В тот момент я думала лишь об одном: чтобы побыстрее все это закончилось. Видела единственный выход – сложить полномочия председателя совета отряда. Но лишаться путевки в Артек не хотелось.

– Клянись, что не повторится. Иди. Учи устав пионерской организации. Думать надо над своим поведением.

Набираю в строке поиска: Артек. 1988 год. Выпадает фото. Мурманская делегация на слете активистов перестройки. От района нас ездило двое. В центре первого ряда – я, и справа товарищ с двадцатки – Мякшинов Андрей. Удивительно, выложил кто-то.

Отряд «Полевой». Корпус «Василек». Из Судака родители доставили морем. Личные вещи сдали в камеру хранения. Выдали форму: синяя юбка клеш, белые гольфы, алый галстук, пилотка, рубашка на пуговках.

На восьми койках в палате собралась география в галстуках. Азербайджан, Казахстан, Минск, Москва, Архангельск, Мурманск, Мончегорск, Никель.

Утром горн, построение. Втягиваться некогда, включаешься сразу.

Культ дружбы и творчества прививался под зорким присмотром вожатых. Только песня Владимира Вагнера не забудется:

«Едем мы в “Артек”, – твердят нам поезда. Самолет нам поет – торопитесь! Перед вами чудеса! Добрый мишка всех вас ждет! Да-да-да, Аю-Даг, Аю-Даг, реет над тобой “Артека” флаг! Аю-Даг, Аю-Даг, реет над тобой “Артека” флаг, Аю-Даг!»

Ветры свободы и Черного моря свистели вдоль кипарисовых аллей, а ручные белки провожали до самой столовой, когда шли на завтрак.

Три тысячи шестьсот крутых ребят одновременно приехали на слет из разных окраин Советского Союза. Днем ставили сценки (домашние навыки как раз пригодились). Рисовали стенгазеты. Катались по солнечному гостеприимному побережью. На Абсолюте (тихий час по-артековски) засыпали под речи Горбачева с последнего Пленума ЦК, а вечерами бегали на дискотеки или кутались в пледы под открытым небом в кинотеатре «Прибрежного».

Костры под гитару догорали в предзакатных лучах пионерии. Еще два года, и не стало всесоюзной организации. «Артек» отошел Украине. Смолкли знакомые всем голоса «Пионерской зорьки» – Пашкин и Ванькин – москвичей-радиоведущих из нашего отряда. Дети перестройки сменили красные галстуки на булавки. Танки расстреляли Белый дом. Корабли распилили на иголки…

Прошло двадцать пять лет, прежде чем главный лагерь страны вернулся домой. И в «Янтарный» на смену «Юный следователь» из Мурманска поехал мой сын. А еще через пять лет возврат к прошлым границам Советского Союза начал воплощаться в реальность.

Т-т-ту-ту-чу-чух. Т-т-ту-ту-чу-чух. Трое суток проходят в пути, и вот она, долгожданная станция Константиновка! Поезд стоит три минуты. Чемоданы в тамбуре наизготовку. Выскакиваю прямо в южную ночь 1988 года. Мне двенадцать, и каждое лето я мечтаю о том, чтобы поскорее попасть в Часов-Яр, в мой второй дом, где живет бабуля Тамара.

Вокруг густая, плотная, влажная темнота Донецкой области. Тоннели из тополей. Кукурузные поля. Посадки из абрикосов. Привычно пылит шамотный завод. На ржавеньком желтом москвиче пересекаем Канал, проезжаем мимо Канальского клуба, сворачиваем направо, на укромную улицу Петровского. Вижу красный кирпич двухэтажного дома, и сердце проваливается в пятки. Приехали!

Глубоко вдыхаю насыщенный запах ночных фиалок, свежей травы с привкусом бетона. Проходной двор по-прежнему дышит своей обычной околозаводской жизнью. Чернышка дежурно лает, спросонья виляя хвостиком. Соседи не спят.

Прохожу по деревянной лестнице в архив моей памяти. Квартира номер 4.

Бросаюсь к бабушке в объятия и тихо повизгиваю от радости.

– Светик, Светлячок, пестик ты мой золотой, тычиночка моя, кровиночка моя родненькая, прыихала. А я ленивые приготовила. Ночнушка твоя вот. Зайди к тете Гале, она не спит, поздоровкайся.

– Бабушка-а-а-а, родна-а-я-я, как же я соску-учила-ась! Как же у тебя хорошо! Спасибо тебе за все-все-все!

Оглядываю комнату. Здесь сохранилась прежняя обстановка. На столе благоухает букет из пионов. Розовощекая кукла с русыми косами восседает на серванте в новом, вязанном крючком костюме и шляпе. Фарфоровая лошадь застыла в стремительном порыве на белой кружевной салфетке. Девушка-магнит приветливо подмигивает с холодильника.

С дороги качаюсь, как заправской моряк. Падаю без задних ног на кипенно-белую, хрустящую чистотой постель. Сквозь марлю, натянутую от комаров, доносится стрекот сверчков-маячков: «Тр-р-р. Тр-р. Тр».

Помню, что завтра с утра ожидает меня парное козье молоко, теплая буханка серого хлеба и вареники с вишней. Потом прибегут подружки, и мы усядемся на лавочке непременно лузгать семечки и секретничать. Рядом поставим кассетный магнитофон «Весна» и включим «Кино», «Наутилус», «Алису» и новый альбом Преснякова-младшего. Поэтому в 2020 году, когда сын мне проигрыватель подарил, первая купленная пластинка была именно с его песней:

И пусть у меня нет миелофона[9], но память хранит фрагменты того счастливого времени, мысленное путешествие в которое наполняет до краев любовью и благодарностью.

Трынь-тры-ынь-тр-р-ры-ы-ы-н-н-нь… Слышу, как сквозь сон пробивается звонок домашнего телефона. Встаю, еще не проснувшись, снимаю трубку.

– Света, ты где? – слышу взволнованный голос Ирины Степановны, нашего классного руководителя. И тут же меня обдает ледяным потом. Исусьи тапки! Я проспала. На выпускной экзамен по английскому!

Да как же так-то?! Что же это?! Как я могла?! Тем временем бабушка Фая спокойно варит манную кашу, кошка с любопытством наблюдает за попугайчиком. Родители на работе. Брат умотал в школу. И никто, никто не разбудил меня!

Пока впрыгиваю в черную юбку, застегиваю белую блузку, завязываю на бегу хвост, в голове мельтешат мысли.

Кошмар. Ужас. Трагедия. Никогда же не косячила, да и такого представить даже никто не мог. Отличница. Три репетитора, столько подготовки – и тупо не прийти на экзамен… А как же институт, как же иняз? Это же крах. Крах всего! Конец. Финиш.

Чуть не плача, несусь в школу. Благо, близко находится. Забегаю, пролетаю по лестнице мимо испугавшейся технички Альбины Александровны. Вот 20-й кабинет. Замираю на секунду. Набираю воздуха, стучу.

– May I come in?

Председатель комиссии строго кивает. Все что-то пишут. Морщатся над листами. До конца экзамена двадцать минут!

Тяну билет из остатка. Иду на заднюю парту. Чувствую на себе недоумевающий взгляд учительницы. Пульс барабанит в висках, сердце колотится, как птица в клетке. По пути одноклассник выразительно крутит глазами – SOS! Незаметно забираю бумажную полоску с его вопросом и бегло пишу тезисы. Только отдаю, как его вызывают. Я следующая.

Успеваю пробежать в памяти свои два вопроса. Писать уже некогда.

– Cherednichenko. Are you ready?

– Yes.

Выхожу. Отвечаю. Четко. Так, как надо. Оценка? Пять! Ф-фу-у-у-ух-х. Пронесло.