— Да ладно неделька, — хохотнул Саня, который уже был в курсе дела. — Его опять биологичка затрахала.
— Чё, опять вызывала в школу? — хохотнул Сергеевич. — Так может, ты её уже трахнешь сам и по-настоящему, да баба успокоиться? А-то с начала года вызывает тебя, как проститутку, по каждому чиху малого в ее кабинете.
— Ты её видел?! — глянул я на друга. — Я только рыпнусь к ней, и она мне, на хрен, глотку своими очками перережет.
— Она ещё и очкастая? — присвистнул Сергеевич. — Как всё запущенно, однако. А лет-то ей сколько? Ну, чтобы знать уровень недотраха.
— Да хрен знает, — пожал я плечами. — Что-то между двадцатью и сорокетом.
— Это как?
— Это видеть надо. Там за бараньими завитками, веснушками и очками в пол лица, вообще, хрен что определишь. По бабкиной одежде ей точно за сорок.
— Пожалуй, такое трахать не стоит, — поморщился Сергеевич.
— Я о том же.
— Готовы сделать заказ? — подошла к нам девочка-официантка, которую чуть ранее мы просили подождать, когда к нам присоединиться третий.
— Готовы, — не глядя в меню ответил Сергеевич и в приятном предвкушении почесал круглое пузо. — Значит так, красавица, нам ребрышки-гриль — три порции; жареной картошечки с грибами — три порции; сырную тарелку — обязательно, и порцию жареных крылышек. А вы, мужики, что будете?
— Будем смотреть, как твоя харя по швам треснет, — произнес Саня.
— И пиво, — добавил Сергеевич. — Неси три большие кружки светлого.
— Мне безалкогольное, — уточнил я.
— Язва, что ли, зачесалась?
— Я за рулём, да и малого надо будет у родителей забрать.
— Ясно, трезвенник, — разочаровано махнул на меня Сергеевич и снова обратил всё свое внимание на официантке. — Ну, ты поняла, какая у нас тут ситуация?
— Поняла, — не отрываясь от блокнота, кивнула девчонка, успевая записывать наш заказ.
— Тогда неси. За добавкой — позовём. Только далеко не уходи, добавка нам скоро понадобится.
Где-то через полчаса нам принесли всё, что заказал Сергеевич. И это всё едва влезло на стол.
— Эх, надо было еще блюдо мясника заказать, — поджал Сергеевич губы. — Там такая нарезка, мужики…!
— У тебя сегодня точно рожа по бару разлетится, — хохотнул Саня.
— Что там по нашему маньяку? Есть что новое? — оперся Сергеевич о стол, когда понял, что вторая порция ребрышек в него пока не влезет.
— Спугнули мы его тогда хорошо. Жалко, конечно, что не успели взять, — отёр Саня рот салфеткой. — Но зато он сейчас залёг на дно. Уже почти месяц о нем ничего не слышно.
— Скоро вылезет, — предположил я. — Месяц тишины. С его предыдущими эпизодами — это для него многовато. Пора ставить наблюдение по городу и подкидывать «утку».
— Тоже об этом думал. Долго для него. Один хрен должен вылезти, но теперь будет еще осторожнее, что усложняет нам его поимку, — включился Сергеевич в наш разговор. — Только «утку», Камаз, нужно такую, чтобы по ней не было видно, что она мент.
— Где ты найдешь гражданскую, которая добровольно пойдет наживкой для маньяка? — спросил я скептически.
— Да любую бери. Хоть из бара этого. Кидай в парк и не говори зачем.
— Ага, вон ту, например, — усмехнулся Саня и кивнул в сторону барной стойки, на которую взбиралась какая-то пьяная вусмерть баба с микрофоном в руке.
— Она в мясо. Какая из нее, на хрен, наживка? — поморщился я.
— Чем тебе мясо — не наживка? — заржал Сергеевич.
В одно мгновение у всех посетителей бара чуть не лопнули барабанные перепонки, когда баба на стойке запела во всю плаксивую глотку:
— Я так привыкла жить одним тобой…
— Ох-йо! — смачно шлепнул себя Сергеевич по лицу. — Разведенка, походу. Это надолго.
К концу куплета, когда я начал жалеть о том, что не прихватил с собой табельное, чтобы шмальнуть по живой мишени, в этой «разведенке» я неожиданно для самого себя узнал биологичку своего сына.
Она и здесь меня достала…
Зажав зубами зубочистку, старался смотреть куда угодно, только не туда, где на барной стойке под улюлюканье не менее пьяных мужиков танцевала и пела биологичка моего сына.
— Во даёт! — хохотнул Сергеевич, что невольно заставило меня глянуть в сторону бара, где шальная императрица Олеговна каблуком в лоб оттолкнула очередного типа, желающего поймать ее за коленки. — А говорят, что пьяная баба своей… красе не хозяйка. Смотри, как отбивается.
Странно, что у нее, вообще, есть силы на то, чтобы отбиваться. Она микрофон-то держала едва-едва, но каким-то образом смогла оттолкнуть от себя сального борова.
— А ты что, Камаз, злой такой? Бывшая? — мотнул Саня головой в сторону бара.
— Это та биологичка, — ответил я и, пока мужики присвистывали и ржали одновременно, я языком перекатил зубочистку из одного угла губ в другой.
— Так и хер ли ты сидишь?! — возмутился Сергеевич. — Включай камеру, снимай компромат. Еще раз вызовет тебя, ты ей видос под нос, и твой Тёмка сразу нормальным пацаном для нее станет.
— Делать мне больше нехер, — фыркнул я, дёрнув плечами, и снова отвернулся к окну.
Когда-то же эта песня должна кончиться, нет?
— А что ты говорил, что ей между двадцатью и сорокетом? — спросил Саня. — Нормальная она. Вроде. Ну, больше тридцати точно не дашь. Смотри, какие ножки. В чулках еще, походу…
Нервно размял шею, не желая, слушать, знать или видеть хоть что-то связанное с любой учительницей моего сына, а особенно с биологичкой, безбожно вытрахавшей все мои нервы за неполные четыре месяца.
— Камаз, не хочешь снимать компромат на училку, так хоть с барки ее сними. А-то на ее зеленое платье мужики уже столько своих шаров повесили, что как бы ей потом лечиться от чего не пришлось, — подначивал меня Сергеевич.
Снова посмотрел в сторону поющей училки. Один из почитателей её «таланта» тоже просёк, что на ней чулки и достаточно активно пытался влезть рукой в разрез платья тысячерублевой купюрой.
— Может, у нее так каждый вечер пятницы проходит? Нахрена я-то туда полезу?
— Не хочешь сам лезть, скажи бармену, чтобы смахнул ее как крошку со стола. Ну, дура же пьяная. Да и видно по ней, что злоупотребляет она алкашкой. Сейчас натворит или вляпается куда по-пьяни, — размышлял вслух Сергеевич. — Ладно. Сам её стащу, — решительно встал друг.
— Сиди, — положил я ему руку на плечо и посадил обратно на стул.
Вышел из-за стола и прямой наводкой направился к стойке, где училка отпихивала очередного «ухажера», подошедшего к ней слишком близко.
Песня закончилась, но Марина Олеговна не спешила спрыгивать и барки или отдавать микрофон кому-то еще. Похоже, я попал на сольный концерт вянущих ушей, что щедро раздавала биологичка моего сына.
— Иди ко мне, красавица! У нас еще осталось выпить и закусить! — тянуло к ней лапы пузо в свитере.
— Я не закусываю, — весьма уверенно и даже высокомерно заявила училка, поправив очки на переносице. Осоловелым взглядом прошлась по толпе своих «фанатов», в которой теперь, какого-то хрена, стоял я, и застопорилась, когда, очевидно, мое лицо показалось ей знакомым.
— О! — выронила она смачно в микрофон вместе с отрыжкой и указала на меня пальцем. — Поцелуйский! По-це… по-ли-це… Полицейский! И что вам от меня нужно, м? Приехали поглумиться? Шутки свои дурацкие пошутить?…
— Это ваша девушка? — спросил меня между делом бармен, пока училка от пения перешла к стендапу.
— Это? — дернул я скептически бровями, мазнув взглядом по зеленому платью и торчащим из выреза деньгам. — Сплюнь.
— Просто она всё еще не оплатила по счёту. Сумка и паспорт её тогда останутся у нас до момента оплаты…
— Сколько там? — достал я карту, уже откровенно психую, так как бармен привлек слишком много внимания посетителей ко мне.
— Вот, — вдруг над головой разлетелись купюры, что Марина Олеговна вытащила из-за оторочки чулок и щедро посыпала им бармена. — За себя я могу заплатить сама.
Гордая и неприступная Олеговна грациозно шагнула прочь от меня и промахнулась ногой мимо стойки, начиная падать.
