— Все ли у вас в порядке?
— Да.
— Нравится ли вам работа? Устраивает ли коллектив и рабочее место?
— Нравится и устраивает.
— Я бы хотел уточнить, все ли вам понятно в работе, которой мы занимаемся?
— Да. Это вполне в духе того, чему нас учат на курсах.
— Славно. Тогда хочу дать вам знать, что не стоит опасаться отмечать больше спорных моментов. Поверьте, вы тут не на экзамене, и вышестоящие контролирующие органы, которые получают эту информацию, дополнительно и тщательно перепроверят любую вашу пометку.
— Понимаю, — сказал Андрей.
— Поэтому, если вы вдруг опасаетесь, что вашу работу могут счесть слишком придирчивой, не стоит, — ласково сказал начальник, но Андрей увидел злой холодный взгляд над этой улыбкой и не поверил ему. — Просто выполняйте анализ вдумчиво и ответственно, и все будет хорошо.
— Ладно.
Тогда он взял за правило отмечать пятый и иногда шестой и более подозрительных моментов в каждом втором досье, которое действительно могло содержать более четырех выделений. Поначалу он думал выбирать людей, которые действительно казались ему неблагонадежными (например, имели судимость или тревожащие абзацы в разделе «отзывы знакомых и коллег»), но затем отбросил эту идею и доверился бесстрастной математике. Каждый второй.
В последние выходные лета (хотя тогда еще никто не знал, что через неделю пойдет сильный дождь, а через две — перемешается со снегом и впервые накроет город ненавистной ледяной шапочкой) Сергей предложил ему поехать на охоту, и Андрей согласился. Когда он понял, что впервые за период эвакуации покинет пределы городка, то чуть не взорвался от счастья. Всю ночь накануне он не мог уснуть, а утром приехал на место встречи — отдаленную автобусную остановку у КПП на выезде из города — первым из группы.
Они поехали на юг, легко очутившись за границей городка, и Андрей стал захлебываться чувством свободы. Оно опьянило его даже сильнее, чем водка, которую они принялись пить уже с обеда.
Вечером Андрей затянулся сигаретой и спустился с порога коттеджа, где охотникам предстояло ночевать. Знакомый северный холод обжег его: ночи уже стали зябкими и довольно темными. Он чувствовал, что из-за горизонта веет холодной тьмой, которая готовится прийти и снова укрыть их на очередной бесконечно долгий сезон.
Чтобы не возвращаться в зиму, он повернулся на сорок пять градусов относительно горизонта, из-за которого тлело солнце, и, застегнув куртку, пошел на юг.
— Эй, Андрюха! Ты куда?! — он услышал голос друга.
— Так, погулять.
Андрей покорно вернулся к Сергею, и мужчины, не сговариваясь, одновременно закурили.
— Ну как тебе?
— Прекрасно.
— Будешь себя хорошо вести — возьму еще.
— Спасибо!
— Эх, обожаю эту природу, — задумчиво сказал Сергей, глядя на тусклый западный горизонт: карликовые деревца и гигантские камни. — А ты?
— Я тоже обожаю. И так странно быть не в городке.
— Ой, и правда, ты же раньше не выезжал, — Сергей рассмеялся. Он сел на поваленный еловый ствол и медленно курил. Андрей стоял рядом.
— Было бы здорово почаще выезжать, — робко сказал он.
— Ты не обижайся, но я все еще не понял ту историю с телефоном, — ответил его друг. — Понимаю, что надо быть попроще, но если ты хорошо учишься, то знаешь, что так легко подобные вещи нельзя пропускать.
— Понимаю.
— Ну и что ты думаешь?
— Думаю, это тебе решать: забыть или нет. Не очень хочу снова это обсуждать.
— В принципе верно. А что ты думаешь о ребятах?
— О них? — Андрей не ожидал вопроса. В тишине снова взорвался очередной снаряд хохота, и волны эхом долго расходились от маленького бревенчатого коттеджа. — Да ничего не думаю. Обычные люди.
— Понятно. Ничего — это хорошо. Мне в тебе вообще нравится то, что ты все меньше думаешь, — Сергей улыбнулся.
— Да?
— Ага. Ну сам посуди: приехал сюда ты недовольный, раздраженный. Признайся, было же такое?
Андрей пожал плечами.
— Читали мы твои статейки, не отнекивайся. Было-было. Мол, это не так у нас сделано, то не так устроено… И из-за таких, как ты, у народа мозги и засорялись. А теперь посмотри: ты в десять раз ближе к народу, чем даже я! Да что там — в сто раз ближе! Я так и копаюсь в их говне, а ты уже выше этого. Ты теперь судьбы вершишь, и не по-подлому, как раньше, через журнальчик, а на государственной службе, как и положено!
— Да… Слушай, я выпил, поэтому не уверен, что все уж понимаю, но…
— А что тут понимать, Андрюша? Мы повышаем дозу, разве не ясно? Нужно повышать дозу, а иначе все развалится. И попутно отключать другие наркотики.
Теперь Андрей, окончательно потеряв нить, лишь молча смотрел на своего друга.
— Либератство ваше — это наркотик, что непонятного? — чуть раздраженно пояснил Сергей. — От него надо отваживать. Но понемногу, торопиться мы не будем. Просто запретим кое-что лишнее, не соответствующее духу родины: например, похабные разговоры и картинки в Интернете, кино кое-какое неправильное, пару-тройку глупых книжек, журналов, выставок… в общем, подрихтуем. И вот увидишь: после того, как молодые вырастут при таких законах — хоть одно поколение, — они уже рыпаться и залупаться не будут, им все будет нравиться, и все для них будет понятно. Тем более взамен мы даем правильную дозу лекарства и сейчас по чуть-чуть повышаем ее.
— А что за лекарство?
— Ты что, дебил? Любви к родине, конечно. Лекарство от плохого настроения, головной боли и даже рака.
— А-а…
— Бэ. Ты вообще что-то учишь на этих курсах?
Чтобы не злить его дальше, Андрей достал пачку «Северных» и протянул ему.
— У тебя последняя, — все еще раздраженно сказал Сергей. — Сиди, я за своими схожу.
Когда он ушел, Андрей повернулся и побежал на юг. Скоро он выбился из сил и просто шел, но к этому времени оклики стихли или их просто поглотила звонкая тишина. Он понял, что забрел в болото и может запросто провалиться в трясину и утонуть, но решил не останавливаться и ориентироваться по торчащим из мутной смеси ила и земли кочкам. Некоторые из них оказывались хлипкими, и он пару раз упал с тропы, однако оба раза ему удавалось подняться и пойти дальше. Через несколько часов Андрей выбрался из болота и пошел по каменистому полю. Закончились деревья и кустарники, впереди легла бескрайняя равнина, усеянная огромными валунами. Он шел дальше.
Постепенно темнело, и Андрей стал бояться, что скоро юг будет отличить все сложнее, он собьется с пути и зима догонит его. Действительно, к двум часам ночи белая каемка по его правую руку погасла окончательно, но он продолжил упрямо идти вперед, и через пару часов белое молочко стало пробиваться с востока. Он услышал, как где-то вдалеке рокочет вертолет, и ринулся бежать. Вскоре стало совсем светло, и Андрей укрылся под валуном. Он опасался, что вертолет пролетит рядом, но тот покружил где-то в отдалении и затих. Может быть, его никто и не искал.
Когда опять стало темнеть, Андрей очнулся от полусна, в котором ничего не происходило, и пошел дальше на юг. Поздним вечером он стал различать в стороне какую-то необычную поверхность и повернул к ней. Оказалось, что это узкая шоссейная дорога. Она привела его к небольшому поселку, дома которого стояли опустевшие и мертвые. Он прошел по нескольким улицам и вспомнил городок: это место по планировке и типу зданий очень напоминало его, однако было в несколько раз меньше. Андрей не мог понять, что именно здесь произошло, но ему показалось, что какая-то страшная взрывная волна выкорчевала все деревья, снесла верхние этажи, выбила стекла и прожгла внутренности зданий насквозь, оставив стоять лишь ряды обезображенных кирпичных коробок. Каждая из них когда-то была населена сотнями судеб, пронизана голосами, чувствами и стонами любви. А теперь не было ничего, кроме оставленности и смерти.
Андрей стал забираться в руины в поисках еды и воды, но ничего не было, и через пару часов, когда снова забрезжил восход, он упал без сознания посреди одной из улиц. А утром его нашла поисковая команда и на вертолете возвратила в городок.