Настя, помоги…

И она появилась – теплым ветром в яблоневых цветах, отблеском солнца на золоченых куполах. И когда Ден наконец-то осмелился открыть глаза, в снежной пустоте начали мало-помалу проступать очертания больничной палаты. Те же бумажные шторы с едва заметным серебристым узором, обои мягкого мятного оттенка. Только Вика лежала уже не на больничной койке, а в своей кроватке – снова маленькая, с короткими хвостиками и смешной пижаме с единорожками.

Через открытое окно с улицы тянуло ароматом какао – все правильно, они ведь раньше жили неподалеку от шоколадной фабрики, теперь он вспомнил. И Вика хвасталась подружкам в садике, что по утрам брат покупает ей в ближайшей пекарне хрустящий круассан, а запивать можно просто воздухом, так вкуснее.

Ден даже вздрогнул, когда снизу показалась огромная связка разноцветных шаров. Прямо как из детства: сочные, яркие цвета, без уродливых диснеевских персонажей на фольге. А внизу вместо корзинки болтался ярко-желтый зонтик.

– Вик, поди сюда, смотри скорее! – он обернулся, но Вика продолжала спать. И тоненькая ниточка жизни вышивала ее пульс на черном мониторе: стежок наверх, два стежка вниз, снова наверх…

Ничего. Когда он проснется, он ей обо всем расскажет. И о том, что брат теперь, можно сказать, почти волшебник. По крайней мере, что теперь ей можно не бояться кошмаров и страшной бяки-буки под кроватью. И что он не сердится на нее, вот ничуточки. И больше никогда не пропадет так надолго.

Последние отблески фейерверка таяли в ночном небе, но разноцветные всполохи все еще кружили на стенах. Из-за них тени, залегшие на лице спящей девочки, казались еще глубже.

Может быть, поэтому он не заметил, как дрогнули длинные темные ресницы.

Незаметно пролетел месяц, потом другой.

Виен все-таки уволился, и на его место всеми правдами и неправдами уговорили пойти Пашку – не навсегда, конечно же, а пока не найдется новый желающий делать очень большую работу за очень маленькие деньги. Адель активно посылала запросы в центр, но ответа пока не было. Неудивительно.

Игорь после того единственного сеанса так и не появился. Пашка раз проболтался, что уехал, вроде работу нашел. Все дальнейшие попытки Дениса хоть что-то разузнать о загадочном экстрасенсе в пальто ни к чему не привели.

– Я же говорила, он мне не брат… – вспылила Тоня, когда он в очередной раз допек ее своими расспросами. Сказала и осеклась, наткнувшись на мрачный взгляд Павла. – Ну, в смысле, не настоящий… Вечно появляется, когда захочет. Потом так же неожиданно срывается, по нескольку лет от него ни весточки… Может, с папой общается, не знаю.

Отец, к Тониному ужасу, все-таки женился. На той самой высохшей мымре, как она ее называла, с фамилией, напоминавшей название лекарства от насморка. Тонька поначалу всерьез ушла из дома и подбила на семейную забастовку брата. Оба пару недель дневали и ночевали в офисе, благо что через дорогу в спортзале была и сауна, и душевая. Учитывая, что пассия Иван Иваныча отжала у него квартиру, и тому тоже временно пришлось переехать в свою каморку со всеми вещами, видок у офиса был тот еще, из-за чего принимать клиентов временно пришлось в местном кафе неподалеку.

А потом пронесся слушок – Ден подозревал, не без помощи Адель, – что в семье Балашовых ожидается пополнение. Уже даже выбрали имя: Анечка, Аня, Анхен, учитывая немецкие корни матери. Анной звали Тонину мать, покойницу, в которой девушка души не чаяла. Антонина сперва взвилась на дыбы, но потом жест примирения оценила и соблаговолила вернуться, благо места в их огромной квартире хватало. Так что лед если еще не растаял окончательно, то точно тронулся – прежде, чем успели тронуться умом они все от вынужденной совместной жизни в десяти квадратных метрах.

– Ну вот, слава тебе, Господи, сразу дышать стало легче, – с облегчением выдохнула Адель, когда клининговая команда наконец ушла, забрав с хламом весь скопившийся негатив. Чего стоил один только устоявшийся запах растворимой лапши и мокрых носков на батарее, который не в состоянии был замаскировать даже ультра-сильный аромат грейпфрута. – Говорят, Антонина целую хартию вольностей распечатала перед тем, как вернуться. Разговаривать – ни-ни, своя полка в холодильнике, ванна по расписанию… Чувствую, придется отцу к своей нареченной переезжать или квартиру снять. На сегодня два новых вызова, кстати, —она потрясла в воздухе разноцветными папками. – Или ты опять сбегаешь?

– На пару часиков отпрошусь, можно? – на бегу поцеловав ее в щеку – у Тони этот прием действовал безотказно, – и выхватив из вазочки пару полосатых карамелек, Ден уже на лестнице вспомнил, что позабыл увесистый сверток с книгами в тумбочке. Ну и ладно, старик не заругается. Ну, или совсем чуть-чуть, для видимости. Когда он ему звонил, месяц назад? Голос у Семеныча был подозрительно хриплый, наверное, опять простудился, лето в этом году выдалось дождливое. Надо бы по дороге заскочить в аптеку, купить каких-нибудь трав. Самой дорогой химии пенсионер предпочитал наваристый бульон из куриных костей и лекарственный отвар на меду. Ден уже неделю собирался к нему зайти и сейчас, нажимая на замызганную кнопку звонка, морально готовился к неизбежной отповеди.

Опять забыл старика. Даже в библиотеке книги в срок возвращают, а тут…

– Вам кого? – дверь открыл долговязый паренек в очках. Судя по внешнему виду, вечный студент, коротающий дни среди залежей пыльных папок и бумаг. Ден на всякий случай огляделся. Этаж тот, квартира тоже.

– Мне бы к Семен Семенычу…

– А, и вы тоже… – парень открыл дверь пошире, протянул руку. – Я Саша, можно просто Санек, очень приятно.

– Денис, – нехорошее предчувствие царапнуло где-то изнутри, дыхнуло мерзким холодком.

– Вы его ученик? Или… может, родственник?

– Да так, знакомый, – в прихожей среди знакомых запахов старой мебели и книг Дену почудился горьковатый запах гвоздик. Неужели…

– Его что, в больницу отвезли?

– Так ведь… похоронили уже. Буквально вчера. Сердечный приступ.

Как так?

– Да вы проходите, не стойте на пороге, – очкарик охнул, запнувшись в темноте о тумбочку для обуви. Резиновые шлепанцы, разношенные кроссовки и кеды всех мастей – ничего этого на ней уже не было, и от вида пустых полок разом стало как-то неуютно.

– Можете не разуваться, на улице сухо. Вот так вот… самому не верится. Был человек – и нету. Теперь вот его вещи разбираю.

– А вы кто ему будете? Сын, зять?

– Что вы… – ботаник неловко поправил очки. – Насколько я знаю, у Семен Семеныча родных не было. Ну, вернее, была когда-то жена, так ведь она умерла давно… Я ученик его. Вернее, был, когда-то…

– Другие родственники есть?

– Судя по завещанию, нет. – Парень чихнул и показал на заваленную до потолка лоджию. – Столько барахла… Вам что-нибудь нужно, на память? Старик завещал все институту, и квартиру тоже. Обидно, учитывая, как с ним обошлись… Он ведь профессором вполне мог стать или академиком. Ну, в то время там свои были порядки… Вы проходите, осмотритесь. Я пока чайник поставлю.

В детстве Денис всего раз ходил с отцом в поход. Давно, он еще пацаном был, вот точно так же пробирались по узкому проходу среди скал. Ден слышал дыхание отца, видел его пожелтевшую от солнца панаму над набитым рюкзаком. И старался ступать след в след, касаясь ладонями шершавых стен, изрезанных глубокими морщинами. Назад оглядываться было страшно: казалось, что тогда неведомое чудище ухватит и утащит его в свою берлогу. А наверху, далеко-далеко, тянулась извилистая полоска света – единственное, что давало возможность еще как-то дышать в этом тесном каменном мешке.

Представь, что мы в животе у дракона, сынок, – учил отец гораздо позже, когда они устраивали привал у костра. – Да, там темно, сыро и вонища жуткая. Зато, когда выберешься… Помнишь поговорку: даже если тебя съели, есть как минимум два выхода…