Из-за юбки Росомахи неторопливо вылезла Туша. Она лениво потерлась о ноги хозяйки, безразлично бросила взгляд на нежданных гостей.

И вдруг замерла. Пульс ее забился с неожиданной частотой.

– Бр-р-р… – не смог сдержаться Буржуй.

После того как он спас кошку, его жизнь, с одной стороны, стала приятнее, с другой— заметно усложнилась. Туша ему проходу не давала, отблагодарить хотела.

– Не надо ничего, – как мог, отбивался Буржуй.– Не надо, говорю…

Но Туша не сдавалась. Обхаживала его, поджидала у дверей, старалась понравиться. Ластилась и мурлыкала. Сначала Буржуй хотел по-хорошему, но потом не выдержал, притащил с помойки дохлую кошку и выразительно бросил у ног Туши. Но Туша намека не поняла и упорству не изменила.

И сейчас, увидев пса, шевельнула роскошным хвостом и довольно заурчала…

Максимильян меньше других был посвящен в интриги ресторана, поэтому у него хоть как-то получалось вести диалог с Лошадью.

– Лошадь, ты куда нас привезла? Ты взгляд не отводи, я с тобой разговариваю.

– Жрать охота… – сказала вдруг Лошадь, как будто это все объясняло, – и переночевать надо. Вылезайте! У меня письмо от Королевы с просьбой о ночном постое, только его отнести надо. Не-е-е, я не пойду, сами несите. Вон как с лопатой стоит. И смотрит… словно чует, что просить будем. Отказывать, я думаю, будет до последнего. Все знают, что она гостей не выносит.

– Персонал свой она еще больше не выносит, – хмыкнула Веро, давая понять, что добровольцев не будет,– так что, Лошадь, сама и иди.

Лошадь упрямо выпятила нижнюю губу.

– Про персонал ничего не слыхала. Цветочница всегда одна работает. Весь королевский сад на ее плечах. Ей разве что белки помогают.

– Какие еще белки?– прошипел Максимильян.– Какой сад? Лошадь, что ты плетешь?

– Что есть, то и говорю, – обиделась вдруг Лошадь.– Мы ее между собой Цветочницей зовем, а по делу, она главный садовник при королевском дворе. Характер у нее – конец света, но талант необыкновенный. Цветы ее обожают, она только пройдет мимо, и все вокруг распускаться начинает.

– Странная она какая-то,– шепотом пробормотал Буржуй, – смотрит на нас, будто не узнает.

Веро медленно кивнула.

– Точно странная. По идее она уже должна была налететь и выволочь Хорошую из телеги. Как за что?! За то, что ты вечером на кухне банку с оливковым маслом разбила.

Хорошая втянула голову в плечи, недоумевая, как про это узнали – она же вытерла все!

– Не все,– одними губами произнес Томми, – ты не вытерла там, где перед уходом Робертино поскользнулся. Чтобы ты знала, у него сутра на тебя тоже планы.

Росомаха вдруг отставила лопату, круто развернулась и зашла в дом.

– За ружьем пошла? – по общему настроению предположил Максимильян.

Лошадь вдруг фыркнула и беспокойно скосила голову вниз.

Туша, по-женски подумав, что выглядит намного привлекательнее, когда гуляет, решилась пройтись мимо Буржуя, чтобы он разглядел, от чего отказывается, а проходя, мимолетно потерлась о Лошадь. Потом еще раз и еще. Лошадь даже перекосило – так ей ласка не понравилась.

– Письмо! – взревела Лошадь, у нее аж скулы сводило, так хотелось дать пинка Туше, но она придерживала ярость, пока не решился вопрос с ночевкой.– Отнесите кто-нибудь письмо!

Тут как раз дверь хлопнула, Росомаха из дома вернулась. В руках она держала подозрительное ведро.

– Письмо, – повторил за Лошадью Максимильян и взглянул на коллектив.

Коллектив упрямо отводил глаза.

– Кто? – требовал ответа Максимильян.– Кто? Да бросьте, есть же кто-нибудь, кого она терпит.

– А? – вспомнили вдруг все и почувствовали облегчение. Глянули туда, где, подтянув коленки, сидела Принчипесса.

Она уже пришла в сознание, забилась в угол и тихонечко наблюдала за происходящим.

…Принчипесса была любимицей Росомахи.

– У кого из персонала, самая выигрышная внешность? – спросила однажды Росомаха у Веро.

Та, опешив от неожиданности, рот открыла.

«У кого? – подумала Веро в изумлении, и только глаза – хлоп, хлоп – старались оценить этичность вопроса.– У… у меня?»

Росомаха досадно поморщилась.

– У Принчипессы. Она может подойти к гостям, махнуть длинными ресницами, и ей любые промахи прощаются.

Росомаха ухаживала за Принчипессой как за любимой лошадкой, одаривала подарками, заставляла Робертино давать корм получше. Робертино был принципиальным, кричал, что выделять никого не будет и уход всей скотине одинаковый нужен.

Но Веро соглашалась с Росомахой: лучшей фаворитки не найти. Принчипесса восхищалась хозяйкой, слушалась, подражала. Правда, со временем восторга становилось все меньше, видно, усталость сказывалась, но изначально трепета было так много, что остатки еще можно было надолго растянуть.

…Благородно вытолкав Принчипессу из телеги (что оказалось непросто, упиралась она, как тигрица), все затаили дыхание. Принчипесса одиноко потопталась, обернулась, но увидела вокруг лишь малодушные лица. Она прижала письмо к груди, всхлипнула и направилась к Росомахе. И все видели, как подрагивают ее тонкие девичьи плечики.

– Гады мы… – тихо сказал Томми.

Остальные деликатно промолчали…

Еще через десять минут Максимильян, открыв рот, стоял, держа в одной руке кисточку, а в другой ведро. Росомаха поручила ему вместе с Томми забор покрасить.

– Сейчас? – поразился Максимильян.– Так ведь скоро ночь на дворе.

Он один из всех не знал Росомаху и пытался ей сопротивляться.

– Вот когда стемнеет, – недовольно отрезала та, – тогда и спать пойдете.

– Что ты ей такое сказала? – в гневе уставилась Лошадь на Принчипессу.– Тебе всего-то поручили письмо передать.

Лошади было велено перетащить ящики с рассадой, и она была зла как черт. Остальных продолжало спасать неверие в происходящее.

Росомаха отвела Веро и Принчипессу за дом, показала клумбу с розами и приказала сорняки выпалывать. Выдала каждой по тяпке. Принчипесса молча смотрела на тяпку. Тяпку она видела впервые в жизни.

Зато розы на клумбе были роскошными— желтые, бордовые, нежно розовые…

– Поразительный человек,– с усилием вымолвила Веро, – люди у нее на работе дохнут, а цветы растут.

Сев на корточки, поддев сначала тяпкой один сорняк, потом другой, она перевела взгляд на Принчипессу:

– «Хижину дяди Тома» читала?

Та безучастно покачала головой. Принчипесса никак не могла забыть трагический взгляд Томми, брошенный на забор, и то, как Максимильян уронил кисточку, а потом полез ее искать в кусты. Еще перед глазами стоял образ Хорошей, которой вручили шланг, чтобы грядки поливать, и она вдруг сама стала похожа на шланг – так же безвольно вытянулась и согнулась. А потом набрала воду в ладошку и брызнула в лицо, что бы немного в себя прийти.

– А где Буржуй? – вздрогнула Принчипесса.

Веро пожала плечами. Они обе сидели на клумбе, касались друг друга плечами и молча смотрели вдаль. В последний год они столько времени провели вместе, так привыкли ругаться, что понимали друг друга без слов…

…Они вечно оставались в ресторане за полночь. Сидели, ждали, когда разойдутся последние посетители. Были похожи на двух помятых галок, что качал на ветке ветер – вроде бы одной породы, но очень разных.

Веро вспыхивала очень быстро, досадуя на клиентов, которые не спешили уходить после закрытия ресторана: посетителей редко заботят муки одуревшего персонала. Забыв об усталости, она начинала беспокойно расхаживать, как боевой конь, и фыркать, поглядывая то на часы, то на Принчипессу. Та покорно сидела за барной стойкой и сонно курила. Время от времени она вздрагивала, шарила рукой в поисках пепельницы, и в союзники не годилась. И тогда Веро начинала наступление.

– Эй ты, – подходила она к Принчипессе и грубовато хлопала ее по плечу, – проснись. Давай… это… счет выбей.

Та с надеждой тушила сигарету.

– А что, они просили? Потому что, если не просили, я не буду их рассчитывать. Нельзя. Политика ресторана.