– Глубина пять, – доложил Аксёнов, растопырившись над клавиатурой управления; имелась в виду глубина погружения аппарата в жидкую воду. – Температура воды плюс четыре градуса.

Мимо носовой телекамеры проплыла вереница воздушных пузырьков, унеслась вверх. Затем просияло облачко искр, похожее на брошенную в аквариум с рыбками щепотку корма.

– Смотрите! – воскликнул Ремзин.

На левом мониторе появилось изображение изящного создания, напоминающего ажурный нож для масла, отливающий нежно-розовым, коричневым и голубоватым цветом, с длинными шевелящимися нитями плавников. На рыбу оно было мало похоже, не имея ни глаз, ни обычных плавников, зато могло похвастаться «губастым» выступом-клювом, представлявшим, возможно, сонар.

– Головастик! – восхитился Ремзин.

– Этого не может быть! – вцепился в бороду пальцами Васюченко. – Мы поднимали пробы воды только с бактериями!

– Значит, в озере живут не только бактерии, – выдохнул Пименов, набирая на коммутаторе номер главного биолога станции. – Вениамин Самуилович, зайдите ко мне.

Через несколько минут в командный модуль прибежал запыхавшийся начальник группы биологов, доктор биологических наук Балуевский, бородатый, как почти все полярники, но бритый наголо.

За это время камеры «Глазастика» запечатлели ещё несколько живых организмов – крошечных, с ноготок, рачков-бокоплавов, медуз и «живых запятых», не то креветок, не то червей, и это открытие ошеломило Вениамина Самуиловича настолько, что его череп покрылся каплями пота. Замеченную ранее полупрозрачную рыбёшку он назвал протогребневиком, но потом перестал давать названия живности, застыв перед экранами статуей.

Через минуту в командный пост народу набилось под завязку, негде было не то что сесть, но и встать, и Пименов вынужден был ограничить доступ к экранам робота, заметив, что система отопления не справится с таким количеством любопытных.

В этот день аппарат обошёл район вокруг выхода шахты площадью около пятисот квадратных метров и встретил ещё пару десятков созданий наподобие протогребневика, не считая медуз и совсем мелкой живности, что привело всех специалистов по биологии и микробиологии экспедиции в состояние шока: никто из них не ожидал, что подо льдами Антарктиды в озёрах может присутствовать сложная органическая жизнь. О динозаврах, акулах, плезиозаврах и «лохнесских чудовищах» речь не шла, но учёным теперь надо было менять свои представления о жизни в замкнутых тысячи лет экосистемах и пересматривать свои теории.

Выяснились и недостатки аппарата (по мнению тех же биологов): его рука-манипулятор не была приспособлена ловить сантиметрового размера медуз и рыбок, не говоря уже о крошечном планктоне, а специальными сачками робот оборудован не был.

Впрочем, был важен сам факт обнаружения достаточно сложных организмов в озере, считавшемся по одной из версий закрытым не менее тридцати миллионов лет резервуаром.

Собравшиеся в командном модуле возбуждённые биологи и их коллеги хотели следить за перемещениями «Глазастика» и дальше, без перерыва на ночь, однако Пименов остудил их восторги, объявив перерыв.

– Завтра продолжим, – пообещал он, уставший от многочасового бдения перед экранами. – Всем необходимо отдохнуть, «Глазастику» тоже.

– Будем вытаскивать наверх? – спросил Боборыкин.

– Нет, не будем, – ответил Пименов, подумав. – Он рассчитан на неделю непрерывного подводного плавания, не замёрзнет.

Перебрасываясь замечаниями, толпа собравшихся полярников стала рассасываться. По комнаткам модуля просвистели сквозняки. Остались четверо: Ремзин, Аксёнов, Васюченко и начальник станции.

– Ничего, что «Глазастик» останется в воде? – нерешительно проговорил Васюченко. – Его не снесёт?

– Там нет подводных течений, – расслабился Аксёнов. – Никуда он не денется, да и комп будет непрерывно следить за положением аппарата, подрулит, если что.

– А если в озере спит монстр? – пошутил заместитель Пименова.

– Монстра уже заметили бы со спутников, – серьёзно возразил пилот робота.

Васюченко пожал всем руки, вышел, впустив ещё один клуб морозного воздуха.

Расслабился и Пименов, вдруг подумав, что хорошо бы сейчас оказаться в родном Мурманске и чтобы дома его встретили жена, дети и горячий ужин…

Следующий рабочий день начался так же неторопливо, как и предыдущий, с общих докладов руководителей групп и уточнения графика работы.

После завтрака в командном модуле снова собрались биологи и полярники, свободные от вахт.

Аксёнов проверил состояние «Глазастика», и подводный аппарат устремился в глубины озера по заранее рассчитанному маршруту. Пименов решил сначала опустить субмарину до самого дна, чтобы измерить точные параметры среды – глубину озера, температуру воды, вязкость, минерализацию, давление, наличие жизни, а потом направить робота к ближайшему «берегу» – откосу дна, поднимавшемуся к нижней границе льдов.

Разговоры в помещении стихли. Обступившие стул начальника станции мужчины замерли, разглядывая проплывающие мимо робота слои воды, пронзаемые световыми тоннелями прожекторов.

В принципе ничего особенного не происходило, изредка луч света вспыхивал звёздочками освещённых обитателей озера размером с пылинку, да зеленоватую темноту прорезали струйки пузырей. Менялись лишь цифры на глубиномере и табло термометра: температура воды по мере погружения постепенно поднималась и у дна достигла десяти градусов по Цельсию.

Видимость снизилась. Появились желтовато-серые «дымные шлейфы» – хвосты «чёрных курильщиков», выносящих наверх струи нагретой воды с минеральными солями.

– Метангидраты, – заметил кто-то из полярников.

Под аппаратом стали видны пологие холмы донных отложений коричневого, жёлтого и серого цветов. Глубина погружения достигла трёхсот восьмидесяти метров. Скорость движения упала.

– Зависни, – сказал Пименов. – Оглядимся.

В помещении стало душно, система жизнеобеспечения модуля не была рассчитана на пребывание двух десятков человек долгое время.

– Братцы, не мешайте! – взмолился вспотевший Аксёнов.

– Займитесь своими делами, – проворчал Пименов. – Если обнаружим что-либо интересное, я вас позову.

Полярники начали натягивать маски, рукавицы, застёгивать парки, потянулись к выходу, наполняя домик клубами морозного воздуха.

Пименов отвлёкся на беседу с геофизиком экспедиции, заведующим кафедры Новосибирского университета. Учёный предлагал взять пробы грунта.

Аксёнов включил сонар и радиолокатор, способный просвечивать горные породы толщиной до десяти метров.

Ремзин затеял беседу с компьютером станции, ласково называя его Антошей. Речь шла о систематизации аномальных явлений в районе станции, к которым относилось и недавнее падение метеорита на ледовую гряду Вокс в пятнадцати километрах от станции, недалеко от места расположения станции «Восток». Полярники уже съездили туда на снегоходе, но дырку от метеорита не нашли.

Васюченко вообще перестал смотреть на экраны, разочаровавшись в своих ощущениях.

«Глазастик» повернул на юго-запад, ближе к леднику Росса, начиная подниматься вдоль откоса котловины, занятой озером.

Биологи о чём-то заспорили.

И в этот момент Аксёнов издал неразборчивое восклицание.

Головы полярников повернулись к нему.

Носовой луч субмарины высветил впереди ряд возвышений, имевших вполне осмысленную форму. Больше всего они походили на рёбра стиральной доски, только в сотни раз больше. И насчитывалось их не менее двух десятков, собранных в единый рельеф «доски», поднимавшийся под небольшим углом к «берегу».

– Гребёнка? – недоверчиво проговорил Ремзин.

Пименов пришёл в себя.

– Подними нос, посвети выше.

Аксёнов повернул рули робота, включил ещё один прожектор.

Стали видны угловатые наросты на конце валов, похожие на коленные узлы, заплывшие илом, а за ними в желтоватой полутьме поднимался за наростами купол строгой геометрической формы, кое-где бликующий под лучами прожекторов.