Жонков (с легким сарказмом). Что?
Хичкок. Его прекрасная Дездемонко…
Жонков. Тоже мавританка?
Хичкок. Нет. Она как раз украинка. Кто украинец — тот украинец, врать не буду. Да это же и по фамилии видно — Дездемонко — чисто украинская….
Жонков. А, она свою оставила. Не стала эту мавританскую брать?
Хичкок. Ну конечно! Бульба — ну что это за фамилия? Тьфу..
Жонков. Ну короче…
Хичкок. Короче, видит мавр, что его Дездемонко каким-то странным платком пользуется! Ему так обидно стало!..
Жонков (уже с явным сарказмом). Да? А что это вдруг?
Хичкок. Ну что это такое! Муж так сморкается, пальцами, а жена выпендривается! В платочек!
Жонков. Да за это убить можно!
Хичкок (радостно, с улыбкой). Он и убил! Задушил, а потом вот — ой, смотреть не могу (морщится), голову отрубил…
Жонков. А это еще зачем?
Хичкок (оглянувшись, не подслушивает ли кто, потом шепотом). А чтоб подумали, что это самоубийство…
Жонков (шепотом). Ты сам-то понимаешь, что говоришь?
Хичкок (шепотом). Не-ет…
Жонков (шепотом). Значит, ты сценарий переделал?
Хичкок (шепотом). Ага…
Жонков (шепотом). А сценарист не возражает?
Хичкок (шепотом). Кто-кто?
Жонков (шепотом). Сценарист, Николай Васильич…
Хичкок (шепотом). А, Николай Васильич. Сначала брыкался, а теперь нет, больше не возражает…
Жонков (сначала шепотом). Значит, не возражает… (Неожиданно громко.) Да он из-за тебя в палату к буйным попал!.. Пошел вон отсюда!
Хичкок. Ты! Вы!..
В павильон входит Белесый — в белом халате, со смирительной рубашкой в руках.
Разворачивает ее и обращается к Хичкоку.
Белесый. Сам пойдешь или тебе помочь?..
Хичкок (весь кипя). Хорошо! Хорошо! Я уйду! Но я забираю с собой своих актеров! (Подходит к лежащим в картинных позах на полу, склоняется над одним, берет за плечо.)… Вставайте, товарищи…
Белесый (суровым голосом). Не трогай их! Они — мои…
Хичкок. То есть как это — ваши! Я…
Белесый (обрывает, тем же голосом). Мои! Я их у знакомого санитара… в морге одолжил.
Хичкок медленно переводит взгляд с Белесого на лежащего, смотрит несколько секунд, словно до него не сразу доходит сказанное…
Наконец, видимо, доходит.
Он резко отдергивает руку и с диким воплем выскакивает из павильона…
Хичкок. А-а-а!
ВОСЕМНАДЦАТЫЙ ЭПИЗОД
Жонков энергично шагает по коридору. Рядом Белесый.
Белесый. Да остановись ты! Дай сказать! Они придумали операцию «Вумен»…
Жонков. Потом, потом… Сейчас главное — Николай Васильич…
Открывает дверь какой-то палаты.
В палате на кровати сидит Чапаев. В руках — удочка.
Рядом, на кровати, баночка с червями. Чапаев берет из банки червя, насаживает на крючок, забрасывает вниз… в «судно»…
Жонков. Вы не знаете…
Чапаев (обернувшись к ним). Митька помирает, ухи просит…
Жонков прикрывает дверь. В это время мимо них навстречу идет Сестра.
Жонков. Наташа, вы не знаете, в какой палате Гоголь?
Сестра, проходя мимо, даже не взглянув, показывает на дверь ближайшей палаты.
Белесый. Я смотрю — ты везде успел врагов завести! Сестра не разговаривает, выгнал режиссера. Ну, и чего ты добился? Ты же знаешь — Говард нового не даст…
Жонков заглядывает в дверь ближайшей палаты.
Жонков. Кажется, мы остались и без сценариста.
В палате стоит Гоголь, уже не в пижаме, а так, как его изображают на портретах и памятниках: в крылатке и т. д.
В руке букет цветов, на кровати — собранный саквояж…
Белесый (кивая на цветы). Васильич, у тебя что — день рождения?
Гоголь. Нет, день выписки… Я — здоров… (Берет саквояж.)
Белесый. Оно и видно…
Гоголь направляется к двери.
Жонков. Николай Васильевич, а как же… Как же кино?
Гоголь. Мерси. Сыт по горло-с…
Жонков. Но вы же… Вы забыли… Вы же мне должны…
Гоголь хлопает себя ладонью по лбу.
Гоголь. Забыл! Совсем забыл… (Ставит на кровать саквояж, роется в нем). Хочу оставить вам…
Жонков. Фу, слава богу… Хоть будет что снимать…
Гоголь вынимает из саквояжа портрет в рамке.
Жонков. Что это?
Белесый берет портрет в руки. Это — портрет Толстого. Тот босиком, в крестьянской рубахе, разбрасывает по полю семена из большого сита.
Гоголь. Это Толстой, мой любимый писатель. Лучшие мысли к нему во время сева приходили…
Белесый. Любимый? А ничего, что он после вас жил?
Гоголь. Ничего…
Жонков. При чем тут Толстой? А где сценарий? «Мертвые души»? Вторая часть?
Гоголь. Вторая часть? Я ее сжег… (Показывает куда-то за спину, в сторону рукомойника, подхватывает саквояж и выходит из палаты.)
Белесый и Жонков бросаются к рукомойнику.
Там, в раковине, догорает какая-то рукопись…
Они стоят ошеломленные.
Жонков (чуть слышно). Сценарий… Наш сценарий…
Как из-под земли у них за спиной вырастает Пожарник.
Пожарник. Ваш сценарий? С вас полтинник. За открытый огонь…
ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ ЭПИЗОД
На двери съемочного павильона прикреплена небольшая табличка: «Броненосец «Потемкин». И чуть ниже на ней: «Реж. С. Эйзенштейн». Под дверью стоят Спилберг и Брасс. Заглядывают в щелку, радостно потирают руки…
Брасс. Ну что?
Спилберг. Спекся! Ставлю сто баксов: утром на двери нашей палаты одной фамилией будет меньше!..
Брасс. Хо-хо! За такую новость я готов проиграть!..
Они соединяют руки, Спилберг разбивает, и они вновь приникают к щели…
Наша камера заглядывает вместе с ними.
Декорация снимаемого Эйзенштейном эпизода представляет собой широкую, огороженную лепным заборчиком мощеную площадку. В одном месте заборчик разорван, и куда-то вниз уходит широкая каменная лестница.
Все это должно изображать знаменитую «потемкинскую» лестницу, уходящую к порту… Но в кадре — только самый ее верх, две-три ступеньки. На площадке Оператор у камеры, Ассистентка, несколько статистов, выряженных в форму Царских Солдат. И Дама, одетая по моде начала века, — кринолин, шляпка с вуалью. Все они сейчас с интересом наблюдают за скандалом между Эйзенштейном и Говардом. Рядом, конечно, и Врач…
У Говарда разорвана пола халата, он потирает ногу..
Эйзенштейн. А я повторяю: вы нарушаете условия нашего контракта!..
Говард. Но в контракте не написано, что вы будете меня кусайт…
Эйзенштейн. Зато в контракте написано, что вы предоставляете для съемок все — камеру, группу, актеров, реквизит! За эти сумасшедшие деньги!
Врач. Что тут такой? В сумасшедшем хаусе и деньги должны быть сумасшедшие…
Говард. Ван момент! Что мы вам не давайт?..
Эйзенштейн. У меня сегодня на съемке должна была быть кукла! Где она?
Врач. Зачем вы так говорить, мистер Эйзенштейн! Я вам лично приносить эта кукла! Еще естеди! Перед сном! Поздним ивнингом!..
Эйзенштейн. Да! Но она пропала! Пропала в вашей психушке! И вы обязаны дать мне новую!
Говард. Но у нас больше нет…
Эйзенштейн. Ничего не знаю! Тогда давайте живого актера такого же роста…
Врач. Где ж мы возьмем?..
Эйзенштейн. Где хотите! Небось для Спилберга, этой бездарности, вы нашли!.. Он же сумасшедший! А я — абсолютно нормален! Заберите у этого кретина, дайте мне…
Кадр-перебивка
Спилберг и Брасс у двери в павильон.
Спилберг. Ну ты подумай! С руки у меня ел!.. Нет, мне это неприятно слушать…