Этот человек не был магом и волшебником, он не был даже энтузиастом своего дела. Сухо отбарабанил в большом зале, где традиционно собирали воспитанников для проведения подобных мероприятий, предписанную Департаментом социальной защиты речь о том, что у каждого из них есть шанс остаться в Зелёном округе. Поступить в Академию Эс-Ди, а затем служить общественной безопасности. Для этого, разумеется, нужно приложить некоторые усилия, но он, лектор, не сомневается, что при желании каждый из них…

Соцработника не слушали. Парни, собравшиеся в зале, выросли в мире, где не принято было доверять представителям власти. Они зевали, перешёптывались, гыгыкали, на задних рядах дулись в карты. Виктор от друзей не отставал. В какой момент, почему он вдруг отвлёкся от разглядывания на контрабандном плежере соседа порнографического мультика и обратил внимание на соцработника, сейчас уже не смог бы сказать.

А соцработник, проговоривший к тому моменту уже минут тридцать, прервался на то, чтобы сделать глоток воды из стоящего на столе стакана. Он медленно обвёл взглядом зал. И вдруг с тоской произнёс:

– Как со стенкой разговариваю. Неужели ни до одного из вас не доходит, что это – шанс?! Реальный шанс не возвращаться в своё болото?!

Соцработник встретился глазами с Виктором – на секунду, не дольше. Остальные его, кажется, так и не услышали. Мужчина вздохнул и продолжил лекцию.

Виктор не смог бы сказать, что его зацепило больше: брезгливое слово «болото», или сквозящая во взгляде соцработника безнадёга. Но дальше он слушал почему-то очень внимательно. И перед тем, как выйти из зала, подошёл к мужчине, чтобы взять красочный буклет с описанием того, какие дисциплины изучают в Академии Эс-Ди, и какие знания требуются для поступления.

Последующие три года стали сущим адом. Не из-за насмешек однокашников – в интернате хорошо знали и горячий нрав Седого (в детстве Виктора прозвали так, из-за светлых волос, которые летом выгорали почти в белизну), и его боевые навыки. Из своего прошлого Виктор секрета не делал, шрамы от крысиных зубов на лице и предплечьях говорили сами за себя. Связываться с ним опасались – легенды об отчаянных пацанах из банды Учителя гуляли по всему Милку. Внезапному порыву Седого удариться в учебу приятели покрутили у виска, да и только. Но вот в год перед интернатом Виктору было, мягко говоря, не до занятий. Да и в интернате он до сих пор учёбой не заморачивался, уроки высиживал для галочки. Поэтому за год ему прошлось пройти программу пятого, шестого и седьмого классов. А в оставшиеся годы к обычным урокам добавились физподготовка и занятия с психологом.

В интернате – сознательно превратившийся в отщепенца, поскольку ни на что, кроме учёбы и тренировок, у него попросту не было времени, в Академии Виктор понял, что отщепенцем и останется. Сытые парни из хороших семей его сторонились. Делали они это не всегда осознанно. Повзрослев, Виктор понял, что от новых однокашников его отделяет пропасть гораздо более глубокая, чем социальное неравенство – которого, кстати, в Академии подчёркнуто не существовало. Он просто-напросто вырос в совершенно другом мире. И обладал совсем другим жизненным опытом.

В детстве он не болел вместе с отцом за спортивные команды, не зависал с друзьями в анимационных клубах. Не цеплял, став постарше, девчонок на танцполах. В его жизни ничего подобного не было. С другими курсантами ему было попросту не о чем разговаривать. К тому же, едва успел сдать экзамены в Академию, как пришлось искать работу: из интерната вот-вот должны были выселить, а комнаты в кампусе нужно ещё дождаться. Ну, и жрать при этом чего-то, халявное питание закончилось вместе с интернатом. И хоть каким-то барахлом обзавестись, не ходить же в казённом…

В общем, славную традицию посещения баров в компании Виктор не освоил ни в Академии, ни потом на службе. Заходил изредка в одиночку – как правило, с целью высмотреть девушку посвободнее и полегче нравом. Но с появлением в его жизни Лючии отпала и эта необходимость. Так же, как исчезло пиво из домашнего холодильника: Лючия разъяснила, что употребление алкоголя не идёт на пользу укреплению нервной системы, в отличие от любовных утех. И со смехом предложила выбирать.

В тот момент Виктор не колебался в выборе ни секунды. А сейчас вдруг понял, что обнимает ладонями ледяную кружку с удовольствием не меньшим, чем ласкает роскошное тело Лючии. И что, оказывается, по этой незамысловатой радости здорово соскучился.

Да и пиво оказалось на удивление неплохим. За годы, проведенные в Грине, ему доводилось пробовать даже натуральное, но гурманом Виктора это не сделало. Отличать натуральные продукты от синтезированных он так и не научился, и никакой необходимости в том, чтобы переплачивать вдесятеро за разницу, которую не мог оценить, не видел.

Кружка опустела как-то сама собой. И лишь сейчас Виктор понял, что всё это время просидел, уставившись в развёрнутый плежер, без единой мысли в голове. Пальцы бездумно листали страницы файла с инструкцией, а перед глазами стояло лицо Софии. Её голубые глаза и детская улыбка…

Виктор досадливо встряхнул головой. Заказал вторую кружку и заставил себя сосредоточиться на занятии, ради которого сюда пришёл: подбить итоги собранной информации и определиться с дальнейшими шагами.

Что ж, пришлось признать, что информации пока – кот наплакал.

Красавица Эльза мотоциклистов действительно видела. За кого приняло их помутнённое сознание старухи, в данном случае не важно. Огорчает то, что она не может дать даже приблизительного описания того, как выглядели эти парни. Ну, и расспрашивать о том, откуда они появились и куда делись, очевидно бесполезно. Не верить же бредням о полёте в красное небо… Нда. Негусто. Виктор вздохнул.

В очередной раз открыл карту.

Вот оно, место преступления – участок старого шоссе. Впереди – бетонная стена Грина, позади – изрытый ямами, замусоренный пустырь Нейтрала. Слева шоссе убегает вдаль почти на пятьдесят километров, до стыка с торговой трассой, справа обрывается взорванным мостом.

Виктор, оглядевшись вокруг, придвинул к себе розовую бумажную листовку, приглашающую получить все виды удовольствия в массажном салоне неподалёку. Перевернул листок чистой стороной, достал из кармана стилос и принялся набрасывать на бумаге ту же карту, что была развернута на плежере. Никакой конкретной цели он не преследовал, просто рисунки всегда помогали сосредоточиться.

Виктор схематично набросал шоссе, бетонную стену, пустырь, взорванный мост. По привычке обозначил стороны света: север, юг, восток… Запад.

Рука, выводящая букву «W», вдруг замерла.

Запад. Закат.

Когда ему позвонил Штольц, на улице было уже темно. Когда Виктор добрался до места, тьма стала совсем густой. В ролике, запущенном в сеть, восприятию мешал лупящий по глазам свет мотоциклетных фар – возможно, поэтому Виктор, как и прочие зрители, успел укрепиться в мысли, что на тех парней напали ночью. А на самом деле? Виктор торопливо нырнул в результаты экспертизы. Предположительное время убийства – между 21.30 и 22.00.

А время заката? Во сколько позавчера садилось солнце? Виктор торопливо шепнул запрос поисковику.

21.47

Ха!

То есть, получается, слова Эльзы о красном небе – не бред. Старуха видела мотоциклистов на фоне заката, остальное дорисовало её больное воображение. То есть, после того, как четвёрка совершила своё злодеяние, она двинулись на запад. Но…

Виктор уставился в схему. На небрежно обозначенный двумя прямыми и одной волнистой линией взорванный мост.

Как там сказала Эльза?..

Он отыскал на плежере запись, браслет вёл её с того момента, как впервые подошёл к старухе. Коснулся наушника, принялся торопливо прокручивать то, что записал.

Чёрт, да где это?! Вот.

Четверо Стражей вышли ниоткуда. Настигли злых людей, поливали огнём. Четверо Стражей принесли справедливость. Взмыли в красное небо, растаяли в нём…

– Взмыли в красное небо, – вполголоса повторил Виктор. – Растаяли в нём.