Миша глубоко вздохнул и закрыл глаза, спустив курок. Он попал чуть выше своего прежнего попадания, прямо на чёрный тонкий габарит.
Они с Вороном стояли позади его дома, в поле, с неба сыпала сырая мга, дыхание сбивалось в пар возле рта. Но не было ни холодно, ни неприятно. Внутри будто собиралась какая-то энергия от чистого кислорода и свободного пространства вокруг. Низкое серое небо висело облаками прямо над головой, создавая ощущение потолка.
Немного постреляв, они медленно двинулись к террасе деревянного дома Ворона.
— Ты не должен внутренне напрягаться, когда стреляешь. Только холодная голова во время выстрела. Иначе это уже преступление, и правда не на твоей стороне. Ты видел у Чёрного пистолет, он давал тебе пострелять?
— Да. Но всегда говорит…
— Знаю, что и незаряженное стреляет. Он прав. Оружие нужно только в крайних случаях или, как мне — для самопознания. Воевать я не собираюсь.
— А если на тебя здесь нападут в глуши?
Ворон усмехнулся, и Миша увидел из-под капюшона его рот с неестественно алыми губами.
— Ну, тогда я выстрелю. Ты и сам знаешь ответ.
Вдруг он прислушался, повернул быстро голову и снял капюшон.
— К нам гости, пошли, — махнул он и быстрыми семимильными шагами пошёл к дому.
Он построил здесь его давно, оградившись от мира. С ним никто не жил, Ворон был странным человеком, и в округе его побаивались, хотя он никому ничего плохого не сделал за все года, что прожил здесь.
Земля эта принадлежала отцу, после развода и путешествий Ворон вернулся на неё и поставил на ней дом, огородив колючей проволокой и заведя парочку собак бойцовской породы. Жил натуральным хозяйством, продавал в город фрукты и овощи, выращенные на своей земле. Одним из основных постулатов его жизни было то, что человеку нужно мало — душевное спокойствие, а вовсе не обилие денег. Мебель в доме, всё, на что падал взгляд — было сделано вручную, и только то, что не могли сотворить мужские руки, Ворон приобретал: постельное бельё, одежду, посуду. Остальное он старался сделать самостоятельно.
Миша через несколько минут увидел отца, заезжавшего во двор, а следом и Птичку с Таней сзади. Сердце его сильно и быстро застучало. Парень и подумать не мог, что могло случиться, раз они приехали сюда к нему.
Ворон запер ворота за байками гостей и медленно обвёл всех своим тёмным взглядом. Он был сухощав, тёмно-карие глаза иногда казались красными при определённом освещении. Заострённый нос и худой острый подбородок делали его похожим на ворона. Сутулился высокий и худой мужчина точно так, как и птица. Длинные каштановые волосы, с проседью на висках, были всегда заплетены в тугую косу сзади.
— Здравия, Ворон, извини, я не предупредил. Но к тебе не дозвонишься.
Ворон кивнул, он игнорировал мобильник, звонил по нему только сам по острой необходимости. Мужчина взглянул вопросительным взглядом на Птичку. Судя по тому, как Миша обнимался с молоденькой девчонкой, она и была та самая, из-за которой он чуть не до смерти подрался с братом. Высокая, тоненькая, голубоглазая, она Ворону показалась слишком стереотипной — миловидная блондинка с длинными ногами, ничего оригинального. Парнишке нравилось, это понятно.
Птичка была куда интереснее.
— Я для сопровождения, здравствуйте, — сама она пояснила причину своего приезда усталым голосом.
Мужчина сразу заметил на её лице смертельную тоску, как будто молодая женщина изо всех сил пыталась отыскать для себя что-то в жизни. И не находила.
Ворон кивнул, жестом приглашая на террасу, где у него был всегда накрыт чистой скатертью стол. На нём стоял самовар, и из кухни мужчина принёс тарелки со свежим овсяным печеньем, своего производства маслом и сахарницей. Чашки из тонкого фаянса и ложечки помогла ему принести Птичка.
Все расселись за стол, согреваясь чаем прямо на свежем воздухе и с аппетитом поглощая печенье с маслом.
Таня сидела на коленях у Миши, тот не отводил от девушки взгляда и сдерживался еле-еле, чтобы не поцеловать её в шею. Глаза его блестели глянцем, руки нежно поглаживали спину Тани и ноги в джинсах.
Птичке было приятно смотреть на то, что Миша так влюблён в девушку, и не забыл её, а только соскучился в разлуке. Они договорились, что скажет она ему новость сама, наедине. Чёрный, Птичка и Таня собирались оставаться здесь до воскресенья, два дня.
Отец же немного снисходительно наблюдал за нежностями сына с Таней, но ничего не говорил об этом.
— Как у вас тут жизнь? — спросил он у друга.
— Своим чередом, — кивнул Ворон. — Думаю, чтобы нанять себе в работники кого-нибудь. Одному тяжело. Как твоя жена?
— Передавала тебе привет, извинялась, что не приедет — это я не позволил. Она простыла сильно, а погода хуже некуда.
— Надо было привезти, я бы её поставил на ноги быстро.
— Работника? Ты что — стареешь, Ворон? Всегда справлялся.
Мужчина странно передёрнул плечами, отпивая ароматный чай. Чёрный оглядел более молодого друга и улыбнулся в сигарету, которую достал — тому надо было жениться, слишком одиноко было здесь, в глуши. Но Ворон этого упрямо не понимал, сторонясь женщин. Одного раза, говорил он, ему было достаточно.
На всех поездках и праздниках, которые он посещал, Ворон отдыхал с разными девушками, но никогда не привозил их к себе домой. Да и какая дурочка согласится вкалывать здесь от ранней зорьки до поздней ночи? Все молодые и красивые хотели себе далеко не такую жизнь.
Чёрный заметил, что Ворон слишком часто останавливает взгляд на Птичке, но заранее понял, что из этого ничего не выйдет, она была словно замороженная. Позавчера было закрытие сезона, и его дочь была на празднике «волков», устраиваемом в «Байк-центре». Сначала, как всегда, они проехали красивой мотоколонной по городу и окрестностям, потом вернулись к себе на базу и стали праздновать. Мистик был организатором всего, Грек только присутствовал, и то рано уехал, сразу после полуночи.
Птичка была сама по себе, глухо и методично напивалась, почти ни с кем не разговаривая. Чёрному было больно вспоминать, в каком состоянии он погрузил её в такси утром. Она спала весь день в своей бывшей комнате в квартире, потом встала, села на байк и уехала куда-то на всю ночь. Только утром он увидел её в новой квартире, заехав за ней, они отправились к Ворону вместе с Таней.
— Можно я прогуляюсь тут немного? — спросила Птичка у Ворона.
Тот кивнул, замечая густые тени у неё под глазами. Молодая женщина спустилась с террасы и пошла в сторону мокрого яблоневого и грушевого сада по асфальтированным дорожкам — у Ворона здесь всё было устроено с комфортом и чистотой. Он ненавидел беспорядок.
— Да, мы тоже прогуляемся, — быстро сказал Миша и увлёк девушку в дом. Та даже не успела смутиться, расширив большие глаза.
— Миша, что подумает твой папа? — громко зашептала она.
— Обычное подумает, ему, по-твоему, сто лет? Они с мамой ещё ого-го! Мне бы так в шестьдесят с лишним.
— Мне стыдно.
Он быстро доставил её на второй этаж, где Ворон выделили ему скромную келью, больше это жилище никак нельзя было назвать. Бревенчатые стены, голое окно без штор, узкая кровать и тумбочка рядом. Слева возле двери примостились открытые полки до потолка, на которых лежали вещи, аккуратно завешанные длинной ситцевой тканью. На полу ни клочка паласа или ковра, только некрашеные доски.
— Моя Танюша приехала, я тебя сейчас съем прямо на пороге, — с жаром говорил Миша, стягивая с девушки одежду.
Повалив её на протестующе скрипнувшую кровать, Миша зажмурился, настолько сильно кровь ударила в голову.
Они были, как жадные дети, добравшиеся до сладостей, и хватали их, почти не глотая. Вытравив из себя остатки тумана от сильной страсти, они лежали под одеялом, тесно прижавшись друг к другу, наслаждаясь узостью постели и теплотой. Миша чувствовал, что через несколько минут снова окунётся в любимое девичье тело, и от этих мыслей по нему прошла дрожь предвкушения.
Таня счастливо прикрывала глаза и о чём-то говорила, он слушал в пол-уха, пока она не произнесла: — … тошнило, а месячных не было. Но у меня бывают долгие задержки, я не хотела верить, что забеременела. Это оказалось так, Миша. Мы с тобой скоро будем мамой и папой. Ты молчишь? Я знаю, я тоже не ожидала.
