Он явно пребывал в шоке: далеко не один раз переводил взгляд с меня на ребёнка и обратно. Несколько раз открывал рот, но не произносил ни звука.

– В смысле, внучка? – всё же он совладал с эмоциями и взял себя в руки.

– В прямом. Зовут Богдана. Более подробно расскажу чуть позже, если не возражаешь. – не сразу же с порога вываливать все подробности. Пусть пока то, что есть, переварит и осознает.

На шум наших голосов в холле появилась мама, с трудом управляющая коляской.

– Привет, мам.

– Здравствуй, сынок. А что у вас происходит? – спросила, опасливо косясь на люльку в моих руках.

– Да вот отца с внучкой знакомлю. Теперь твоя очередь. – мама только эмоционально взмахнула руками и, сжав ладони в кулаки, прижала их к груди.

– Мишенька. Это правда? Правда твоя маленькая?

– Самая, что ни на есть правда. – ответил маме во всю улыбаясь.

– Сынок, дай мне её, пожалуйста. – попросила, вскинув на меня искрящийся от слёз взгляд. – Можно же, да?

Кивнув, забрал кроху из люльки и, подойдя к маме, переложил дочку ей в руки.

Ну, собственно, эта поездка к родителям была обильно сдобрена слезами. И в кои-то веки, это были слёзы, не касающиеся здоровья матери. Родители до последнего поверить не могли, что стали бабушкой и дедом. Уж насколько отец привык справляться с эмоциями, а тоже глаза блестели. Про маму вообще молчу.

Единственным, что омрачало радость и не давало в полной мере расслабиться и насладиться, было состояние Поли. Мои родители хорошо её знали, от того восприняли новости о ней более болезненно. Но так же они были рады, что именно она родила нашу с ней дочь. Как позже признался отец, он напрягся, что это наше с Ульяной продолжение. Но я не настолько выжил из ума, чтоб продолжать род с ней!

Вообще теперь сложная картина вырисовывается. Мне и раньше этот брак поперёк стоял. А сейчас его наличие в моей жизни крайне лишнее и противоестественное. Не знаю, как всё будет складываться дальше, но что-то нужно решать. Знать бы ещё, как именно…

У родителей пробыли практически до вечера. Малышка с удовольствием спала на импровизированной кроватке. Удивительно даже, что не хныкала и была спокойной. Видимо, ей здесь было более, чем комфортно.

Когда уезжали, мои опять не могли сдержать слёз. Особенно мать. Весь день сегодня причитала о том, как счастлива, что она успела застать и увидеть моего ребёнка. Что на руках подержать успела. Как благодарна за внучку. А мне дурно от этих слов становилось. Получается, как бы мы с отцом не отгораживали её от негатива, она прекрасно осознавала, каким будет финал её болезни. И держалась получше нас с отцом.

А ещё понимаю, что единственный человек, которого можно благодарить за Дану, – это Поля. Я-то понятия не имел, что отцом стану. Жил как жил и в ус не дул. А Поля узнала, сохранила, выносила. Хотя я и не сомневался, что в случае с Полей будет именно так.

Будучи дома, покормил и уложил малышку спать. Позвонил Стасу и договорился на завтра, что они с Олей приедут посидеть с малышкой.

Завтра ответственный и волнительный день: Полю выведут из комы. И как бы я не хотел проводить всё время с дочерью, не поехать к Поле я не мог. Хочу быть рядом с ней. Хочу знать, как она. Хочу убедиться, что с ней всё хорошо.

Полина

Не могу понять, что происходит. Ощущение, будто разум мой, а тело чужое. Веки тяжёлые, словно свинцом налиты. Руки, ноги точно ватные, не пошевелить толком. А ещё боль. Глубокая такая, изнуряющая боль во всём теле. Словно в каждую мышцу отдаёт, по всем нервным окончаниям прошибает.

С огромным трудом и титаническим усилием, чисто инстинктивно коснулась рукой живота и пришла в дикий ужас от ощущения пустоты. Весь физический дискомфорт резко перестал быть значимым. Появился страх. Необъятный, всепоглощающий страх.

Несмотря на помутнение сознания, я чётко понимала, что больше не беременна. В памяти обрывками всплывали воспоминания. От этого стало ещё страшнее. Авария. Была авария. Я в ней пострадала. Помню, как в последние мгновения перед столкновением думала о том, чтоб малышка не пострадала.

Сейчас же я скребла скрюченными пальцами по животу, комкая ткань. Вместо слов из горла рвались непонятные и несвязные звуки. Больше походившие на тихое булькающее рычание. Как я не старалась, не могла вымолвить разборчиво ни одного слова. Но сейчас меня не пугали отсутствие нормальной речи, боль в теле и слабость. Меня беспокоило только желание понять, что с моей малышкой. Эта потребность была словно на инстинктивном уровне.

Разомкнула глаза, но увидеть ничего толком не смогла. Свет был настолько ярким, что всё размывалось в одно белёсое пятно.

– Тихо-тихо. Не нервничайте. Сейчас глаза привыкнут, будете немного чётче видеть. – попытался меня успокоить незнакомый мужской голос. Да только нервничать я начинала совсем по другой причине. Словно сидящая внутри паника пробивала себе выход наружу, кроша меня саму на мелкие осколки.

Снова попыталась задать вопрос, но ни черта у меня не вышло. Только сильнее сжимала ткань, непослушными пальцами.

– Так-так-так. Успокаиваемся. Вам сейчас нельзя усугублять состояние. – чужая тёплая ладонь коснулась моей руки. – Вы так из-за малышки? Так с ней хорошо всё. Цела и невредима. Всё самое страшное досталось вам. Но вы, мамочка, настоящий боец. Так что успокаивайтесь. Чем быстрее пойдёте на поправку, тем скорее увидитесь с дочкой.

Все ощущения были смазанными, но, кажется, после этих слов, от наступившего облегчения по вискам покатились слёзы. А я даже вытереть их не могла. Настолько беспомощное состояние было. Но что мне моё состояние, когда малышка цела? Сейчас больше ничего не имело значения, только она. Моя маленькая радость. А я оклемаюсь. Раз жива, дышу, значит, найду в себе силы восстановиться. Ад пройду, лишь бы рядом с ней быть.

– А сейчас полежите спокойно, мне нужно провести осмотр. – попыталась расслабиться и сосредоточиться на ощущениях. Пока со мной проводили различные манипуляции, я выслушивалась в слова мужчины. – Напугали вы нас знатно. Считайте, в рубашке родились. Теперь главное – восстановиться как следует. После таких травм, состояние более чем удовлетворительное. Будете умницей, всё наладится.

После того как меня осмотрели, я снова выпала из реальности. Понятия не имею, через сколько снова пришла в сознание. Но на этот раз могла немного разобрать картинку перед глазами. Сла́бо, не чётко, но уже лучше. Хоть что-то. Речь правда до сих пор была неразборчивой. Язык будто костяной.

Несколько раз ко мне заходили врачи и уверяли, что скоро речь восстановится. Объяснили, что после подобной травмы, такое происходит. Но, благо это обратимый процесс. Вкололи мне очередное обезболивающее, без которого хотелось лезть на стену.

И сейчас, когда боль ушла, отдаваясь слабыми отголосками, я лежала и мечтала увидеть свою крошку. Мне хоть и сказали, что с ней всё в порядке, но пока сама не удостоверюсь, не успокоюсь. Но вместо моей малышки, ко мне пожаловал другой гость.

Сознание было мутным, но когда моей руки коснулась крепкая мужская ладонь, не сильно сжав пальцы, чуть было не забыла, как дышать. Кажется, даже вздрогнула. Открыв глаза, попыталась сфокусировать взгляд на том, кто пришёл.

– Расслабься, Поль. Это я. – коснулся слуха до боли знакомый голос. Голос того, кого я так долго пыталась выкинуть из мыслей, сердца и жизни. Казалось, что успешно. А сейчас было чувство, что и не было этого времени врозь. Будто только вчера общались, шутили и поддерживали друг друга.

Тяжело сглотнув, попыталась подать голос. Но сложно. Очень сложно. И без того речь кривая, а сейчас и вовсе с таким всплеском эмоций внутри, язык будто к нёбу прирос.

– Меня предупредили, что тебе пока сложно говорить. Не пересиливай себя. – снова ощутила предательскую влагу на щеках. – Ну ты чего, Полька? Реветь вздумала?

Щеки коснулись его пальцы, аккуратно вытирая слёзы. У меня в этот момент всё словно оборвалось внутри. И не только оттого, что он тут, рядом со мной. А ещё потому, что скорее всего, он всё знает. Знает о дочери. Узнал не от меня.