В Миассе, разбирая трофеи, вспомнил о кипелке. Надо поближе разглядеть эти кремнистые натеки и корки. Поцарапаем их иглой, хотя сталь для этого и мало подходяща, нужно что-нибудь потверже.
В бинокуляр хорошо видно, как игла без всякого труда оставляет на бугристой поверхности кипелки глубокую царапину! На зернистой поверхности ее излома — тоже! Меняю куски, а результат один: кипелку слагает зернистый, сахароподобный, совсем мягкий минерал. Кремнеземом, так сказать, тут и не пахнет.
Хватаю пузырек с «кварцевым песком», понимая уже, что и тут неожиданное. В четком круге поля зрения, пересеченном координатной шкалой, видны рыхлые белые комочки, на песок совсем не похожие. Насыпал «песка» на стеклышко и капнул соляной кислотой: бурное шипение, мелкие брызги полетели в стороны. Так себя ведут только карбонаты!
Очередная «рабочая гипотеза» опять потерпела крах.
Приплыли… на острове!
В жару спуск с Ильменского хребта по заросшему дикой травой и цепким кустарником склону кажется бесконечным. Полдня прошло почти впустую, камни встречались только на самом гребне, да и то все те же, много раз виденные миаскиты[8]. Снова с грустью и признательностью вспоминаю вишневогорские карьеры, близкие сердцу горного инженера. Там на протяжении десятков и сотен метров можно изучать ничем не скрытые картины сложных отношений простого камня, рудных жил и минералов. Правда, за такую возможность и заплачено ценой тяжелого труда людей и глубоких ран, вынужденно нанесенных природе. Здесь же — заповедник.
На берегу чистого озера хорошая лужайка и приятный ветерок. Можно прилечь, земля сухая и теплая. Тихо. Со стороны доносится реактивный гул, но не воспринимается как помеха. Да и самолета даже не видно в светлой голубизне…
Что-то заставило очнуться. На фоне негромкого шелеста слышалось покрякивание, мелодичное тиликанье и осторожные всплески. Ситуация была совершенно непонятной, но не тревожной. Звуки свидетельствовали о спокойных делах некоего таинственного и доброго сообщества.
Чуть приоткрываю глаза. Где я, где озеро? Рядом стоит стена шелестящего камыша, почти потерявшего сочные краски первой половины лета. В нескольких местах стебли подозрительно качаются. Покрякивание, тиликанье и посвисты идут как раз оттуда. Ясно, — там утки с утятами! Справа камыш обрывается и виден участок чистой воды между ним и берегом. Какой-то буроватый зверь высунулся из травы и тихонько плюхнулся в воду, поплыл вдоль новоявленной суши. На камышинах раскачивались серенькие птички, каких в лесу мне не встречалось.
Что за силы явили предо мною сей мир? Или я сам чудесным образом сменил свои координаты? Ведь заповедник — страна чудес! Тут-то я и вспомнил маленькую книжку с симпатичными зверями на обложке. В ней написано про сплавины — плавучие острова на здешних озерах. В прибрежной части зарастающего озера на поверхности воды постепенно образуется «блин» из отмерших и живых растений. Сильные волны могут оторвать его от берега, и он будет плавать по озеру, подчиняясь прихоти ветров.
Заселяется сплавина, наверно, самым предприимчивым лесным народом: шутка ли — жить на зыбком острове, да еще и плавучем! Однако, может, и другие какие лесные законы тут проявляются…
Утро пасмурное, с запада грядами идут сырые облака. Стало ясно, что вряд ли я снова увижу своих новых знакомцев. Так оно и есть. У берега пусто, одна серая вода. Уплыли… Счастливого вам пути, храбрые путешественники!
