Синяя стена с портретом Николая Лунина[8]. Сорок дрожащих октябрят задержали дыхание. Надежда Семеновна беззвучно проходит между рядами.

– Что, вчерашний день ищем? Открываем «Букварь»!

Брежневские брови и взгляд насквозь. Из глубины пережившей войну души. Отложной воротник на коричневом кримпленовом платье. Дикторский голос разжевывает каждый знак:

– С че-го на-чи-на-ет-ся Ро-ди-на?

С первой учительницы.

После прогулок Чебурашку затаскивали в ванну, густо мылили шерстку. А потом стригли живую игрушку на манер пуделя. Как забавно растряхивал он мокрые капли по коридору, пока превращался в того самого свежего, чистенького, кудрявого ангелочка.

Милый был домочадец, ласковый, лизучий. Лакал «Жигулевское» с железной крышечки и смачно чавкал папиросными окурками, которыми песика щедро снабжал дедуля – выпрашивал-таки «ангелок» свой допинг.

Я обожала это егозливое пушистое существо с мокрым кожаным носом и шершавым розовым языком. Любовь к животным и желание помочь никельской природе, в те годы страдавшей от выбросов, привели меня в «Зеленый патруль».

До третьего класса мы обыскивали поселок в поисках раненых деревьев. Обвязывали бинтами ветки, подкрашивали и замазывали пластилином трещинки. Проверяли, как прижились обломки. Попутно находили и относили бесхозных котят к бабушке Тамаре.

В один из таких рейдов по характерному жаргону издали обнаружили банду двоечников, которые разожгли костер за вторым мостом.

Там был мальчик, похожий на принца из сказки «Три орешка для Золушки».

Из меня вдруг вырвался образ бесстрашного Робин Гуда: лук и стрелы, но не охотник.

– Сопки выжжены, форель в реке перевелась, а они траву жгут и карликовые березки губят, – вспылил во мне эко-защитник.

Распределяющая Шляпа тут же отправила бы компашку в Слизерин. Но Хогвартса тогда не существовало, а вот колонии для несовершеннолетних были.

Приняв обличье храбрых лучников, мы с подругой Лариской ринулись спасать берег Колосйоки от нашествия варваров из младшего класса.

– Какой ты сын мэра? Врать не надо! Он в моем классе учится, – нанесла я хук другу принца.

– И что, тебе можно губить лес?! – подливала масла Лорик.

– Мой папа – милиционер! – тут моя Робин применила запрещенный прием, солгав во имя спасения (папа-то работал в ВГСЧ).

– Могла ли та встреча закончиться дракой? – в ресторане, лет тридцать спустя, спрашиваю у своего внутреннего задиры.

– Но ведь аргумент про постановку на учет в комнату милиции сработал! Страшные пререкания с дюжиной вооруженных палками плохишей вскрыли мой бойцовский характер. Костер был потушен.

– Ой, Светлячок. Хорошими делами прославиться нельзя! – вдруг вспомнила слова Шапокляк бабушка. – Вас ведь покалечить могли!

– Чебурашка, скажи, разве истинных октябрят это когда-то останавливало?

Скрип мела о черную плоскость. Арифметичка в белоснежной блузке чертит прямую. Не отрывая руку, рассекает доску до края и переходит на стену. Грациозно скользит по классу, оставляя меловую линию. Огибает угол, описывает дверной косяк… Мы вот-вот должны осознать, что значит бесконечность, и тут… Вселенскую тишину взрывает шальной щелчок ручки. Шариковой. Моей. Магия схлопнулась.

– Вон из класса!

Верушка победно вскидывает руку и молниеносно плюсует к домашке пять номеров.

Так над безграничным хаосом воцаряется математика.

Чего боялись в детстве, помните?

Контрольных, если не готовы на 100 %. Пиковую даму, которую сами и вызывали. Темноты, когда оставались одни дома. Ядерного взрыва! Лично меня пугали мысли о том, что придется носить костюм химзащиты.

Бомбоубежище под третьей школой выглядело как реальная штольня. Серо-черный камень и запах земли с резиной казались зловещими. Плакаты, мишени, политинформации смотрелись угрожающе на фоне гонки вооружений. Каждый раз, надевая на уроке противогаз, я больно цеплялась волосами о тугую резиновую оболочку.

– Начали с подбородка! Держим двумя руками! Растягиваем на затылок! – командовал военрук Виктор Трофимович, щелкая секундомером. И мы заталкивали лица в защитные маски цвета хаки с глазами-стеклами. Собирали и разбирали автоматы все: и мальчики, и девочки. На бегу разворачивали пожарные рукава и тушили воображаемое пламя. Рисовали апокалипсис. Ходили в сопки. Готовились к войне и учились выживанию.

Мы лежали в окопах, метали гранаты, протискивались между землей и колючей проволокой. Учили речевки. Ходили строем. С желтыми аксельбантами по форме цвета хаки, в противогазах и с автоматами наперевес ползли по сентябрьской подмерзшей жиже Североморска. И вдруг взрыв. Второй.

– Кто колючку задел? Бэша? Тихо! Быстрее. Попцы втянули. Костяна на носилки. Карту! Шестой «Б», бегом к сопке, возьмем высоту, – прокричал наш командир, Женька Сомов. И мы побежали сквозь сухие ветки 1988-го вглубь осеннего леса.

По законам военно-спортивных игр все одиннадцать отрядов из области жили в настоящей солдатской казарме в столице Северного флота.

Утром выстраивались на ледяном плацу и маршировали в столовую. Хорошо, хоть кормили по-флотски, огроменными порциями: первое, второе, салат, два компота.

По вечерам китель и косы дополняли колготки в сетку и мини-юбки из джинсы. На ходу рисовали стенгазеты, репетировали художественную самодеятельность.

Димка Профессор исполнял «К Элизе». А мы с девчонками пели со сцены «Изгиб гитары желтой».

Игра завершилась. «Проститутки» – кинули на прощание парни постарше в черных бушлатах. «Стройбат!» – не спасовали и мы. Конечно, они злились. Оно и понятно, ведь наш класс выиграл областную «Зарницу» и увез в Печенгский район самый щедрый трофей – бесплатные путевки в Прибалтику.

Новый год отметили в поезде «Москва-Рига»: пришитыми к простыням, с зубной пастой на подушках и гирляндами из куриных ножек, висящими над головой. А потом мы въехали в сказку! Двенадцатиэтажный отель, чистенькие мощеные улочки с фонариками. Шведский стол с горами сосисок. Музеи: Чюрлениса, велосипедов, чертей. Замки, дворцы, площади, соборы. Мы искренне впечатлялись днем, а с ночи до утра за картишками рассуждали о том, что увидели в новогодней Риге, Елгаве, Каунасе, Шяуляе.

«Мне, пожалуйста, помаду “Дзинтарс”, девятнадцатый номер. Пять штук. Духи и колготки. На все». Правда, покупать приходилось, разговаривая на английском, иначе не продавали.

«Наслаждайтесь, скоро Прибалтика выйдет из состава СССР», – скажет нам классная, Ирина Степановна, возле домиков, где снимались сцены из Штирлица.

Через двадцать лет, в 2008-м, я снова поеду отмечать Новый год в Ригу. Да, это будет другая страна, но для меня с одной ма-аленькой общей историей – про шестой «Б» и про «Зарницу».

Р.S. Кстати, может, когда-нибудь «беглянка» вернется?

– Чередниченко, тебя к директору вызывают.

Меня? Сразу поняла: ох, не к добру это.

Начали издалека.

– Как ты могла? Что вы устроили? Где пионерская совесть? Долг? Честь? Как не сообщила в совет дружины? Зачем ходили отрядом к главе района?

– Просить за Лию Дмитриевну, учителя английского, чтоб не увольняли ее, – с трудом выжала объяснение.

Пунцовые моральные чтения директорши продолжились.

– Тебя в «Артек» от Печенгского района направляют! На Всесоюзный сбор активистов перестройки! А ты?! Путевки лишиться хочешь? За подрыв репутации школы. Отличница называется, председатель совета отряда, – распалялась Тамара Ивановна.

Классная строго молчала. От кома в горле до сухого града из моих «бесстыжих» опущенных глаз. Что тут поделать. Сама виновата.