На какой-то момент, мне кажется, что я поступила отвратительно низко, но стоит только задуматься, как всплывают перед глазами сообщения.

И самое главное его.

«Ходят слухи», так сказал мне Мир. Теперь я понимаю, что он имел в виду.

Знают все. И все бы знали, как жалко я убежала. А вот о том, что с ними произойдёт, мало кто захочет рассказывать.

Так что нет, я не жалею. Я сразу предупреждала Арса, что не так беззащитна, какой кажусь.

Когда по мне бьют, я отвечаю в два раза сильнее.

Проходит, наверное, минут пятнадцать, когда я начинаю то и дело поглядывать на коридор, в котором скрылась Крис. Её всё ещё нет, и мне как-то не по себе. Я и так не был уверен, стоит ли принцессу знакомить с друзьями, но потом понял, что это рано или поздно всё равно произойдёт. К тому же, мне скрывать нечего, мне ничего не стоило признаться парням, что только так заливал им в уши, говоря, что нифига на неё не запал.

Запал. Да так, что готов перестать общаться с любым, кто не воспримет мой выбор всерьёз и не будет себя вести с ней уважительно.

И парни не разочаровали. Даже Алиш наступил себе на горло сегодня, наконец, приняв мой выбор. Осталось только самой Крис принять остатки моей жизни, о которых она ничего не знала, но и она была нереальной умничкой.

По ней и не скажешь, что для неё есть в принципе разница между её друзьями и моими. Ведёт себя, как всегда. Живая и веселая, даже друзей моих умудрилась очаровать, что они себя перестали вести, как неандертальцы.

Причин для беспокойств у меня нет, но я не могу буквально усидеть на месте. Тут ещё Дана выходит. Выглядит так, будто долго умывалась. Волосы частично мокрые и собраны в хвост. Первый раз вижу ее такой, а она впервые на меня не смотрит. Садится рядом с Алишем и как-то быстро втягивается в разговор.

А Крис всё ещё нет.

Я не выдерживаю. Пусть я буду лучше чересчур мнительным, зато спокойным, понимая, что с ней всё в порядке. Но в комнате отдыха я её не нахожу. Её вещи всё ещё висят на вешалке, но сумочки нет. Я иду до туалета, прикидывая единственный вариант, куда она могла уйти с ней, но уже издалека вижу, что дверь открыта.

Мне всё больше не спокойно. Остаётся последний вариант, что она вышла поговорить на улицу по телефону, но её и на крыльце нет. Ливень, стоит шум, шифер только так надрывается под мощью обрушиваемых капель, и на улице уже темно. Здесь ещё местность не особо мирная. Слева вообще дорога через лес, как раз, ведущая к посёлку принцессы. Справа частный сектор, по которому ночью точно не стоит бродить девушке. Черт…

Я реально не знаю, что думать и где её можно искать. Достаю телефон и сразу её набираю, но в ответ только гудки.

Да что за…

Сбрасываю и снова набираю. Гудки, а я как идиот к улице прислушиваюсь, будто реально она может быть где-то рядом. Под дождь выхожу и просто иду, заглядывая за угол. Понятно, что она не стала бы прятаться, но думать то ещё что?..

Ладно… пытаюсь взять себя в руки. Мало ли, мы разминулись, пока я заходил в комнату. Сложно, но всякое может быть, а я развожу раньше времени панику. Звонки так и не прекращаю, пока иду по коридору, как тут слышу ее телефон.

Даже отлегает немного, но это до тех пор, пока не открываю дверь и…

Что за херня?

В комнате Крис нет, зато есть Дана, которая держит в руке сумку принцессы так, точно она может быть пропитана ядом. Лицо её нереально бледное, когда она переводит на меня взгляд. Но я даже спросить не успеваю, что происходит, она указывает в сторону.

– У тебя телефон разрывается.

У меня телефон находится в руке, но она говорит правду. В моей куртке и правда звонит телефон.

Не мой, Крис, а когда достаю его тупо смотрю на своё имя, рядом с которым чёрное сердечко. Звонок сбрасывается, а я всё ещё стою как какой-то полоумный, когда пытаюсь хоть как-то догнать, что происходит, пока перед глазами не появляются белые буквы на чёрном фоне.

Я перечитываю их два раза, буквы точно никак не складываются в слова. Или я настолько спешу, что доходит до меня смысл только с третьего раза.

«Мой первый раз стоит дорого, красавчик.»

Что. За. Херня.

– Арс, – тянет Дана, но я ее точно не слышу.

Все ещё на надпись смотрю. Я, мать вашу, нихрена не понимаю.

– Арс, что… – Дана не договаривает, мы оба резко оглядываемся на звуки, которые раздаются за дверью.

Это всего секунда, прежде чем в комнате не оказывается какой-то мужик, заставая нас с Даной практически в одинаковом положении. Оба замерли: она так и стоит с сумочкой Крис, я с её телефоном. Ещё секунда, и меня укладывают лицом в пол, упирая коленку в спину. А я и не сопротивляюсь. Мне просто не до этого, потому что мозг занимает чёткое понимание. Картинка наконец-то сложилась.

Дальше всё проходит как-то слишком быстро. Нас всех принимают. При том на нас шестерых здесь оперов столько, точно они накрывают целый притон. Рассаживают так, чтобы никто ни с кем не общался. Везут не в районное отделение, а в одно из центральных. Всех разводят в разные стороны и даже ждать особо не приходится, когда начнётся допрос.

Вот только меня допрашивает не абы кто, а какой-то майор в кителе, рядом с которым сидит социальный работник. Вопросы задаёт в основном про Крис и какие у меня на её счёт были намерения, а я тупо молчу. Не знаю, мне всё ещё кажется это бредом, и если начну говорить, то это будет выглядеть, как предательство по отношению к ней.

Проходит хрен знает сколько времени, меня оставляют одного. Думать? Не хочу я думать, серьёзно. Я хочу понимать, что с ней. Где она сама и почему мне не ответили ни на один из этих вопросов. А потом сам не замечаю, как в этой комнате оказывается отец.

Голову поднимаю, он стоит надо мной сбоку стола, на котором лежит чистый лист, ожидающий каких-то признаний. Отец молчит. Руки в карманах брюк, губы сжаты так, будто он едва удерживает себя.

В последние недели он выглядит так почти каждый день, когда приезжает к нам, пытаясь показать, что ему не всё равно, задаривая подарками то мать, то меня.

Я жду, что он начнёт зачитывать тираду, но вместе этого кивает в сторону выхода.

– Идём, – и сразу разворачивается, чтобы пойти, но я остаюсь сидеть.

– Что?

– Ты свободен, пойдём, на улице ждёт мать.

Я всё ещё не понимаю, что происходит.

– Я обвиняемый, – мне нравится это говорить отцу?

Да. Потому что выражение его лица искажает недовольство.