– Я сомневался, был грех, – сказал Харапцев. – Но рад, что ошибся. Тебе нужно отдохнуть, Саша. Мы сняли номер в гостинице «Изумруд». Хорошенько выспись. А когда будешь готов, свяжись со мной и мы обсудим детали.

Утренний свет едва пробивался сквозь портьеры. Настя приоткрыла глаза, почувствовала на лице капельки света и вновь погрузилась в дремоту. Ей казалось, что еще слишком рано для того, чтобы подняться и начать день. Но спустя минуту она вспомнила, что находится не в квартире, а в загородном доме, и вспомнила, что рядом должен быть Сережа. Она провела рукой по шелковой простыне и вздрогнула. Плетнева рядом не было, и постель с его половины остыла.

Она открыла глаза и посмотрела в потолок. В этот момент ее накрыло пустотой и безразличием. Настя смотрела в высокий потолок с лепниной и фреской, детали которой в сумерках невозможно было различить. Но она знала, что с потолка за ней наблюдают кудрявые ангелочки с маленькими изогнутыми луками в пухлых руках и смотрит с ясного синего неба строгий, мускулистый старик в тоге цвета слоновой кости.

Настя медленно села, нашарила на ночном столике мобильный телефон и позвонила Вере Петровне Колясниковой, которая вместе с мужем присматривала за домом.

– Доброе утро, Вера Петровна. Вы Сергея не видели?

– Здравствуйте, Анастасия Максимовна, – отозвалась Колясникова. – Он с Федей на реке. Рыбачат. Вам что-нибудь принести?

– Нет, ничего не нужно. Спасибо, Вера Петровна.

Настя рухнула на спину и раскинула руки. Пустота и безразличие отпустили ее. И теперь она ощущала, как бешено колотится в груди сердце, и поняла, какой кавардак устроили в голове мысли. И поняла в этот миг, что не ощущение счастья, а страх не отпускает ее со вчерашнего дня.

Спустя четверть часа она спустилась вниз. С кухни доносилось звяканье посуды. Настя прошла в столовую и посмотрела в окно. Утро было пасмурным, и небо было затянуто дождевыми тучами, и еще кое-где в низинах белел снег. Особняки стояли на высоком берегу. Впрочем, не так уж и высок был этот берег. Весенний паводок еще не опал, но река уже вошла в свои берега, оставив на земле мусор, обломанные с деревьев сучья и ил.

Плетнев с Колясниковым рыбачили с другого берега. Они были примерно одного роста, в одинаковых прорезиненных плащах и сапогах, и оба натянули на головы капюшоны. С такого расстояния Настя не могла понять, кто из них кто. И только сейчас заметила, что на улице моросит мелкий, похожий на изморось дождь.

– Он хороший человек.

Настя вздрогнула и обернулась на голос. В дверях стояла Вера Петровна. Ей было шестьдесят три года, и, несмотря на положение прислуги, она относилась к Насте даже не как к дочери, а как к любимой внучке. Впрочем, Настю это вполне устраивало. Она жалела несчастных стариков, потерявших на склоне лет все. Единственную дистанцию сохранили они – величали друг друга по имени-отчеству.

– Он хороший человек, Анастасия Максимовна, – повторила Вера Петровна. – Я не знаю, что с ним произошло и что было между вами когда-то. Но он может стать хорошим мужем и может стать отцом для детей.

– Он был очень хорошим мужем, – улыбнулась Настя. – А Дашенька его дочь.

– Просто ему нужно прийти в себя, – Вера Петровна тоже подошла к окну. От нее пахло свежей выпечкой и мандаринами. – Он ничего не помнит. Но это может быть благословением Божьим.

– Мне кажется, он снова хочет уйти.

– Он забыл вас, забыл о своем доме. Но скоро все встанет на свои места. И никуда он не уйдет, – улыбнулась Вера Петровна. – Можете поверить мне на слово, никуда он уже не уйдет.

– Мне так хочется верить в это, – отозвалась Настя. – Вы прожили счастливую жизнь, Вера Петровна.

– Вы же знаете, что это не так…

– Но вы всегда были рядом с мужем. А я уже потеряла надежду…

– Я так рада за вас, милая вы моя, – Вера Петровна обняла Настю. – Так рада. – И рассмеялась: – Посмотрите, Анастасия Максимовна!

По полузатопленному паводком мостику неуклюже шел Петя Веселовский. Увидев его, Федор Иванович воткнул в берег удочку и пошел навстречу соседу.

– Господи, – простонала Настя. – Петя там что делает?

– Анастасия Максимовна, кофе готов, – Вера Петровна отвернулась от окна. – Мужчины позавтракают позже. Их сейчас все равно домой не заманишь.

– Спасибо, Вера Петровна, но мне пора. Нужно съездить к маме и в офис. А Сережа… Вы ведь присмотрите за ним?

– Конечно, Анастасия Максимовна, – кивнула Колясникова. – О Сергее не беспокойтесь.

На крыльце Настя замерла на мгновение. Было очень тихо вокруг, только монотонный шум реки доносился издали, да тяжелые, редкие капли мерно падали на землю с крыши.

Настя села в машину и замерла. Ей так хотелось перед отъездом увидеть Сережу, но сердце подсказывало, что делать этого не нужно. Им обоим нужна была передышка.

– Но мне так нравится Саша Колосов, – вздохнула Ираида Михайловна. – И я ничего не могу с этим поделать. Да, ты молода. Но иногда мне кажется, что он лучший из твоих мужчин.

– Это не мое мама, не мое, – простонала Настя.

– Ты должна думать о детях, Настенька. И ты должна думать о своем будущем. Сергей пропал на два года, и только случайность свела вас. Я еще не видела его, но мне достаточно и того, что ты рассказала. А если он пропадет снова? И ты не знаешь, нормален ли он сейчас?

– Мама, ну, зачем ты так? – Настя порывисто встала и отошла к окну.

Дождь закончился. Время подходило к полудню. Было хорошо слышно, как в детской няня читает Дашеньке сказку.

– Настя, я забочусь о тебе, – негромко произнесла Ираида Михайловна. – Ты только-только пришла в себя. А если он снова пропадет, Настя?! Что будет с тобой?

– Мама, давай больше не будем говорить об этом. Ты всегда понимала меня. Или делала вид, что понимаешь. Но ты всегда была со мной. Сегодня вечером мы с Сережей приедем к тебе в гости…

– Ты хотя бы проверила его? А вдруг он болен?..

– Мама, прекрати! Ради бога, прекрати!!! Он не болен, он нормален, он мой! Мой…

– Какая же ты упрямая, Настя, – покачала головой Ираида Михайловна. – Я на многое закрываю глаза. И всегда старалась понять тебя… Хорошо, я постараюсь… Я на самом деле никогда не вмешивалась в твою жизнь и не поучала тебя. Это на самом деле твоя жизнь, и никто за тебя не проживет ее.

– Спасибо, мама, – Настя вернулась к матери и обняла ее.

– Помни, Настя, помни, – Ираида Михайловна прижалась щекой к ее руке. – Мы всегда были вместе, доченька. Мы всегда понимали друг друга. И не забывай, доченька, с каким трудом ты добилась всего. Ты должна помнить о детях, ты должна думать о будущем.

Настя прикоснулась губами к копне каштановых волос матери и высвободила руку. Ей больше не хотелось говорить. Она вышла из комнаты, оставив мать наедине с сомнениями.

А Ираида Михайловна пригубила уже остывший чай и прошептала:

– Ах, девочка, девочка, когда-нибудь ты поймешь, что годы не вернуть и слишком многое не исправить… Можно только заплатить за ошибки… Заплатить отчаяньем…

Иногда ей казалось, что она помнит и знает каждый шаг, каждый вздох своего единственного ребенка, но временами, как в это утро, она понимала, что не знает дочь. А двадцать лет назад даже она не могла предугадать ее судьбу.

– Настя, Настя, Настенька… – вздохнула Ираида Михайловна. Она прислушалась к голосу дочери, та разговаривала в детской с Дашенькой.

Ираида Михайловна поднялась с кресла и прошла к книжному шкафу. Взяла с полки обшитый бархатом фотоальбом и снова вернулась в кресло. Она улыбнулась, открыв его, и, как только мелькнули перед ее глазами отчасти уже пожелтевшие снимки, в ушах Ираиды Михайловны зазвучала далекая, нежная мелодия.

Она перелистывала страницы альбома и улыбалась, гладила кончиками пальцев лица из прошлого. И постепенно добралась до фотографии розовощекой полной девочки в школьной форме. Светлые косички, бантики. Настенька. Такой она была до пятнадцати лет. В то время мальчишки на нее внимания не обращали. А в пятнадцать за лето вдруг вытянулась и похорошела и превратилась в девушку. Словно в одну из летних ночей прилетела фея и превратила золушку в принцессу.