— Что он сказал? — насторожилась она.

— Он не хочет ребёнка, — сказала правду девушка. — Он в шоке.

— Я поговорю с ним…, - рванулась Птичка, но Таня задержала её за руку.

— Не надо, прошу тебя, пусть он сам.

Синие глаза, тревожные и решительные встретились с прозрачными, посеревшими от воды Таниными.

Птичка долго смотрела прямо в зрачки девушки и увидела там всё, что боялась — безысходность.

Порывисто взяв в ладони холодные длинные пальцы Тани, молодая женщина сказала: — Обещай мне здесь, сейчас, перед этим небом и Богом, что ничего плохого не сделаешь себе никогда, и что сохранишь ребёнка во что бы то ни стало. Пообещай мне. А если ты не готова к его рождению и не хочешь этого, как мой брат, отдай его мне. Я выращу его и воспитаю, как своего. Мне жизнь не даёт дитя, я возьму его себе.

Потрясённая Таня смотрела на Птичку, как под гипнозом, не замечая ни бьющего по лицу острого холодного дождя, ни зовущего голоса Чёрного со стороны дома.

— Да, я обещаю, — выдохнула она и зажмурилась. — Мне страшно, Птичка. Я совсем одна.

— Нет, есть я. И ещё будет он, просто ещё одумается. Он очень похож на отца, ему всегда нужно было время.

— Но ребёнка я тебе не отдам. Я буду растить его сама, — покачала головой девушка.

Птичка улыбнулась одним уголком губ, обняла Таню за плечи и повела её по дороге от реки к дому.

— Я знаю, просто чтобы ты знала, что выход всегда есть. Альтернатива убийству — жизнь.

Они вернулись на террасу, и зашли в гостиную. Там Ворон уже развёл огонь в камине и предложил дамам присесть у самого очага.

Миши не было до самой ночи. Таню Птичка отвела в отдельную комнату отдыхать, а сама ещё вернулась к отцу и хозяину.

Около десяти вечера входная дверь открылась, и вошёл с напряжённым видом Миша. Молча поднявшись наверх, он произвёл впечатление человека, который потерял что-то важное. Птичка пила красное вино Ворона, и в отсветах пламени переглянулась с отцом, отставляя глиняную кружечку.

— Ничего, всё утрясётся, — тихо произнёс Чёрный. — Таня для него слишком ценна.

— Я пойду спать, — решительно сказала молодая женщина и поднялась с деревянного кресла. — Здесь всегда хорошо сплю, хотя кровать и жёсткая.

Ворон проводил взглядом Птичку, откровенно наслаждаясь видом её стройных бёдер в джинсах в тот момент, когда она поднималась по лестнице.

— Так ты пойдёшь со мной завтра на рыбалку? — спросил он у Чёрного, с усилием отведя взгляд от молодой женщины. Глаза Ворона стеклянно блестели.

— Да, не вопрос. Тогда и мне надо спать, я пошёл.

— Разбужу, — бросил вслед Ворон и остался у огня, склонив голову и глядя на неровный свет тлеющих углей. Он почувствовал впервые за много лет какое-то постороннее движение в груди — эта девочка, дочка Чёрного, почему-то оставляла там след.

Но она принадлежала не ему. Может быть, это кому-то и показалось бы странным, но Ворон как будто ощущал от неё чужой запах. Будто на молодой женщине стояла метка другого мужчины. Как её татуировка на спине.

Хорт пожалел где-то на полпути, что не вылетел на самолёте. Никогда его не страшил путь через дождь, но в этот раз он от него откровенно устал. Приехав в Москву в субботу, он остановился в отеле «Европа» и первым делом позвонил Птичке.

Было неспокойно на душе. Дорога вымотала, но он надеялся взбодриться вместе с молодой женщиной. Однако ему ответили в «W. E.», что она уехала с отцом по делам и вернётся завтра.

Тогда Хорт решил отоспаться и обосновался в номере, заказав плотный ужин и развалясь на диване перед телевизором. Он мог бы остановиться и у отца, но того сейчас не было в городе, а в пустой квартире родителя было бы ещё хуже, чем в пещере. У него своя жизнь, свой быт, а Хорт не любил вмешиваться в другое пространство. Хватило бы сил разобраться и в своём.

После лета действительно его жизнь как будто повернулась вспять. Где-то внутри не самая его хорошая часть говорила — уж лучше бы ты не совался на родину до конца жизни. Но Хорта будто потянуло магнитом.

Как бы он ни притворялся, всё равно настоящее вылезло изнутри.

А Птичка вытащила всё это гиблое, несчастное и мучительное на свет. Обратно он спрятать не смог. Несколько месяцев жил с вывернутой, больной душой, и теперь приехал расставить все многочисленные точки над «i».

Его чувства к молодой женщине показались ему просто влечением, потом он себя уговаривал, что это болезнь, ведь глупо снова возрождать в душе чувства давней любви.

Но она сама была что-то непонятное, до боли знакомое и родное. Эти одиннадцать недель дались ему нелегко. Он постоянно думал о ней, пытался разобраться в собственных чувствах, потом просто пытался забыть.

Надоело врать самому себе — Птичка его сильно зацепила снова. Так же, как и много лет назад. Но сейчас это чувство было более постоянным и глубоким, как будто давняя рана вскрылась и выпустила всё, что скрывала.

Хорту невыносимо хотелось сделать Птичку счастливой хотя бы на несколько часов или дней. Она была одинока, с надорванной душой, прячущая постоянно живущую боль в ней даже от самой себя. Хорт решил, что не сможет игнорировать то сильное притяжение, которое возникло к ней.

С Витой он виделся, но издалека. Она долго не страдала, найдя ему замену, и у Хорта отлегло от сердца — девочка молода и красива, почему она должна забивать себе голову тем, что якобы безумно любит его? Крис остался не в обиде, они раз и навсегда были друзья, а личные предпочтения с этими понятиями не стоило мешать.

Хорт говорил Птичке, что приедет в сентябре по делам, но как раз на этот период он отправился со своими ребятами из «Hard Motors» во Францию на байкерский праздник по приглашению одного российского мотоклуба. Пришлось отложить поездку в Россию на начало октября, потому что впереди был октоберфест с 17 сентября по 3 октября.

Если сказать кому-то, что он ехал через такое расстояние, в Россию, чтобы провести время в постели с красивой женщиной, никто бы не поверил или подкрутил у виска. Он мечтал её забрать с собой, но знал, что Птичка не поедет — упрямства и непонятности в ней хоть отбавляй.

Все дела по расширению его мотоклуба вели его люди здесь, которые знали, что он появится, и Хорт был в курсе всего, так что приезжать было вообще не обязательно. К ним он заедет завтра с утра, сегодня — очень уж устал, ехал двое суток. Позвонив им во временное отделение, так как чапта клуба строилась на окраине Москвы (туда ещё стоило съездить), Хорт поговорил с ребятами и договорился насчёт завтра. В этот раз он никого с собой из Германии не взял, потому что его поездка была больше личного характера.

Да, задала ему Птичка задачку — теперь Хорт не знал, насколько далеко это у них зайдёт. Всё будет зависеть от того, как настроена она.

Миша ночью ворочался в постели и смотрел в абсолютную темноту. Он уже к ней привык, здесь не было ни далёкого света городских фонарей внизу, ни успокаивающих огней соседней многоэтажки, ночь поглощала всё, поэтому он спал обычно у Ворона, как убитый. Сегодня, конечно, одна мысль громоздилась на другую, и о сне не было и речи.

Встав с кровати, Миша приоткрыл форточку, сел на подоконник и закурил.

Жизнь задала ему непростой вопрос на выносливость, а он не смог даже дослушать его до конца. Отец прав — он слишком слаб и молод, чтобы понять — что такое ребёнок, который скоро появится у любимой девочки оттого, чем они с ней так сладко занимались. Если подумать, то это закономерно, люди давно бы вымерли, не был бы секс таким наслаждением. А одно вытекает из другого.

Молодой парень смотрел на близкие здесь, яркие звёзды, с удивлением подумав, что ночь разорвала все тучи и подняла тонкий месяц в небо.

Миша глубоко вздохнул и признал, что этот вопрос надо решить сегодня с ней, наверняка она переживает и волнуется ещё больше его.