Что?

– Они прижигали раны раскаленным железом.

– О, нет! Только не это! – Округлив глаза, воскликнула Аня. И мужественно, но, зажмурившись, протянула руку.

Аня только зашипела от боли, сквозь стиснутые зубы, когда нестерпимое жжение опалило ее от кисти до плеча.

– По-моему, никакой разницы, – размахивая рукой, простонала она, сморщив лицо от боли.

– Ты о чем?

– На мой взгляд, никакой разницы между йодом и раскаленным железом.

Некоторое время спустя, они выбрались на дорогу, по которой накануне укатили воины в колесницах, и зашагали в том же направлении.

Утомленная от иссушающего зноя растительность, распрямилась, развернулась, раскрылась, напоенная обильной влагой. Под ласковыми лучами солнца распустились яркие диковинные цветы.

По влажной и совсем не пыльной дороге идти было легко и приятно. Легкие вдыхали чудный аромат цветов и зелени. Птицы, словно только что вернулись в родные края, оглашая мелодичными трелями поля, лес и горы.

Ландшафт вскоре изменился, и путники вошли под кроны не очень густой рощи. То там, то здесь блестели под солнцем небольшие зеркала лужиц, над которыми радостно вилась мошкара.

Аня и Макс несколько расслабились, беззаботно болтая о пустяках. О вчерашнем поцелуе не смел заговорить ни один, хотя оба помнили о пережитых чувствах. И временами, заглядывая в глаза собеседнику, каждый желал найти ответ на мучивший вопрос, а не привиделось ли ему все?

Из еды ничего не осталось, поэтому сообща было решено уничтожить плитку шоколада. Что они и делали, отламывая по маленькому кусочку, чтобы растянуть удовольствие.

– Макс, подожди, – остановилась Аня, прикрыв один глаз, и роясь в дамской сумочке.

– Что случилось?

– В глаз… что-то попало.

Наконец Аня вынула из сумочки зеркальце. Поддетый рукой, в траву упал какой-то круглый цилиндрический предмет. Макс поднял его и внимательно осмотрел.

– Зачем тебе газовый баллончик?

– А-а, этот? – искоса, глянув на него, произнесла Аня, – мама купила. Одно время в Москве часто грабили в подъездах. Просто эпидемия какая-то. А я с учебы возвращалась поздно. Вот мама и позаботилась о моей безопасности. Но, слава Богу, воспользоваться им так и не пришлось.