— Я знаю, Марина. И я не снимаю с себя ответственности за содеянное. Можешь наказать меня, как тебе вздумается. Или попроси, что хочешь. Всё сделаю.

— Постарайтесь меня больше не обижать, Михаил Захарович. А для этого просто держитесь от меня подальше. И череп Кондратия верните… Кондратию.

— Логично, Маруся, — согласно кивнул Костров. Оттолкнулся от парты, взял с моего стола череп и, проходя мимо скелета к выходу из кабинета, водрузил его на место.

Вот теперь все встало на свои место и вернулось, как было.

— Проститутки, проститутки, проституточки мои!

— Лена! — одёрнула я подругу, которая после долгой репетиции упала между Олей и Юлей на пол. — Не говори так!

— Забей. Мы на это не обижаемся, — махнула рукой Юля и приложила голову к плечу Лены, ко второму плечу моей подруги прижалась голова Оли.

Когда Лена сегодня утром напрашивалась со мной на эту репетицию, я не думала, что она так быстро и так тесно подружится с девочками.

— Я же любя, — распласталась она по полу. — Не думала, что у меня в ногах так много мышц. Уже всё ноет. Но эту палку, — указала подруга на пилон. — Я бы точно поставила у себя дома. Вещь!

— Намекни своему. Пусть прикрутит. Заодно, может, сам для тебя станцует, — подмигнула ей Юля.

— Не. Реально классное занятие это ваше стриптизёрство. Покруче фитнеса будет. А со стороны кажется, что вы просто жопой вертите в такт музыке или даже не в такт. Главное — вертеть и мужикам подмахивать. А тут вот как всё сложно, оказывается. Но ноги у меня реально болят. Маруся, спасибо, что прихватила и меня сегодня с собой.

— К слову, я не хотела тебя «прихватывать». Ты сама за мной увязалась.

— Злючка-козлючка, — подразнила меня Лена.

Сидя в позе лотоса перед тремя лежащими на полу девчонками, я чувствовала себя неуютно. Было видно, как они меня разглядывают и явно что-то хотят сказать. В школе на меня и побольше людей за раз смотрят, но здесь же на меня оказывалось какое-то особое давление.

— Что? — не выдержала я, наконец.

— Может, расскажешь уже, как к тебе Камаз извиняться приходил? — поиграла Юля черными бровями.

— С чего вы взяли, что он ко мне приходил?

— Это же Камаз! — цокнула Оля. — Он, конечно, суровый камень, но дохрена правильный суровый камень. Если он знает, что за ним косяк, то точно признает его. Приходил ведь?

— Приходил. Позавчера, — опустив взгляд, я сделала вид, что крайне увлечена разглядыванием своих гольфов.

— Я же говорила, — фыркнула Оля. — А ты чё?

— Ничего. Сказала, чтобы держался от меня подальше и больше не обижал.

— Ты бы так Витюше своему сказала.

Даже, не глядя на Лену, я знала, что сейчас она закатила глаза.

— Это тот Витюша, которого Маринка собирается отбить танцем? — подобралась вся Юля, готовясь слушать историю, которую лично я ей рассказывать не собиралась. Зато это точно сделает Лена.

— А Маринка вам не рассказывала разве, ради кого она тут учится трусами светить? — нешуточно удивилась Лена. Всем своим существом, без слов, я пыталась дать понять подруге, чтобы она ничего не рассказывала. Но куда там? — Она с этим Витюшей, девчонки, несколько лет снимала у меня квартиру. Я не оговорилась, девчонки. Она снимала. Потому что Марина работала на двух, а-то, одно время, и трёх работах, чтобы оплачивать квартиру и покупать своему Витюше безглютеновое молочко, чтобы Витюша поменьше дристал…

— Вообще-то, Витя тоже работал.

— Да ты что? И сколько? За шесть лет хоть полгода стажа в его трудовой наберется? — набросилась на меня Лена, будто я её чем-то обидела. А затем, когда я не нашла, что ей ответить, она вновь вернулась к рассказу с интонациями сказки на ночь. — А потом, когда Марина закончила универ и начала работать только учителем, где начала зарабатывать, естественно, меньше, чем на трёх работах, Витюша вдруг понял, что они с Мариной друг другу не пара. Вот и сказочки конец, девчонки. А теперь Маринка, вооружившись вами, репетирует для него танец-бумеранг, после которого он должен к ней вернуться.

— Это правда? — посмотрела на меня Юля с неподдельной злостью и разочарованием в карих глазах.

— Лена, ну, зачем ты так? — спросила я подругу, чувствуя подступающую к горлу обиду.

— Правда-правда, — стояла она на своём, отвечая за меня. — Если не хочешь сама открывать глаза на своего Витюшу, который красиво умеет только в уши ссать, то, может, тебе девчонки откроют глаза, раз у меня не получается.

— Ты… ты не видела, какой он хороший, когда мы наедине. Никто не видел. Ты же его совсем не знаешь, Лена. Никто не знает Витю так, как я.

— По-моему, не знаешь его только ты, — огрызнулась вдруг Лена, но тут же глубоким вдохом успокоила себя. — Ты пойми, Марина, я тебя люблю так же сильно, как, наверное, могла бы любить свою дочь, которой у меня, похоже, никогда уже не будет в этой жизни. И мне до слёз обидно видеть, как ты стелешься перед этим уродом, который и ногтя твоего не стоит. Открой уже глаза и пойми это. Да хотя бы возьми в пример тот случай с маньяком. Ты позвонила мне ночью вся в слезах, и я сразу приехала. И ты звонила своему Витюше. И где он? Приехал? Нет! У него, видите ли, девушка под боком спит. Ему неудобно. А наутро он перезвонил или приехал, чтобы узнать, как у тебя дела, как ты себя чувствуешь? Нет! Потому что ты ему нахрен не нужна. Очнись уже, Марин, и пойми, что у тебя какая-то больная зависимость и одержимость этим Витей. Да, он твоя первая любовь и, как известно, первая любовь всегда самая сильная, но, по-моему, тебе уже пора понять, что это самообман. Ты сейчас заплатишь за его мальчишник, потрясешь перед ним задом, возможно, он даже трахнет тебя напоследок, и на этом всё. Ты останешься раздавленная. Я не знаю, что должно произойти такое, чтобы ты, наконец, посмотрела на этого Витю трезвым взглядом без розовой пыли.

— Ты реально платишь за мальчишник бывшего и планируешь на нем станцевать? — округлились глаза Юли. — Ты, конечно, отбитая, Марин.

— Предлагаю нассать ему на торт, — вклинилась Оля. — Пусть охренеет от того, какие пропитанные коржи.

— А вместо крема предлагаю навалить, — поддержала ее Лена.

— Вы… Я сейчас очень на вас обижена, — скрестила я руки на груди и демонстративно отвернула от них лицо.

— Я, конечно, сейчас ни в коем случае не оправдываю поступок Камаза, — начала Юля аккуратно. — Но сейчас мне кажется, что в сравнении с тем, как поступал и поступает с тобой твой бывший, Камаз просто ангелочек с белоснежными крылами и пухлой жопкой.

— Вот именно, — согласилась вдруг с ней Лена, которая той ночью после маньяка проклинала Кострова, как только могла.

— Кстати, как тебе его жопка? — коснулась Оля моего колена. — Заценила, пока стёклышки вынимала? Кстати, вот бы это были стёклышки от твоих розовых очков.

— Отстань, — закатила я глаза. — И я ничего у него не заценивала, а просто оказывала помощь.

— Да секси у него зад. По крайней мере, в джинсах выглядит возбуждающе.

— У него очень много шрамов на теле, — сказала я, задумчиво. Мозг подкинул картинку того, как я касалась их. Но я знаю, что этого точно не было. Похоже, моя фантазия играет против меня.

— Он мент. Что ты хотела? — подметила Лена. — Тут, либо пузо, либо шрамы.

— Знаете что? — щёлкнула Юля пальцами, будто ей пришла в голову гениальная идея. — А давайте устроим проверку. А, Марина?

— В смысле?

— Давай, мы проверим, кто больше мужик и кому ты больше симпатична — Вите или Камазу.

— И каким образом? Да и зачем мне это нужно?

— Каким образом? — задумчиво постучала себе по нижней надутой губе Юля. — А давай, ты сегодня вечером, но только не совсем поздно, позвонишь Вите и Камазу и скажешь, что с тобой что-то случилось и нужна срочная помощь. Мужская помощь. Только звони часов в десять-одиннадцать, чтобы твой Витя не смог сказать, что он спит или ещё чего.