– Ничего, Сережа, вспомнишь, – улыбнулась она. – Идем, милый. Сейчас Нина приедет.
Не успели они подойти к обочине, как возле них остановилась машина Нины.
– Давайте быстрей, – сказала она. – Не то меня оштрафуют!.. Здравствуй, Плетнев! Выглядишь бомжевато! – Нина посмотрела на него в зеркало заднего вида.
– Здравствуйте, – отозвался тот.
– Что это ты со мной на «вы»? Забыл, как на брудершафт пили?
– Извините, но я вас не помню, – покачал головой Плетнев.
Нина вопросительно посмотрела на подругу. Та в ответ пожала плечами.
– Вас куда? К маме или к тебе?
– У мамы-то ему что делать сейчас?! – вопросом на вопрос ответила Настя. – Едем ко мне!
– А я, Плетнев, всегда знала, что ты вляпаешься в какую-нибудь историю, – тем временем продолжала говорить Нина, посматривая на пассажира. – Ты же мутный всегда был. Я даже знакомых бандитов хотела попросить, чтобы пробили тебя. Да Настёну пожалела! Если бы они на тебя нарыли что-нибудь, они бы тебе сами голову оторвали! А они бы обязательно нарыли на тебя что-нибудь! Сто процентов!.. Знаешь, как у них это называется? «Пробить по братве». Вот только такие, как ты, им не брат…
– Нина, перестань, – попыталась остановить ее Настя.
– А я, между прочим, сказала то, что думаю! И это – факт!.. И вот ты, Плетнев, снова в нашей жизни нарисовался, – она посмотрела в зеркало заднего вида. – И в маскарад этот мне верится с трудом! С твоим-то умищем… Умище свой за три года не пропил?!
– Простите, я лучше выйду, – негромко произнес мужчина. – Возможно, меня перепутали с кем-то другим. И вы знаете, я не уверен, что я вообще Плетнев.
– Как это не уверен?! – спросила его Нина. – Да ты, Плетнев, совсем плохой стал!..
– Мне сказали, что я – Плетнев, – ответил пассажир. – Но в моем паспорте стоит другая фамилия…
– Дай посмотреть! – Нина свернула с центральной улицы на боковую и остановилась на обочине.
– Нина, перестань! – попыталась остановить ее Настя.
– Покажи паспорт, – не слушая ее, кивнула Нина пассажиру. – Посмотрим, кто ты сейчас! Я всегда знала, что ты прикидываешься кем-то другим. Не стесняйся! Наверняка ты даже Плетневым-то не был.
Она взяла из его рук паспорт и пробормотала:
– Ага, вот ты у нас кто! Куликов Сергей Борисович. Похож! А проживаете, стало быть, в городе Ситове. Верно, Сергей Борисович? Бывала я там, бывала… Подружка у меня там жила, Эля Баскакова. Жалко, убили девку… Ты ее не знал случайно? – она пристально посмотрела на Плетнева. – Вот только как мне сейчас называть тебя, Плетневым или Куликовым?..
– Все, хватит! – оборвала ее Настя. – Едем ко мне, сейчас же!
– Может, сначала поговорим? – спросила ее Нина.
Они вышли из машины.
– Ты не боишься его к себе везти? Настя, я не шучу. Плетнев, он же изворотливый! И зачем я тебе все это объясняю? Ты ведь сама все знаешь!
– Нет, Нина, – покачала головой Настя. – Это не игра. Он на самом деле ничего не помнит. Я не знаю, что с ним случилось. Что-то страшное…
– Тем более не нужно везти его домой. Это может быть опасно!
– Нина, ты знаешь, я его до сих пор люблю и не могу бросить, не в таком состоянии.
– О чем ты говоришь, Настя? – Нина взяла ее за руку. – Вспомни себя, когда он исчез…
– Я все помню! Все помню… Но посмотри на него.
– А что скажет Колосов?
– Статью напишет, – усмехнулась Настя.
– Господи, да что же вы за люди такие?! – неожиданно в сердцах и без наигрыша произнесла Нина. – Вы же друг на друге живого места не оставили! Настя, ты любишь Колосова! Ты любишь его, но даже себе в этом не признаешься…
– Нина, мы без тебя разберемся в своих отношениях.
– Да ради бога, я в ваши отношения не лезу! Но сколько же можно?..
– Нина, давай не будем, – остановила подругу Настя. – Посмотри, в твоей машине сидит человек, который появился ниоткуда… Я уже похоронила его, Нина…
– Это меня пугает больше всего! – кивнула Елисеева. – Меня пугает, что он появился ниоткуда. Все правильно! А при желании эту филькину грамоту, этот паспорт из города Ситова, за деньги можно выправить за день. – И произнесла скороговоркой: – Настя, я ему не верю и ты не верь!..
– Странно, правда? – Настя словно не услышала ни слова.
– Что? – спросила Нина.
– Он так изменился. Ни одного жеста знакомого, ни одной шутки. Взгляд жалкий, забитый.
Елисеева вдруг придвинулась к ней вплотную и сказала вполголоса:
– Давай оставим его здесь! Оставим, пока не поздно! И забудем…
– Ну что ты говоришь?! Я его не оставлю.
– Это плохо, но дело твое, – так же неожиданно согласилась Елисеева. – Другие на твоем месте его в милицию бы отправили. Но ты ведь во всем разобраться должна. Разбирайся…
Она вернулась в машину и протянула Плетневу паспорт:
– Держи.
И кроме этого «держи» за остаток пути больше не произнесла ни слова.
Когда они подошли к подъезду, Настя спросила:
– Сережа, ты помнишь этот дом?
Плетнев огляделся и покачал головой:
– Не помню.
А Нина фыркнула:
– Ты еще что-нибудь у него спроси, а он ответит!
Настя взяла ее под руку и снова отвела в сторону:
– Спасибо тебе за помощь. Но нам лучше остаться вдвоем.
– Ага! – энергично кивнула та. – А вечером тебя с перерезанным горлом найдут! Или как Элю Баскакову! У той вообще голова на столике стояла…
– Перестань говорить глупости! Это уже не смешно!.. – оборвала ее Настя. – Сережа, я сейчас, подожди немного, – сказала она Плетневу. – Нина, я позвоню тебе. Я обязательно позвоню тебе позже. И мы обо всем поговорим. Но сейчас нам нужно остаться наедине. Я должна понять, что с ним произошло.
– Настя, он – лжец, каких мало. Ну, хорошо. Но позвони мне сразу же, как почувствуешь опасность!
Нина Елисеева, невысокая, смуглая и крепко сбитая, наверно, была для Насти самым близким человеком по духу и по складу характера. Их без натяжки можно было назвать сестрами.
– Просто я волнуюсь за тебя, – сказала она подруге. – Я знаю, как уходят те, кого я люблю. Уходят внезапно… Настя, будь осторожна.
– Все будет хорошо. Я позвоню тебе. Скоро.
Они поцеловались на прощание.
Настя с Плетневым зашли в подъезд, а Нина села в машину и какое-то время сидела за рулем без движения. И по ее лицу трудно было понять, о чем она думает. Было в ней что-то от восточных красавиц, непостижимое, неописуемое словами, словно ее лицо было всегда прикрыто чадрой, и редкий человек мог видеть ее истинное обличие.
– Я буду ждать, – внезапно произнесла она твердым и громким голосом и повернула ключ в замке зажигания.
А Настя с Плетневым зашли в лифт.
– Неужели ты ничего не помнишь, Сережа?.. Этот лифт. Этот вечный запах жареной картошки с луком, которую так любят мои соседки… Посмотри, вот эту царапину сделал ножом мой сын. Это было четыре года назад. Мы ехали в лифте. Максим достал перочинный нож, который выменял у кого-то на диск с фильмами. И решил написать свое имя. А мы остановили его и ругали потом. Неужели ты этого не помнишь?
– Нет, – покачал головой Плетнев. Они вышли из кабины. – Я ехал к своим родителям. Понимаете, в январе я очнулся в незнакомом доме. Там был человек. Я не знал его. Но он сказал, что спас меня. А потом он рассказывал что-то обо мне… что-то страшное… Но я уже не помню ничего… – Голос у него внезапно сорвался.
– Что? Что он тебе рассказал, Сережа? – Настя развернула Плетнева к себе. – Что сказал тебе этот человек?..
– Я не помню. Я помню только, как ушел из его дома. Где-то спал, ел что-то… А потом стало тепло, и снег почти растаял… Я жил в коробках возле дороги. Там было много людей. И вдруг я вспомнил дом, в котором жил когда-то, когда был ребенком. Я вспомнил город, этот город. И пошел сюда…
Они стояли возле входной двери, которую Настя уже открыла. Но она не перебивала Плетнева. Она боялась, что он потеряет цепь рассуждений и замолчит. Ей казалось, что именно в этот момент она ближе всего к разгадке тайны.